Военный переворот (книга стихов) - Дмитрий Быков

3

Что было после? Был иллюзион,Калейдоскоп, паноптикум, постфактум.Все кончилось, когда она и онРасстались, пораженные. И как тамНе рыпайся — все призраки, все тень.Все прежнее забудется из мести.Все главное случилось перед темКогда ещё герои были вместе.И темный страх остаться одному,И прятки с одиночеством, и блядки,И эта жажда привечать в домуЛюбого, у кого не все в порядке,Совсем другая опера. Не то.Под плоть замаскированные кости.Меж тем любовь у них случилась до,А наш рассказ открылся словом "после".Теперь остался беглый пересказ,Хоть пафоса и он не исключает.Мир без любви похож на мир без насС той разницей, что меньше докучает.В нем нет системы, смысла. Он разбит,Разомкнут. И глотаешь, задыхаясь,Распавшийся, разъехавшийся быт,Ничем не упорядоченный хаос.Соблазн истолкований! Бедный стихСбивается с положенного круга.Что толковать историю двоих,Кому никто не заменил друг друга!Но время учит говорить ясней,Отчетливей. Учитывая это,Иной читатель волен видеть в нейМетафору России и поэта.Замкнем поэму этаким кольцом,В его окружность бережно упрятавПортрет эпохи, список суррогатов,Протянутый между двумя "потом".

4

Я научился плавать и свистеть,Смотреть на небо и молиться Богу,И ничего на свете не хотеть,Как только продвигаться понемногуПо этому кольцу, в одном рядуС героями, не названными внятно,Запоминая все, что на виду,И что во мне — и в каждом, вероятно:Машинку, стол, ментоловый "Ковбой",Чужих имен глухую прекличкуИ главное, что унесу с собой:К пространству безвоздушному привычку.

* * *

Андрею Шемякину

Адам вернулся в рай. От праведных трудов.На краткосрочный отдых.Прогулки по садам, сбирание плодов,Лечение на водах.Он бродит меж дерев, припоминая сорт,Перезабыв названья.Что хочешь надкуси: хоть яблоко апорт,Хоть яблоко познанья.Он медленно отвык от тяпок и мотыг,Он вспомнил прежний климат,Он вспомнил все слова, каких земной языкНе вспомнит и не примет.Привык он на земле молиться о дождях,О сборе урожая…Глаза, как у коров, ладони, как наждак,И кожа, как чужая.Он долго жил не здесь, а там, где каждый звукПришпиливал, как мету,К бокам своих коров, к делам своих же рук:На слово — по предмету.Но есть другая речь, которая парит,Подобно паутине,И ею, наконец, он с Богом говоритНе только о скотине.А ты, жена, поспи. Потом опять рожатьВ обещанном мученье.Беседы двух мужчин тебе не поддержать:Темно её значенье.Покуда вы в раю, пусть спорят ни о чем,Не сдерживая пыла,И яблоки грызут… Тем более потомВсе будет, как и было.Придется разбирать обширный чемодан,Оставленный при входе,Невыметенный дом готовить к холодам,Молиться о погоде,Вытягивая воз, надсаживая грудь,Теряя счет заплатам…Но знать, что где-то есть. Все там же. Где-нибудь.Меж Тигром и Евфратом.

СЧАСТЬЯ НЕ БУДЕТ

Олененок гордо ощутилМежду двух ушей два бугорка,А лисенок притащил в норуМышь, которую он сам поймал.

Музыка, складывай ноты, захлопывай папку,Прячь свою скрипку, в прихожей разыскивай шляпку.Ветер по лужам бежит и апрельскую крутитПыль по асфальту подсохшему. Счастья не будет.Счастья не будет. Винить никого не пристало:Влажная глина застыла и формою стала,Стебель твердеет, стволом становясь лучевиднымНам ли с тобой ужасаться вещам очевидным?Будет тревожно, восторженно, сладко, свободно,Будет томительно, радостно — все, что угодно,Счастья не будет. Оставь ожиданья подросткам,Нынешний возраст подобен гаданию с воском:Жаркий, в воде застывает, и плачет гадалка.Миг между жизнью и смертью — умрешь, и не жалкоБольше не будет единственным нашим соблазном.Сделался разум стоглазым. Беда несогласным:Будут метаться, за грань порываться без толку…Жизнь наша будет подглядывать в каждую щелку.Воск затвердел, не давая прямого ответа.Счастья не будет. Да, может, и к лучшему это.Вольному воля. Один предается восторгамЭроса. Кто-то политикой, кто-то ВостокомТщится заполнить пустоты. Никто не осудит.Мы-то с тобой уже знаем, что счастья не будет.Век наш вошел в колею, равнодушный к расчетам.Мы-то не станем просить послаблений, а что тамБьется, трепещет, не зная, не видя предела,Страх ли, надежда ли — наше интимное дело.Щебень щебечет, и чавкает грязь под стопою.Чет или нечет — не нам обижаться с тобою.Желтый трамвай дребезжанием улицу будит.Пахнет весной, мое солнышко. Счастья не будет.

