Кольцо Фрейи - Елизавета Дворецкая

Снизу слышался лязг железа и яростные крики, но Гунхильда уже была по другую сторону стены и спускалась, все так же стоя в петле, только еще быстрее. Земли она не достигла: на полпути ее поймали прямо в воздухе чьи-то руки, дернули вниз, и она обнаружила, что ее бросают поперек лошади перед седлом. И лошадь прямо сразу пустилась вскачь. Гунхильда только ахнула – ей было страшно, неудобно, она висела вниз головой и, казалось, сейчас свалится прямо под копыта; кто-то держал ее за пояс, погоняя коня, и было ясно, что ее удобства сейчас волнуют похитителя очень мало. И она даже не знала, кто это! В темноте ничего не видя, Гунхильда даже не могла кричать, каждое мгновение ожидая, что сейчас ударится головой о камень или дерево, и тут ей конец придет. Слава Фрейе, что перед выходом она заплела волосы в косу, а косу засунула концом за пояс, под плащ и худ, иначе ей оторвало бы голову! Ее быстро замутило, она зажмурилась, сжала зубы, стараясь плотнее прижаться к пахнущему потом лошадиному боку, чтобы меньше трясло. Было так жутко, что она старалась вообще не думать, что происходит, а только ждала, когда же это все кончится, так или иначе!

А лошадь с неведомым всадником мчалась через пустошь по тропе, уносясь все дальше во тьму. Гунхильда даже не думала о погоне – так ужасала ее сама эта скачка. Смутно она различала, что совсем рядом молотят копыта еще одной лошади, значит, похитителей двое; она отчаянно пыталась понять, есть ли рядом Эймунд, он ли сидит на той второй лошади. На той, где она, брат никак не мог оказаться: она еще успела сообразить, что Эймунд остался внизу, во дворе, когда ее потянул вверх кто-то другой.

– Стой! – крикнул тот, второй. – Придержи, не пойму, куда мы заехали!

– Надо по тропе вдоль моря! – закричал другой голос над ухом у Гунхильды, и она поняла, что это Халле.

– Да знаю, еще бы найти эту тропу! Темно же, как у тролля в заднице!

Лошадь придержали, и для Гунхильды это обернулось большим благом: Халле соскочил с седла, снял девушку с лошади, поставил рядом с собой. От потрясения и головокружения она едва могла стоять, и он обнял ее, помогая утвердиться на ногах.

– Как ты, йомфру? – с беспокойством спрашивал Халле. – Ты цела? Потерпи, скоро мы будем на корабле.

– Вон туда! – крикнул второй похититель, тем временем пытавшийся рассмотреть дорогу. – Я помню вон те два камня!

Халле снова вскочил в седло, подал руку Гунхильде и помог сесть на круп лошади позади себя. Теперь она ехала, как человек, держась за пояс Халле, и чувствовала себя получше: все-таки ей больше не приходилось висеть вниз головой, будто украденная овца.

– Где Эймунд? – крикнула она, когда Халле снова пустил лошадь вскачь.

– Он приказал нам увозить тебя, если что-то пойдет не так! Если сможет вырваться, догонит нас!

Гунхильда попыталась оглянуться, но, конечно, не увидела ничего, кроме тьмы. Сердце упало: ее брат остался где-то там, в усадьбе! Жив ли он еще? Или в этот самый миг он уже мертв, убит, погиб, спасая ее? Душу залило холодное отчаяние, но что она могла сделать? Вернувшись, она ничем ему не поможет.

Ну а вдруг он еще выберется? Ведь Эймунд – сильный и решительный воин, он сможет прорваться!

– Там еще одна лошадь! – на скаку закричал Халле, угадывая ее мысли. – Он догонит нас, если только выберется за ограду!

Но все же он там один против целой толпы! «Славна Гормова дружина…» – навязчиво всплыли в памяти дурацкие стихи, годные только для пьяного пира, и Гунхильда скривилась от отчаяния. Сердце разрывалось при мысли, что она, даже вернувшись к отцу, никогда не увидит больше ни бабушки, ни брата, отдавшего жизнь ради ее спасения! И снова она пыталась оглядываться, всей душой желая расслышать топот копыт, далеко разносящийся в лесу, увидеть на темной тропе силуэт одинокого всадника. Если только Эймунд прорвется за частокол, то успеет ускакать, пока люди Горма будут седлать своих коней!

Скакавший первым – это был Альрик, еще один хирдман Эймунда, – снова придержал коня и стал лихорадочно озираться.

– Халле, ты не помнишь этого места? Тролли в задницу, мы заблудились!

