С Барнаби Бракетом случилось ужасное - Джон Бойн

— Да, я был первым, — признал Фрэнсис.

— Как видишь, Барнаби, у Фрэнсиса нет ни носа, ни ушей, однако он идеально слышит и различает запахи. Для нас это просто удивительная черта характера, а вот для капитана Шлангейсона он — урод.

— Капитан считал, что людям захочется платить деньги, чтобы меня увидеть, — подхватил Фрэнсис. — И он был прав. Люди платили. Некоторое время нас было всего двое. Дохода почти никакого, разумеется, — но потом он отыскал Дилайлу.

— Я была второй, — сказала девочка. — Он увидел, что происходит, когда я чихаю, и поймал меня тоже.

— А так бывает всегда? — спросил Барнаби.

— Всякий раз. Поэтому я всегда держу при себе нюхательную соль. Ну или кто-нибудь из моих друзей ее носит. Мне нужно лишь чихнуть еще, и тогда я опять появляюсь.

— Как причудливо, — сказал Барнаби.

— Она так живет, — произнес Джереми с болью в голосе. — Не обзывайся, пожалуйста.

— Я не хотел. Я только…

— Хочешь поносить мою нюхательную соль, Барнаби?

— Очень, — ответил мальчик и сунул табакерку во внутренний карман.

— Она так живет, — повторил Джереми и снова покраснел. — Я обзывательств не потерплю.

— Он не хотел ничего плохого, — сказал Лиэм. — Так, на чем я остановился? Ах да. Потом в аквариуме где-то под Бристолем капитан Шлангейсон познакомился с Джереми. И, как видишь…

Джереми посмотрел на свои ласты и грустно покачал головой.

— А нам должны были сделать операцию и разделить нас, — произнес один сиамский близнец.

— Но он выкрал нас из больницы, — добавил второй.

— Радиопередачу мою слушал регулярно он, — сказала Фелиша. — Живу я где выследил ночью однажды и. Голову на мне мешок накинул. Заперли меня что поняла я и потом а.

— А ты? — спросил Барнаби Лиэма. — Как он тебя поймал?

— Ну, после пожара в академии родители переехали в Индию. Однажды «Уродчество» три вечера выступало в «Ареал-Мире», и он меня поймал на улице рядом. Сказал, что мне, судя по всему, хочется пить, предложил воды, и я не успел сообразить, как… — Он обвел взглядом кубрик и пожал плечами.

— Суть в том, что так или иначе, но всех нас он считает уродами, — сказал Фрэнсис. — И чем больше нас у него было, тем больше он хотел вернуться на арену. Только не с дрессированными животными, а с людьми. Должно быть, он сказал спасибо своей счастливой звезде, когда увидел, как ты летаешь в небе. Такие уроды, как ты, — это его слово, не мое — каждый день не появляются.

— Но это же неправильно! — воскликнул Барнаби. — Я не урод! Я Барнаби Бракет!

— Мальчик, который отказывается подчиняться закону всемирного тяготения, — произнесла Дилайла. — Для капитана Шлангейсона это признак уродчества.

Барнаби ошарашенно заозирался.

— Так что же с нами будет? — спросил он. — И почему мы вообще на корабле?

— После твоего появления мы сразу вышли в море, — сказал Фрэнсис. — И плывем по Атлантическому океану в Европу. Там любят посмотреть на качественных уродов.

— В Европу! — вскричал Барнаби, пытаясь мысленно представить карту мира. — А куда именно в Европу мы едем?

— По-моему, начнем с Ирландии, — сказал один близнец.

— Это первая страна, куда попадаешь на том берегу, — добавил второй.

— А Ирландия близко от Сиднея? — спросил Барнаби.

— Вообще-то не очень, — ответил Джереми. — Хотя поближе, чем Торонто.

— Но если ты живешь в Сиднее, — сказал Фрэнсис, — что же ты один делал в Торонто?

Барнаби задумался. Стоит ли рассказывать им о том ужасном, что случилось у Кресла миссис Мэкуори? Но все они были с ним так откровенны, рассказали про свои жизненные несчастья, поэтому честно будет поделиться и с ними. И он рассказал им всю историю.

— Но это же ужас, — сказал Фрэнсис.

— Дело страшное, — подтвердила Фелиша.

— Зачем же тебе возвращаться к таким отвратительным людям? — спросил Джереми.

— Потому что там дом, — ответил Барнаби, как будто очевиднее на свете ничего нет.

— Что ж, не хотелось бы сообщать тебе скверные новости, — сказал Лиэм, подойдя к нему и положив крюк ему на плечо, — но в Киррибилли в обозримом будущем ты не поедешь. Если капитан Шлангейсон тебя поймал, он уже никогда не отпустит. Перед приходом в порт нас снова запрут в клетки, а потом сразу погонят выступать перед публикой.

— Но вас же так много, — сказал Барнаби. — А он всего один. Зачем вы ему позволяете?

— Хлыст! — воскликнула Дилайла, и глаза распахнулись от ужаса.

