Пусть будет гроза - Мари Шартр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Открой окна, все до единого! – яростно скомандовал он, энергично протирая губкой передние сиденья и не переставая ворчать: – Как же я это ненавижу, ты бы знал!
Настоящий живой комок нервов. Нет, серьезно, по сравнению с ним я был на удивление спокоен и невозмутим. Круче всех в Мобридже, а может, и в штате.
Честно говоря, эта мысль мне пришлась по душе, прямо как-то хорошо стало, хоть, конечно, и мучила совесть из-за бутылки.
– Ты мне помочь, случайно, не хочешь? – раздраженно поинтересовался Ратсо.
– Ну… Боюсь, это будет проблематично, – ответил я упавшим голосом.
– Чего, никогда тачку не мыл? Вечно кого-нибудь нанимаете, чтобы за вами подтирали?
– Да нет, просто ведь у меня нога. Внутри машины не согнусь.
– Вот мне интересно, ты буржуй или трус?
– Ни тот и ни другой! Почему ты так говоришь? Если бы я был буржуем или трусом, как бы я тут с тобой оказался?
– Тогда давай шевелись! Тем более что это ты разлил свою бутылку в моей машине.
– Я ведь уже извинился. Я не знал, что у тебя такая аллергия, – ответил я, пытаясь загладить ущерб, причиненный разлитой бутылкой алкоголя.
Я был ужасно расстроен, ведь он всерьез на меня разозлился.
– Я еще могу вернуться домой и никуда с тобой не ездить, – сказал я.
– Так вот чего ты на самом деле хочешь? – сердито проговорил Ратсо. – Смотреть в свой деревянный ящик и пересчитывать пустые коробки из-под таблеток? И вспоминать былую жизнь?
Мне стало обидно. Взыграла неуместная гордость.
– Что ты делал целый год? – продолжал он с вызовом. – Кроме того, что смотрел, как растет количество коробок и как мать твоя катается на колесиках?
Я бросил на него мрачный взгляд, до того мрачный, что глаза мои, казалось, сейчас совсем съежатся и выпадут из глазниц. Я не стерпел насмешливых слов Ратсо и запустил ему в лицо мокрой губкой. Вспомнил все свои сеансы реабилитации и то, скольких усилий, слез и даже криков они мне стоили. Как физиотерапевт выкручивал мне ногу для моего же блага. Растяжки, которые я до сих пор делал по утрам и вечерам. И все остальное.
– Тебе обязательно быть таким злым? – закричал я. – Ведь ты меня даже не знаешь! Ты вообще ничего про меня не знаешь! Когда мы попали в аварию, я решил, что машина взорвалась, мне показалось, что мне разорвало тело и все мясо оторвалось от костей! Там было столько крови, столько металла, а потом больница и все вокруг – белое, постоянно белое, постоянно. И от этого не отделаешься – оно никуда не уходит, оно приклеилось к коже и всегда со мной!
Ратсо смотрел на меня растерянно, по лицу текла мыльная вода. Он был уже не так уверен в себе, ему стало стыдно, он не знал, что сказать. Он вытер себе лицо краем футболки, и я увидел его живот, а на нем – огромный шрам, идущий слева направо. Зрелище то еще.
Вон оно что. Значит, мы с ним братья по шрамам. Это потрясло меня до глубины души.
Так же бывало в приемной у врача среди других потерпевших аварию. Когда наши взгляды встречались, я боялся увидеть в глубине их зрачков знак, что они сдались. Поэтому предпочитал дожидаться приема врача с закрытыми глазами, всегда. Не для того, чтобы не видеть инвалидных кресел, костылей и корсетов для шеи. Нет, больше всего меня пугали глаза. В них раны были самые тяжелые.
Выходит, у нас с Ратсо имелись одинаковые подземелья, которые сообщались между собой лабиринтом галерей. Люди могут тянуться друг к другу, потому что их интересует театр или спорт, могут сближаться на почве схожих особенностей характера вроде юмора или гордого нрава. Нас же объединяли разрывы на коже.
Я начинал понимать природу нашего притяжения, еще даже не вполне осознав, что оно вообще есть. Иногда мы безвольно доверяемся невидимым нитям, которые в состоянии связать две жизни.
Я долго ничего больше не мог сказать, а когда наконец выдавил из себя хоть что-то, вышла полная дичь. Это примерно как прыгнуть в воронку после взрыва бомбы – абсурдный способ спрятаться и попытаться спастись.
– Я провожу время в интернете, смотрю видео. Вот чем я занимаюсь.
Не дав себе отдышаться после только что увиденного, после сказанного Ратсо и после собственного признания (странно, как жизнь может за считанные секунды разогнаться и перейти сразу на пятую скорость), я продолжил выплескивать все, что наболело, распутывая клубок противоречивых ощущений – того, о чем я догадывался, и того, чего не мог постичь.
– Видео с животными, – продолжал я, подбирая с земли упавшую губку. – Я обожаю панд, могу смотреть на них часами, закрывшись у себя в комнате. И в общем-то… В общем-то, только в эти минуты я чувствую себя хорошо.
Я заметил, что, пока я говорил, Ратсо поглядывал на свои банки, стоящие на полке за задним сиденьем.
– Панды? Почему панды? – спросил он, удивленно приподняв бровь.
– Дело даже не в пандах, а именно в видео про них. Мне нравятся смешные моменты, когда они падают или катаются по земле. Нуда, полный идиотизм, я понимаю. В моем возрасте такое уже не смотрят. И вообще, боюсь, этого не объяснишь. Зря я про это рассказал, извини.
– Ты их смотришь в интернете? У меня интернета никогда не было.
– Как? Никогда? – Я вытаращил глаза от удивления.
– Ну, старики – они же старые, у них интернета нет. А раньше, в Пайн-Ридже, там даже телефона почти ни у кого не было. Так что, сам понимаешь, ко всяким таким штукам я не привык. Но с тех пор как переехал в Мобридж, часто хожу в библиотеку, и… Мне там хорошо.
После своего грандиозного и идиотического признания о пандах я наконец принялся отмывать машину. Добросовестно. Я знал, что всё начинается с малого, с незначительных мелочей, частенько даже с одной несчастной пылинки. Ее поведения нельзя предвидеть и предугадать. Крошечная песчинка способна нас сломать и уничтожить, но может и вывести за пределы собственного «я», наружу, к людям. Вся моя судьба состояла из таких песчинок.
Размышляя об этом, я продолжал мыть машину. И даже сходил купить дезодорант для автомобиля, чтобы замаскировать запах спиртного, – может, так Ратсо скорее успокоится. Меня продолжал беспокоить один вопрос, он так и
