Кольцо Фрейи - Елизавета Дворецкая

– Я тоже, тоже поеду! – закричала Ингер. – Давненько нам не привозили хороших мехов!

– Я поеду с вами, – сказал Харальд. При этом он смотрел на Гунхильду, видимо, думая, что не то гостью, не то пленницу не следует выпускать из усадьбы без должного присмотра, а на брата, похоже, не очень в этом полагался.

– И я хочу поехать! – тут же заявила Хлода, бросив недовольный взгляд сперва на Харальда, потом на Гунхильду.

Если Харальд не хотел оставлять без присмотра дочь Олава, то Хлода – своего мужа.

Собралась целая дружина, и Гунхильда чувствовала тревогу и разочарование. Если, как она думала, Бергрен хочет сообщить ей нечто тайное насчет брата, то присутствие чуть ли не всей семьи Горма с хирдманами очень затруднит такой разговор. Но делать было нечего.

Весь остаток вечера и ночь она ждала, не будет ли случая обменяться с готландцем парой слов без чужих ушей, но ничего не вышло. Наутро после пира Бергрен уехал, условившись, что сыновья конунга с девушками приедут смотреть меха завтра. А Гунхильда вспомнила о двух бродягах. Всего несколько дней назад эти люди если не видели ее отца и брата, то находились совсем неподалеку от них. Асфрид тоже была обеспокоена, хотя, собственно, они ничего нового не выяснили: и без Кетиля Заплатки все думали, что Олав где-то в Швеции, а получит он там он помощь или нет, бродячий мудрец не знал. А стало быть, ни за договор, который Горм предложил Асфрид и Гунхильде, ни против него новых доводов не появилось.

Наутро Гунхильда тайком дала поручение Богуте: найти бродяг и расспросить, не знают ли те еще чего-нибудь. Видели они Олава или Эймунда, что об этом говорят в Бьёрко – словом, все, что можно выведать. Однако Кетиль Заплатка исчез вместе с Бергреном – видать, пошел проверить милосердие хозяев по окрестностям, и осталась только его тощая дочь. Велев не приближаться к нищенке на глазах у людей, Гунхильда сама не знала, где служанке удалось ее застать, но уже к середине дня Богута шепнула, что дочь Кетиля просит Гунхильду поговорить с ней – и тоже так, чтобы никто не видел.

Это было не так-то легко устроить: в усадьбе везде люди, а если Гунхильда пожелает выйти прогуляться к морю или в роще перед Серой Свиньей, ей непременно дадут сопровождающих. И где это видано, чтобы дочь конунга гуляла вместе с нищей побирушкой? Ни в какую кладовку нищенку не пустят, а если заметят там, то нещадно побьют, решив, что она пытается что-то стянуть.

Пришлось использовать единственное уединенное место, куда каждый мог отправиться, не вызывая подозрений, – отхожий чулан. Дощатое строение в углу двора, почти вплотную к частоколу, могло вместить сразу несколько человек, и Гунхильда отправилась туда вместе с Богутой, которая встала на страже за дверью – следить, не идет ли кто-нибудь. Это было отхожее место нарочно для женщин: королева Тюра приказала построить его после каких-то неприятных происшествий во время йольского пира.

Бродяжка уже ждала внутри – за ней-то никто не следил, Грим управитель и служанки довольствовались тем, что незваные гости не вертятся возле съестных припасов. Строение освещалось оконцем над дверью да щелями в стенах, и Гунхильда не сразу смогла разглядеть нищенку – та стояла в углу, в своей некрашеной мешковатый мужской рубахе совсем незаметная. О ее присутствии предупреждал разве что стойкий запах удушливой кислятины, отроду не стиранной одежды и тела, вероятно, не мытого почти столько же. Пол был усыпан свеженарезанным можжевельником – по приказу Тюры его меняли через день, чтобы отбить неприятный запах отхожего места, но сейчас и это мало помогало.

– Ты здесь! – охнула Гунхильда. – Что ты стоишь там в углу, я тебя совсем не вижу. Подойди. Что ты там жмешься, будто и правда тролль от солнца.

Нищенка сделала короткий шаг, но ближе не подошла. Пришлось Гунхильде сделать несколько шагов к ней, но нищенка попятилась и снова вжалась в угол.

– Надо говорить тише, вдруг кто-то снаружи услышит! – зашептала Гунхильда. – Не бойся, я же не буду тебя бить!

– Как знать, – шепнула нищенка, впервые открыв рот.

– Ты сама видела Олава конунга?

– Нет.

– Но ты же просила со мной увидеться. Ты что-то знаешь, что может быть важно для меня? Говори быстрее, нас обеих не похвалят, если застанут здесь. Я дам тебе бусину.

– Давай! – Нищенка привычным движением протянула узкую грязную ладошку.

– Успеешь! Я не буду здесь в темноте возиться развязывать ожерелье.

– Ты пока развязывай, а я скажу. Я знаю одних людей, они, может быть, будут возвращаться назад в Бьёрко.