— Это ужасно больно, — подтвердил Фрэнсис.

— Ну а я не стану, — сказал Барнаби. — Ни за что не буду уродом.

— Мы все уроды, — грустно сказал Джереми.

— Выхода нет.

— Можем как выкручиваться приходится.

— Но есть и польза, — произнес Фрэнсис, задумчиво постукав пальцем себе по подбородку. — Мы объездили почти весь мир.

— Я тоже кое-что в мире повидал, — упорствовал Барнаби. — Я неделю прожил в Бразилии, потом на поезде доехал до Нью-Йорка, а на другом — оттуда до Торонто, и вот теперь я плыву на корабле в Ирландию, а…

Но Барнаби не успел договорить. Едва он произнес «Ирландия», судно содрогнулось и замерло. Машины стихли. Вся компания сбилась в тесный кружок и затаила дыхание. Через минуту у них над головами раздался скрежет люка. В отверстие ударил солнечный свет, и все отвернулись от такой внезапной яркости. А когда Барнаби все же удалось туда посмотреть, различил он только лицо капитана Шлангейсона. Тот ухмылялся ему.

— Я вижу, наша Спящая красавица уже проснулась, — раздался сверху капитанский голос. — Так, все по клеткам разойдутся сами и закроют за собой дверцы, как послушные маленькие уроды, — или мне к вам спуститься и помочь?

Глава 19

Свободу уродам!

В порту Дун-Лэаре под Дублином дорогу с обеих сторон огородили барьерами. Слева стояла толпа — человек двести, любители уродов. Они собрались посмотреть на необычных существ, приплывших из-за океана. Напротив расположилось гораздо меньше людей — раза в четыре. Там были в основном студенты, махавшие самодельными плакатами.

СВОБОДУ УРОДАМ! — гласил, например, один.

ИРЛАНДИЯ ПРОТИВ НЕВОЛИ УРОДОВ! — гласил другой.

ХВАТИТ ЗВАТЬ ИХ УРОДАМИ, ОНИ ТАКИЕ ЖЕ ЛЮДИ, КАК ВЫ, ХОТЬ И С НЕСКОЛЬКО ДРУГИМИ ФИЗИЧЕСКИМИ ХАРАКТЕРИСТИКАМИ, А В ОДНОМ СЛУЧАЕ — С ДОВОЛЬНО НЕОБЫЧНОЙ МАНЕРОЙ ГОВОРИТЬ, — излагалось на третьем плакате, который держал мальчик, явно не знавший, как лучше выразить свой протест.

Когда на палубе распахнулась дверь, обе группы притихли. Вышел капитан Шлангейсон. Выглядел он великолепно — отутюженный наряд инспектора манежа, похоронно-черный цилиндр на голове, а хлыст скромно свернут и засунут в чехол на боку.

Ступив на сушу, он дал сигнал полицейским пропустить тележурналистку и оператора — пусть возьмут у него короткое интервью.

— Капитан Шлангейсон, — обратилась к нему хорошо одетая женщина и сунула ему под нос микрофон, — Мириам О’Кэллахан, Новости Ирландского радио и телевидения. Сегодня здесь собралась большая толпа в знак протеста против того, что они расценивают как насильственное удержание уродов в неволе. Как вы ответите на это обвинение?

— Саркастическим замечанием, разумеется, — улыбнулся ей капитан Шлангейсон, — и снисходительной репликой в сторону, касающейся вашей необычайной красоты. Хотя толпу эту вряд ли можно считать большой, моя дорогая. Большая толпа соберется посмотреть наши чудесные представления, которые мы будем давать всю следующую неделю. По сравнению с той толпой эта — ничто.

— Многие считают, что подобная форма принудительной кабалы в наши дни неприемлема, — продолжала Мириам. — Что вы ответите таким критикам?

— Я подчеркнуто никогда не прислушиваюсь к своим критикам, — ответил капитан и величественно раскинул руки. — От них у меня, как я убедился, несварение желудка.

— Но вот эти студенты отвлеклись от учебы…

— Дорогая моя мисс О’Кэллахан, вы в самом деле считаете, что они бы этим занимались, если бы не пришли сюда? Будем честны — если б не я, они бы нашли против чего протестовать. Последняя война, цены на спиртное, право голоса для женщин — что-нибудь подобное.

— Капитан Шлангейсон, в Ирландии женщины уже имеют право голоса.

— Правда? Какая у вас прогрессивная страна.

— Значит, вам нечего сказать тем людям, которые требуют свободы уродам?

— Вообще-то есть. Три слова, — улыбнулся капитан Шлангейсон. — Через. Мой. Труп. И у меня теперь есть чудесный новый экземпляр — я подобрал его всего неделю назад в Торонто. Очень интересный парнишка. Не слушается закона всемирного тяготения.

— Мальчишки иногда страсть какие непослушные, — крикнула из-за барьера одна мамаша, глядя на своего сына. Тот в ответ сердито посмотрел снизу вверх на нее. — Прямо сущее проклятье.