Человек из пустыни - Елена Грушковская

Илидор приехал 1 лаалинна, изменившийся и возмужавший, в парадном мундире, сверкающих сапогах и белых перчатках. На его груди красовалось две награды. В окнах золотился янтарный свет утра, в доме было тепло и тихо, а Эннкетин разводил огонь в камине: лорд Дитмар распорядился подать чай в гостиную.

— А вот и я, — раздался молодой звучный голос.

Эннкетин выпрямился и увидел стройного молодого офицера, снимающего со стриженой головы пилотку.

— Ой, господин Илидор! — всплеснул Эннкетин руками. — Вы вернулись, живой, здоровый! Какое счастье!

Молодой офицер крепко обнял Эннкетина сильными руками, приподнял и со смехом покружил. Джим с Лейлором были в детской, и он сразу устремился туда. Из кабинета спустился лорд Дитмар, и Эннкетин подал чай. Илидор с Лейлором и Джимом тоже спустились через минуту: Лейлор висел на старшем брате, обхватив его руками и ногами, а Джим не сводил с них счастливого блестящего взгляда. Чтобы поприветствовать лорда Дитмара, Илидору пришлось спустить Лейлора на пол, но тот потом взобрался к нему на колени и не слезал в течение всего чаепития. Он долго всматривался в его лицо, а потом наконец сказал:

— Ты стал другой.

Илидор на это ответил:

— Война меняет людей, пузырёк.

— Расскажи про неё, — попросил Лейлор.

Ни один мускул не дрогнул на лице Илидора. Ни взглядом, ни вздохом он не показал, что эту просьбу ему, скорее всего, будет трудно, если не невозможно выполнить. Можно ли спрашивать прошедшего через адское пекло о том, каково ему было там?.. Потом когда-нибудь Лейлор поймёт, что эту тему нельзя трогать, а пока он получил от вернувшегося с войны старшего брата только ласковый поцелуй.

— Потом… Может быть.

Что правда, то правда: изменился Илидор так, что его можно было теперь узнать лишь по голосу и взгляду. Взгляд его остался прежний — твёрдый, открытый и ясный, с бесстрашными искорками. Явился Серино, и Илидор поприветствовал его:

— Ну, здравствуй, Философ.

— Привет, Странник, — ответил тот.

Поскольку из-за Лейлора на коленях Илидору было решительно невозможно встать и обняться с Серино, они взялись за руки, как будто хотели помериться силами, но не стали бороться, а обменялись поцелуем в руку: это было их особое приветствие. Следом за Серино спустились Дейкин и Дарган.

— О, привет! Наш вояка вернулся! — воскликнули они, подставляя губы.

— Привет, мелкие, — улыбнулся Илидор, поочерёдно их целуя.

Он приехал на все новогодние дни, в свою часть вернуться ему нужно было восьмого. С этого времени его служба должна была продолжиться в мирном режиме, с сорока пятью днями отпуска в год. Распределить их он мог по своему усмотрению.

Второго лаалинна у лорда Райвенна был приём, но на него ездили только Илидор, Серино и Дейкин с Дарганом. Вернулись они почти под утро и сразу завалились спать — все, кроме Илидора. Ещё не было пяти утра, когда он пришёл в ванную принять душ. Эннкетин спросил:

— Что это вам не спится, господин Илидор?

У Илидора был странный, блуждающий взгляд, он то чему-то улыбался, то вздыхал. Он принял душ, и, пока Эннкетин массировал ему ступни с кремом для ног, мечтательно глядел куда-то в потолок, раскинув руки по спинке диванчика.

— Со мной такого ещё не было, — проговорил он.

— Влюбились? — понимающе улыбнулся Эннкетин.

Илидор вздохнул.

— Не знаю… Но со мной определённо что-то происходит. Как будто я напился маиля, хотя я не брал его в рот ни капли. Можешь себе представить большие синие глаза, изящный, чуть вздёрнутый носик, а рот цвета куоршевого сока?.. А на вкус как горячий асаль.

— Уже целовались? — усмехнулся Эннкетин, массируя ему пальцы.

Илидор откинул голову, закрыл глаза.

— Мм, — простонал он в блаженстве. — Волосы как янтарь в луче солнца. Кожа как молоко, а ушки как тугие бутоны белой аммории.

Эннкетин вздохнул. Да, Илидор вошёл в самую пору, чтобы влюбляться. После пекла, через которое он прошёл, это было ему, пожалуй, необходимо, как воздух, как глоток прохладной воды в адскую жару. Вкус поцелуя, горячего и сладкого, как асаль, всё ещё таял на его губах, сложенных в улыбку райского блаженства, а рукой он ласкал невидимые изгибы чьей-то фигуры.

— Я сегодня приглашён к ним, — поделился он своей радостью. — И я снова увижу его.

К великому огорчению Лейлора, в одиннадцать он действительно уехал, а вернулся только в восьмом часу вечера. Делая Джиму после ванны педикюр, Эннкетин осмелился заметить:

— Кажется, господин Илидор к кому-то неравнодушен.

Джим улыбнулся.

— И ты знаешь? Да, юный внук лорда Асспленга, Марис, пленил его сердце. Завтра они будут у нас с ответным визитом, так что распорядись насчёт обеда. К двум часам всё должно быть готово.

— Слушаю, ваша светлость, — ответил Эннкетин. И добавил: — Как быстро растут дети! Кажется, ещё недавно я мыл господину Илидору ручки перед обедом — такие крошечные, с малюсенькими пальчиками, а теперь он уже совсем взрослый. Как летит время!

Джим вздохнул и положил Эннкетину на колени другую ногу.

— Да, время летит.

Слегка массируя его маленькую розовую ступню, Эннкетин проговорил:

— Но над вашей красотой оно не властно, ваша светлость.

На следующий день у них были Асспленги. Глава семьи, убелённый сединами, но румяный и жизнерадостный лорд Асспленг ел и пил с большим удовольствием и без умолку болтал, а его спутник Паэлио, с замысловатой причёской, в пух и прах разодетый, смотрел на всех из-под полуопущенных век и имел постоянно скучающий и высокомерный вид, а говорил сквозь зубы и таким тоном, будто ему всё на свете давно надоело.

Их старший сын Уэно, офицер с образцовой выправкой и манерами, высказывался мало, но имел резкие суждения и привычку высоко держать подбородок, взгляд у него был с холодным стальным блеском, голос — хрипловатый, отрывистый и командный, а голову он брил наголо. Хоть он приехал со своим спутником, но у Эннкетина складывалось впечатление, что они уже давно стали друг другу чужими. Стальной взгляд майора Асспленга часто обращался на Джима, а его спутник Ауррин предпочитал смотреть себе в тарелку и был весьма себе на уме. Не иначе, у него есть связь на стороне, подумал Эннкетин.