– Кто-то сможет передать весть моему отцу? Это Бергрен?

– Не знаю. Может, он, а может, и нет. Но эти люди, может быть, увидят твоих родных. Если увидят, что они могут им сказать? Ты и твоя бабка живете здесь в плену или вы сами так захотели?

– Я не в плену, мы с Асфрид сами решили поехать к королеве Тюре, чтобы нас не взяли в плен!

– А в вашем доме уже эти люди? – Нищенка кивнула в ту сторону, где за стеной отхожего чулана располагался хозяйский дом.

– Да, они заняли Слиасторп, ведь его некому было защищать. Но потом ушли.

– И теперь конунг хочет взять тебя в жены, чтобы стать законным хозяином вашей усадьбы?

– Не конунг, а его старший сын.

– А ты хочешь вернуться к родным? Или выйти замуж?

– Я…

Гунхильда растерялась: впервые ее вот так прямо спросили, чего хочется ей самой. Тем более странно, что это сделала не фру Асфрид, не Горм, а нищая бродяжка! Если думать о себе, то было бы совсем неплохо стать женой Кнута и королевой Дании, но это замужество сильно помешало бы ее родичам, и она не имела права так поступить по собственной воле.

– Я хочу вернуться к отцу и брату, потому что они имеют право распоряжаться моей судьбой!

– Тогда жди. Может быть, те люди что-то передадут тебе.

– Через тебя?

– Может быть. За мной никто не смотрит, куда я иду собирать корки и селедочьи хвосты. Давай бусину.

– Тебе ее даст моя служанка. И спрячь получше, чтобы никто не увидел!

– Эта твоя служанка может знать все, что знаешь ты?

– Да, я ей доверяю. Ее зовут Богута, она вендка.

– Я скажу ей. С тобой трудно говорить, очень далеко.

– Хорошо, передай через нее.

И Гунхильда поспешно покинула это не слишком благоуханное место, шепнув Богуте, чтобы тайком передала нищенке какую-нибудь бусинку. Это было для побирушки настоящее сокровище: хлеба или рыбы в обмен на стеклянную бусину дадут столько, что она не сможет унести, даже вместе со своим отцом, а питаться этим они смогут целый месяц.

И вот Гунхильда снова сидела бок о бок с Ингер за прялкой, стараясь сохранять невозмутимый вид, но сердце ее отчаянно билось. Едва заметные намеки Бергрена, речи бродяжки – все это вместе означало, что Олав и Эймунд ищут способ связаться со своими женщинами и что-то сделать для их спасения. Пока Асфрид с внучкой в руках Горма, Инглингам трудно что-то предпринять. И если они узнают, что Асфрид и Гунхильда в Эбергорде, то именно сюда они и явятся с войском…

У Гунхильды упало сердце. Даже если ее отец придет сюда с целой сотней кораблей, Горм сумеет выторговать себе любые выгодные условия в обмен на возвращение матери и дочери Олава живыми и здоровыми. А если переговоры зайдут в тупик, сперва убьет их, а потом будет сражаться. Все это может принести ей скорее гибель, чем спасение. Одна надежда на то, что отец тоже все это хорошо понимает. Но что тогда?

Назавтра с утра была хорошая погода, совсем весенняя: светило солнце, освещая первую зелень лугов. Родичи Горма ехали верхом, хирдманы шли пешком, распевая песни – Харальд взял с собой не менее десятка человек, но не потому, что чего-то боялся. Почему бы не дать парням прогуляться в хорошую погоду? Кому хочешь надоест за зиму глотать дым очагов. Оба брата тоже присоединились к пению, девушки смеялись и болтали, и дорога до Гестахейма пролетела незаметно. По пути Гунхильда примечала, что Ингер особенно охотно смеется, когда глядит на Асгейра – молодого хирдмана из дружины Горма, и он тоже все поглядывает на нее. Понятное дело! Для молодых (да и не очень молодых) хирдманов хозяйская дочь, если она лицом получше троллихи, всегда – воплощение Фрейи, прекрасная и нарядная дева из сказаний. И очень многие из девушек, живя в одном доме с десятком-другим сильных отважных парней, рано или поздно находят одного, из-за кого сердце бьется чаще. Обычно из этого не выходит ничего хорошего – бабушка еще в детстве натвердила ей это, а тетка Одиндис порассказала немало историй, когда девушка, не устоявшая перед удалью хирдмана, потом осталась опозоренной и не смогла найти достойного мужа или была вынуждена бежать с ним из дома и навсегда оборвать связи с родом. Гунхильда, не желая себя потерять, никогда не приглядывалась к хирдманам отца и брата, а вот Ингер, похоже, скучая в ожидании замужества, не прочь поразвлечься с тем, что есть… Любопытно, что скажет этот гордец Харальд, если про его сестру пойдут слухи… Гунхильда покосилась на Харальда, но он увлеченно пел и, по всему виду, находился в самом веселом и беспечном настроении.