Испивший тьмы - Замиль Ахтар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы нашли лавку, наполненную недавно отполированными драгоценными камнями и металлами. Продавец говорил со стальным семпурийским акцентом. Лавку охранял десяток мужчин с арбалетами. Вывеска гласила «Дукас и сыновья».
Я предоставил Маре торговаться, а сам ждал с детьми. Я умел только брать, а не торговать, продавать безделушки на рынке – женская работа. Мара вернулась от ювелира с кожаными мешочками, в которых лежали золотые, серебряные и медные монеты.
Я взял золотую. На меня смотрели лицо Иосиаса и четыре глаза Цессиэли. Безвольными руками Иосиас прижимал к груди императорский скипетр.
Монета весила меньше привычного.
– Видимо, это солидус половинного веса, – сказал я. – Клянусь, монеты с каждым годом становятся все легче.
– Новый стандарт. – Мара спрятала кожаные мешочки в купленную у ювелира сумку. – И виноват в этом ты.
Ну конечно, кто ж еще. Мои войны поглотили больше золота, чем экзархат Семпурис добыл за десять лет.
– Но я почти победил. Мы проиграли из-за Ираклиуса.
– И что же ты завоевал?
– Земли, принадлежащие нам по праву. В отличие от золота, территории не добыть на рудниках. И в лавке не купишь. Их можно только заработать кровью.
– И что же в конечном счете ты заработал, пролив столько крови?
Мне не нравился ее насмешливый тон, как и презрительный взгляд. Но Мара – не один из моих воинов. Я не могу ее приструнить.
– Ничего, – признал я.
Мимо с хохотом прошла группа моряков, от них несло потом и солью, а на боках раскачивались толстые кошельки.
– Неправда. Твое кровопролитие принесло много горя двум континентам. Не прибедня… – Глаза Мары округлились. – А где дети?
Я обернулся. Они только что стояли за нами, а теперь пропали. Я посмотрел в одну сторону и в другую, но не заметил их в толпе.
– Ана! Принцип! – в панике закричала Мара.
– Тсс! – сказал я. – Не привлекай внимания.
Проигнорировав мои слова, она продолжала кричать:
– Ана! Принцип!
Я бегом проверил прилегающие улочки и переулки. Проклятье! Дети такие непредсказуемые, непонятные существа. На боковой улице я чуть не столкнулся со священником, который рассматривал прилавок с церковной утварью. Мое внимание привлек кусок черного металла. Он напомнил о моей металлической руке.
– Ана! Принцип! – не унималась Мара.
Я помчался по другой боковой улице, где располагались портные. Платья и халаты всех расцветок из всевозможных тканей, от мягчайшего шелка до самой суровой шерсти, висели на деревянных манекенах, выстроившихся вдоль улицы, как армия в засаде.
Я грубо растолкал покупателей. В конце улицы я заметила мальчика и девочку. Ана держала подол платья, а Принцип стоял рядом и озирался, словно охранял ее.
Из переулка к нам спешила Мара.
– Клянусь Архангелом! – Покрасневшие лоб и щеки Мары покрылись потом. – Думаешь, ты причинила мне не достаточно страданий?
Ана молчала, не спуская глаз с платья.
– Не уходите далеко, – добавил я. – Нас наверняка ищут люди Васко. Они могли вас схватить.
– Я сама справлюсь с дочерью. – Мара схватилась за стену, чтобы не упасть. – Можем мы просто найти место для ночлега?
Но Ана вцепилась в платье.
– У нас же найдется лишний солидус? Это платье мне как раз впору.
– Ты совсем выжила из ума? – сказала Мара. – Чем я заслужила такую пустоголовую дочь?
Ана помрачнела:
– Прости, мама. – Она отпустила платье. Я никогда еще не видел ее такой угрюмой. – Не знаю, что на меня нашло. Я увидела деревянные статуи со всей этой одеждой и… Прости.
Быть может, она никогда не бывала в таком ослепительном городе. Завтра у них еще будет время им восхититься, когда мы немного отдохнем.
– Я знаю тут одно место неподалеку, – ответил я. – Пуховые перины. Свежие оливки и козий сыр на завтрак. А на той же улице есть общественная баня.
По крайней мере, насколько я помнил. Я не бывал здесь уже лет пять.
– Настоящий рай. – Мара стерла рукавом пот с лица. – Давай уже пойдем туда, пока я не рухнула замертво.
Все оказалось именно таким, как я запомнил, вот только хозяева сообщили, что больше не подают завтрак, потому что оливки за год подорожали в пять раз, а козьего сыра теперь в Ступнях и в помине не сыскать.
Мы заплатили за одну комнату и стойло для лошадей. Мара, Ана и Принцип спали на кровати, а я на полу. Сон свалил всех нас без промедления. Мне снился дождь с темными как смола каплями, который потоком хлестал мой галеон «Морской клинок». Эдмар, Зоси, Беррин, Айкард, Орво – все мои друзья тонули в этом дожде.
Я проснулся дрожа. Через окно на меня смотрела убывающая луна. Мара, Ана и Принцип еще спали, переплетя во сне руки и ноги.
– Что я такое делаю? – прошептал я себе под нос.
Я не несу за них ответственность. К тому же они меня ненавидят. Мне следует просто уйти сейчас же. Найти корабль и убраться куда-нибудь подальше.
Я пожертвовал всем ради империи, а империя меня ненавидела. Что я здесь забыл?
Но я слишком устал, чтобы двигаться. Спина и пах болели после целого дня в седле. И я снова провалился в сон, а в груди по-прежнему кипели злость и печаль.
Мне снились Ашери, Элли и Принцип в пустыне. Шел дождь из костей, в котором они утонули.
Я снова проснулся дрожа. В предрассветные часы небо окрасилось в мрачно-синий цвет. Ана и Принцип еще спали, но Мара уже нет.
Я поспешно встал, вышел из комнаты и оглядел коридор.
Мара села на стул в дальнем углу у окна. Ее глаза были мокрыми, как будто она плакала.
– Ты шумно спишь. – Она вытерла нос рукавом.
Я сел напротив.
– Надеюсь, я тебя не разбудил?..
– Дурацкая привычка – вставать с петухами. В монастыре ее вбивают намертво.
– Пойду поищу чего-нибудь поесть. Я быстро. Вернись в комнату и запри дверь. – Я протянул ладонь. – Дай мне пару медяков. Или даже серебро, учитывая, как все вздорожало.
– Думаю, ты уже сделал для нас достаточно. – Она окинула меня яростным взглядом.
Она не могла не знать, что Васко схватит ее и детей, если меня не будет рядом. У него были парящие глаза для слежки и много людей под командованием. Я не мог их покинуть, разве что ненадолго.
