Журнал «Вокруг Света» №06 за 1991 год - Вокруг Света

Мне и в самом деле, как-то особенно везло: прямо от автомата меня подобрали два довольно неприятных типа:

— Куда?

— В Копенгаген, — я назвал адрес.

— Довезем до метро — дальше сам добирайся.

В эту машину я сел не слишком охотно. Они раздраженно разговаривали друг с другом по-датски, не обращая внимания на случайного пассажира. Разговор шел о каких-то деньгах, налогах, кому-то адресовались проклятия, а у меня в это время все пело внутри: «Ура! Добрался! Две с половиной тысячи за три с половиной дня!»

Решив как-то поделиться своей радостью с водителем и его дружком, я протянул им симпатичный значок с видом Кремля.

— Это вам из России, на память.

Верзила за рулем чуть не поперхнулся:

— Ты что, русский?!

— Выходит так.

Они не пытались скрыть свое удивление:

— Ну дела, мать твою! Куда тебе надо, говоришь?

Я повторил.

— Ладно, отвезем до самого дома, коли русский.

В 15.30 я стоял у дверей Питера. Итак, путешествие закончилось, опыт удался: из денег, вырученных за водку в Хельсинки, еще даже оставалась кое-какая мелочь. Да здравствует московский завод «Кристалл», спонсор моей поездки!

Окончание следует

Сергей Фролов, студент факультета журналистики

Дональд Уэстлейк. Приключение — что надо!

Продолжение. Начало см. в № 5/91.

Они просто старались выжить

С верху Кэрби хорошо видел следы, оставленные вчера колесами самолета. Скоро его «Синтия» прочертит еще пару таких же линий, а ведь к завтрашнему дню, разозлился Кэрби, эти следы надо как-то убрать. Он пролетел над холмом и над индейской деревушкой, прилепившейся к расселине. Так он сообщал своим парням, что хочет их видеть. Голозадая детвора, игравшая среди бурых приземистых хижин, замахала руками, заметив самолет. Кэрби в ответ покачал крыльями, потом вернулся на поле, где и приземлился.

Он уже добрался до того места, где Уитчер и Фелдспэн нашли стелу с ягуаром, как над его головой из-за верхушки холма появилась горстка мужчин. Все они были плотные, коренастые. На ногах у них были веревочные мокасины или вовсе ничего. Выше — рабочие штаны, еще выше — домотканые рубахи, а уж на самом верху — плоские, грубоватые, загадочные физиономии индейцев-майя. У четверых на боку болтались мачете. Все они молча ждали, когда Кэрби вскарабкается на вершину.

— Привет, Томми, — сказал Кэрби, присоединившись к ним. — Привет, парни. Дайте-ка я отдышусь.

Томми, облаченный в рубаху из зеленых лоскутьев разных оттенков, спросил: — Что-нибудь не так?

— Ничего страшного, — ответил Кэрби и добавил: — Для таких-то парней.

— Это он про нас, — подчеркнул Луз, одетый в красную драную рубаху.

Кэрби улыбнулся и оглядел свою мышеловку. Мир уже проторил дорожку к дверям его храма. Именно тут он два года назад встретился с Томми и остальными. Именно здесь зародилась их удивительная дружба. Разумеется, верхушка холма тогда не была расчищена и никакого храма тут не было.

...Два года назад Кэрби стоял, отдуваясь, на вершине холма и с омерзением разглядывал свой участок.

— Иносент Сент-Майкл, — пробормотал он, думая о несбывшихся надеждах. Никогда еще он не испытывал подобного унижения. За полтора месяца его участок претерпел разительные перемены: сочное пастбище внизу превратилось в растрескавшийся лунный грунт, солнце испепелило траву, и пепел унесло ветром; склоны холмов выглядели еще более ужасно, превратившись в пейзажи Иеронима Босха. В глухой тишине Кэрби показалось, что он слышит, как сохнет земля, покрываясь новыми трещинами. И ему хотелось провалиться сквозь эту землю.

Но тут он заметил движение на противоположном склоне. Человек шесть индейцев медленно приближались к нему, поднимая ногами облачка пыли. «Вот и прекрасно, — подумал Кэрби, — сейчас меня еще и прихлопнут за эти чертовы часы».

Он снял часы и сунул в карман. Жаль, что туда не втиснешь и башмаки. И сам не втиснешься. Может, предложить индейцам сделку: они его отпускают, а он привозит им взамен Иносента Сент-Майкла? Так они бы на всю жизнь обеспечили себя свиным салом.

Это были грубые на вид парни с прищуренными глазами и обнаженными мачете. Они поднялись на вершину холма, остановились напротив Кэрби и стали рассматривать его. Потом один из них произнес:

— Привет!