***

А во дворе Гормовой усадьбы разыгралось настоящее сражение – если так можно назвать схватку, где с одной стороны несколько десятков человек, а с другой – всего один, поддержанный лишь темнотой, неожиданностью и неразберихой. Эймунд был уже готов, держась за вторую веревку, последовать за сестрой к верхнему краю ограды, как вдруг кто-то с визгом выскочил из темноты и вцепился в улетающую Гунхильду. Эймунд бросился на невидимого врага и на ощупь мгновенно определил, что это женщина, вернее, девушка – под руки ему сразу попалась целая копна мягких и тонких густых волос. Причем не служанка какая-нибудь: он ощущал тонкую шерсть и шелк, узорные литые застежки на груди, а тяжелые нити бус отчаянно вырывавшейся противницы уже не раз ударили его в пылу борьбы по лицу. Ингер – это была дочь Горма – пришлось выпустить Гунхильду, и теперь она сама пыталась вновь обрести свободу, отчаянно вырываясь и крича. Эймунд зажимал ей рот, стремясь не дать поднять тревогу и еще надеясь, что ее появление здесь случайно. Оно и было случайно: в этот неурочный час конунгова дочь очутилась в дальнем углу двора ради встречи вовсе не с Эймундом сыном Сигтрюгга.

Убедившись, что сестра благополучно достигла верхнего края стены и исчезла за ним, Эймунд мог подумать о собственном спасении. Отшвырнув от себя Ингер, он схватился за веревку и подтянулся. Но Ингер, хоть и не удержалась на ногах от толчка, была истинной наследницей древних валькирий и не собиралась так просто сдаваться. Поняв, что дочь Олава ускользнула, она преисполнилась решимости не дать уйти хотя бы тому, кто за ней явился. Ингер понятия не имела, кто это такой, ибо со своего места под стеной, к которой ее в настойчивых объятиях прижимал хирдман по имени Асгейр, не могла расслышать, о чем шепталась Гунхильда с ночным гостем. Поначалу она вообще подумала, что та пришла сюда с той же целью и обжимается там с Кнутом. И только когда взошла луна, Ингер, прервав свои занятия с Асгейром, разглядела, что собеседник Гунхильды заметно ниже ростом, чем Кнут, не такой широкий, и что рыжеволосая красотка явно намерена сбежать!

Ингер была не только отважна, но и сообразительна: Асгейра она послала оповестить отца и хирдманов, а сама осталась наблюдать. И поняла, что одного наблюдения мало и придется вмешаться: ночной гость вот-вот исчезнет за оградой вместе со своей добычей! И тогда она метнулась вперед и схватила Гунхильду за ногу, крича, чтобы сбить злоумышленников с толку и дать знать своим людям, куда бежать в темноте. И вот теперь она повисла на ночном госте, стараясь не дать ему исчезнуть, как исчезла Гунхильда. Уже слышались крики, блестели огни факелов, вот-вот подоспеет помощь!

В этот миг она ощутила, что ее хватают за шею, потом был рывок, а потом что-то большое и очень твердое ударило по лицу, и наступила тьма. Приложив девушку головой о частокол, Эймунд выпустил ее и потянулся к веревке, но в это время в бревно возле его ладони вонзилась сулица. И он понял, что времени лезть наверх у него больше нет. Десятки факелов слепили глаза, бросая жаркие отблески на сталь обнаженных клинков. Оставалось одно – принять бой и умереть, если так хочет Один, как подобает наследнику королевского рода. Правой рукой выхватив меч, левой Эймунд вырвал сулицу из бревна, чтобы прикрываться ею вместо щита – все лучше, чем ничего. Прорваться он не надеялся – он был зажат в заднем углу двора, между ним и воротами гомонила вся Гормова дружина. А попробуй он сейчас полезть наверх, его прибьют копьем к бревну, будто лягушку.

Уходя от первого нацеленного в него выпада, подавшись чуть в сторону, Эймунд почти споткнулся обо что-то, лежащее на земле. Не глядя вниз, он понял, что это. А вернее, кто. И его осенило: отшвырнув сулицу, он рывком подхватил с земли Ингер и прижал к себе левой рукой. Нацеленные в него мечи и копья немедленно отодвинулись. Не раздумывая, Эймунд бросился вперед, пока хирдманы не опомнились. Прямо перед собой, в десятке шагов, он видел распахнутую заднюю дверь конунгова дома, где внутри пылал огонь; если пройти через дом, то через другую дверь можно выбраться на «чистый» двор, а там ворота! Перелезть через стену, имея всего одну свободную руку и увесистую девушку вместо щита, никак не получится, но выйти через ворота вполне возможно. А там, если он доберется до своей лошади раньше людей Горма…

Идти было трудно: он почти нес Ингер, которая, хоть и была в сознании, совсем не передвигала ноги. Он держал пленницу за горло, слегка придавливая и давая понять, что сломает девушке шею, если его попытаются задержать. Теперь он разглядел, с кем имеет дело: вчера, когда сыновья Горма приезжали в Гестахейм, он тоже всех их видел из укрытия и понял, что под стеной его подстерегла дочь самого конунга. Зря ей не спалось у себя в девичьем покое, но, с другой стороны, окажись на ее месте служанка, как живой щит она не представляла бы почти никакой ценности. А вот ради дочери Горма эти удальцы, пожалуй, поостерегутся пускать в ход свои клинки.