К ВОПРОСУ О РОЛИ ДЕТАЛИ В СТРУКТУРЕ ПРОЗЫ

Кинозал, в котором вы вместе грызли кедрачИ ссыпали к тебе в карман скорлупу орехов.О деталь, какой позавидовал бы и врач,Садовод при пенсне, таганрогский выходец Чехов!Думал выбросить. И велик ли груз — скорлупа!На троллейбусной остановке имелась урна,Но потом позабыл, потому что любовь слепаИ беспамятна, выражаясь литературно.Через долгое время, в кармане пятак ища,Неизвестно куда и черт-те зачем заехав,В старой куртке, уже истончившейся до плаща,Ты наткнешься рукою на горстку бывших орехов.Так и будешь стоять, неестественно прям и нем,Отворачиваясь от встречных, глотая слезы…Что ты скажешь тогда, потешавшийся надо всем,В том числе и над ролью детали в структуре прозы?

КУРСИСТКА

(из цикла "Фантазии на темы русской классики")

Анне Пустынцевой

Анна, курсистка, бестужевка, милый дружок,Что вы киваете так отрешенно и гордо?Видимо, вечером снова в марксистский кружокВ платьице жертвенно-строгом под самое горло.Аннушка, вы не поверите, как я устал:Снова тащиться за вами, любимая, следом,Снова при тусклой коптилке читать "Капитал",Будто не зная других развлечений по средам!Дети дьячков, не стиравшие воротничков,С тощими шеями, с гордостью чисто кретинской,Снова посмотрят презрительно из-под очковНа дворянина, пришедшего вместе с курсисткой.Кто это злое безумие вам диктовал?Аннушка, что вам тут делать, зачем среди них вы?Прежде заладят: промышленность, рынок, товар…После подпольно сипят про враждебные вихри…Вследствие этого пенья сулят благодать…Все же их головы заняты мыслью иною:Ясно, что каждый бы вами хотел обладать,Как в "Капитале" товар обладает ценою.Сдавленным шепотом конспиративно оретГлавный поклонник Успенских, знаток Короленок:"Бедный народ!" — будто где-нибудь видел народ!После он всех призывает в какой-то застенок.Свет керосинки едва озаряет бедлам.Некий тщедушный оратор воинственней Марса:Аннушка! Всю свою страсть безответную к вамВ поисках выхода он переносит на Маркса!Сущий паноптикум, право. Гляди, да дивись.Впрочем, любимая, это ведь так по-российскиТо, что марксисты у нас обучают девиц,Или, верней, что в политику лезут курсистки!Душно мне в Питере, Аннушка. Давит гранит,Геометрический город для горе-героев.Ночью, бывало, коляска внизу прогремит,И без того переменчивый сон мой расстроив,Думаешь, думаешь: что вы затеяли тут!Это нелепо, но все ж предположим для смеха:Что, если эти несчастные к власти придут?!…В стенах промозглых ответит гранитное эхо.Аннушка, милая, я для того и завелВсю эту речь, чтобы нынче, в ближайшее лето,Вас пригласить на вакации съездить в Орел:Аннушка, как мне отчетливо видится это!В августе яблоки, груши, малина — горой:Верите ль, некуда деть — отдаем за бесценок.К вашим услугам отличнейший погреб сырой,Если вам так непременно охота в застенок.Будете там запрещенные книжки читать,Ибо в бездействии ум покрывается ржавью.Каждую ночку я буду вас так угнетать,Как и не снилось российскому самодержавью!…Боже, давно ли?! Проснулся, курю в полумгле.Дождь не проходит, стекло в серебристых потеках.Что-то творится сейчас на безумной землеТам-то не ведают, где ж разглядеть в Териоках…Видимо, зря я тогда в эмпиреях парил.Знаете сами, что я никудышний оратор.Может быть, если бы вовремя отговорил,Мне бы спасибо сказал Государь Император.

ВЕРСИЯ