— Привет! — отозвался Кэрби.

— Славный денек.

— Если ты так считаешь...

— Сигаретку, а?

— Нет, спасибо.

— Да нет, это ты мне дай.

— О, извини. Не курю. Но у меня в самолете есть немного зелья, и если хотите...

— И ты еще спрашиваешь! — индеец перевел слова Кэрби остальным, и те заулыбались, хотя продолжали неподвижно стоять на месте. Это было странное зрелище: все равно как если бы улыбались деревья.

— А у нас в деревне найдется самогончик, — вдруг объявил переводчик.

— И большая деревня? — осведомился Кэрби.

— Одиннадцать дворов, — серьезно ответил первый индеец, как будто Кэрби явился делать перепись населения.

— Тогда моего навоза хватит.

— Меня зовут Томми Уотсон, — индеец улыбнулся, показывая квадратики зубов, и протянул руку. Ту, что без мачете.

— Кэрби Гэлуэй.

— А это мой двоюродный брат, Луз Коко, — Томми кивнул на второго индейца.

Все спустились с холма, и Кэрби достал из кабины самолета два капроновых пакета.

— Бумаги на всех не хватит, — предупредил он.

— Ничего, возьмем у миссионера туалетную.

Потом индеец обратился к своим соплеменникам, и начались препирательства. Кэрби ждал, когда они договорятся, привалившись к самолету. В языке кекчи много цокающих и утробных звуков, поэтому на слух он довольно груб, особенно когда индейцы спорили, кому из них отправляться к миссионеру за туалетной бумагой. Наконец двое индейцев признали поражение и, грустно оглядываясь, зашагали вниз по склону. Кэрби присоединился к остальным. Они пошли через палимый солнцем холм, поднялись на следующий до середины склона и углубились в яркую зеленую рощицу, где по берегам быстрого прохладного ручейка стояли одиннадцать бревенчатых хижин.

— У вас даже вода есть, — вздохнул Кэрби. Они были уже далеко от его участка.

Томми удивленно взглянул на него:

— Так вот почему ты тут околачиваешься! Ты купил это болото?

— Ты хочешь сказать — пустыню?

— Ты еще не видел, что там в сезон дождей.

— Проклятье! Вот проклятье! — воскликнул Кэрби.

Однако у него не было времени жаловаться на судьбу.

Обитатели деревни приняли Кэрби достойно. Они даже развеселились, когда двое из соплеменников вернулись из миссии с рулонами туалетной бумаги и брошюрками, толкующими, что такое Святая Троица.

Жители деревни были потомками строителей храмов. По сравнению с той славной эпохой их связи с миром стали слабее. Теперь они возделывали землю и слонялись по джунглям, почти не соприкасаясь с веком нынешним. Такие маленькие деревушки были щедро разбросаны по центральноамериканским лесам и равнинам, и их обитатели жили по старинке, практически не имея связи с бурлящей вокруг цивилизацией. Они бросили воевать и возводить храмы, почти перестали на что-то надеяться. Они просто старались выжить.

В Южной Абилене только двое бегло говорили по-английски, Томми и Луз. Как понял Кэрби, они были самыми большими знатоками цивилизованного мира и тем разительно отличались от своих собратьев.

Индейцы принесли разные диковинные блюда, сдобренные перцем и другой взрывчаткой. Самогон освежал горло, по радио передавали гватемальскую программу. Вскоре зашло солнце, и вечерний ветер ласково шептался с верхушками деревьев под журчание ручейка. Кое-кто пустился в пляс по неровной земле. Потом настала ночь, и большинство обитателей деревушки уснули. Оставшиеся на ногах развели костры, и в оранжевом свете засновали черные призраки. Селяне принялись разговаривать с ними на своем наречии. Кэрби лежал на остывающей земле, подсунув под голову перевернутый глиняный горшок и держа в руке полупустой кувшин. Он смотрел, как над его холмом всходит луна, а рядом, скрестив ноги, сидел Луз Коко.

Затем Кэрби заснул. Или ему показалось, что он заснул. Белая луна катилась по черному небосводу. Потом ее заслонила чья-то фигура. И произнесла:

— Привет.

Это была сестра Луза, теперь Кэрби вспомнил ее. Если б луна не крутилась перед глазами, он, вероятно, припомнил бы даже ее имя.

— Хариа, — сказал он.

— Розита, — поправила она, садясь и шелестя многочисленными юбками.

— Ты права. Совершенно права.

Подобно своим соплеменникам, Розита была низкорослой, но довольно изящной. У нее были большие карие с поволокой глаза, резко очерченные скулы, широкий чувственный рот и кожа цвета темного какао. Двигалась она мягко, как пума.