Мартин Заландер - Готфрид Келлер

— Конечно, кто бы мог подумать, что мы двое, впервые придя на политическое собрание, предложим кандидата в Совет, которого все одобрят?

— Я и говорю, начало хорошее! Выпьем за это! Так и продолжим! Коли мы и впредь станем политизировать с таким же успехом, нам это пойдет очень на пользу! Мой шеф говорит, что еще в нынешнем году оставит службу, мне и сейчас почти все делать приходится!

— А моего вряд ли снова выберут, когда истечет срок его полномочий.

— Тогда не мешает тебе прямо сейчас подготовить почву в своем кругу. Допивай!

— Твое здоровье! Послушай-ка, что мне недавно пришло в голову, не мешало бы хорошенько обмозговать!

— Выкладывай!

— Я рассчитываю, нам полезно бы записаться в разные партии, тогда удобнее играть друг другу на руку. В семьях часто бывает, что один брат серый, другой — черный, третий — красный, а притом все хорошо друг к другу относятся; один приобретает друзей другому, говоря о нем с любовью и рекомендуя!

— А ведь убедительно говоришь! В самом деле, убедительно, чем больше я вдумываюсь! Ловкач ты, право слово! Но как мы поделим пирог! У тебя есть особое пристрастие, особый принцип?

— У меня? Покамест нет, это мы заведем позднее, с опытом, коли уж так необходимо. Но сейчас мне безразлично, чью песню петь, да и вообще можно помолчать, ежели не очень-то разбираешься!

— Тебе причитается кварта!

— Пей и будь здоров!

— Слушай, я вот о чем подумал! Есть тут небольшая загвоздка: одно название звучит красиво, другое — не очень. Сейчас верховодят демократы и слывут молодцами; старолибералы уже получили от них прозвище «косицы». Консерватор на слух приятнее, но у простого народа это слово не в ходу.

— В этом есть доля правды. Уже само слово «старолиберал» смахивает на ночной колпак!

— Однако, с другой стороны, понятие «демократ» начинает вызывать подозрения. А нотариус имеет дело преимущественно с капиталом!

— Само собой, но ты забываешь, что и задолжавшие крестьяне, дебиторы и банкроты, бедняки всех сортов опять-таки имеют дело с нотариусом, тебе ли не знать! А именно они при выборах нотариуса, как и везде, составляют большинство!

— Что верно, то верно. Послушай, раз уж плюсов и минусов вроде как поровну, предлагаю бросить жребий, кому в какую партию записаться.

— Официантка! Стакан и кости!

Когда просьба была исполнена, Юлиан встряхнул стакан.

— Ну, так как? Думаю, все второстепенные партии мы исключим, выбирать будем из двух главных.

— Стало быть, демократ или старолиберал! В таком случае достаточно бросить жребий один раз; у кого выпадет больше очков, станет тем, кем заранее решено; второму достанется другая партия.

— Значит, выигравший будет демократом, а проигравший — старолибералом. Идет?

— Конечно!

— Тогда допивай, в темпе, твое здоровье!

— Твое здоровье! Давай!

Юлиан еще раз встряхнул стакан с тремя костями и опрокинул его на стол. Восемнадцать очков — три шестерки.

— Готово! — воскликнул Исидор.

— Нет! Ты тоже должен бросить, вдруг выпадет столько же. А уж потом выпьем! — возразил брат Юлиан.

Исидор бросил кости — тринадцать очков.

— Твое здоровье, господин демократ! — воскликнул он, а Юлиан в свой черед вскричал:

— Твое здоровье, господин старолиберал, в просторечии Косица!

X

Братья, в полном согласии друг с другом, для окружающего мира разделились в том смысле, что каждый общался теперь с теми народными или гражданскими кругами, что соответствовали его партийной принадлежности. Не обладая покуда большим политическим умом и запасом идей, они без труда, скорее просто благодаря присутствию, нежели благодаря речам, умели привлечь к себе внимание, а с другой стороны, своим угодливым вниманием добиться благорасположения ораторов. Мало-помалу оба оказались полезны и небольшими канцелярскими работами, каковые с готовностью исполняли, и доверительными сведениями из лагеря конкурирующей партии — о намерениях и решениях, о забавных или неприятных инцидентах, личных трениях и прочем, что они без промедления доносили один другому. В итоге братья снискали среди своих однопартийцев репутацию энергичных и хорошо осведомленных политиков, сообщая новости осмотрительно и как бы совершенно невзначай. Кстати, поступали они так, по всей вероятности, не столько от злокозненного лицемерия, сколько от легкомысленной игры, которую вели с партийностью. И иные, более невинные интриги оба тоже старательно проворачивали. Отправляясь на открытое собрание, на заседание какого-нибудь общества или просто в трактир, они непременно устраивали так, чтобы время от времени им приносили из канцелярий срочные деловые письма и телеграммы, а не то и вызывали лично. Бывалые мелкие карьеристы посмеивались, но с уважением и симпатией. Считали это весьма толковым, прямо-таки под стать государственным деятелям, и никоим образом не выдавали широким кругам сей известный им секрет.

Братья замечательно процветали и ежедневно, каждый на своем месте, завоевывали в народе все больше почета и популярности. Уверенные надежды на должности начальников, однако, не сбылись. Тот, что собирался уйти на покой, вдруг взревновал и передумал; тот, что по истечении срока должен был расстаться со своим постом, предпринял отчаянные усилия, лично посещал избирателей на дому и снова утвердился в должности, хоть и с минимальным перевесом. Его заместитель Юлиан, непринужденно выставивший свою кандидатуру, получил такое количество голосов, что благодаря этому оказался в списках самых первых кандидатов.

В означенных обстоятельствах оба молодых человека, не теряя времени даром, осматривались за пределами городских нотариальных кругов и использовали вновь приобретенные дружеские связи, так что довольно скоро каждый из них был избран нотариусом в плодородном, зажиточном районе кантона — старолиберал Исидор к северу, а демократ Юлиан к востоку от Мюнстербурга.

В Цайзиге царила радость. Г-жа Амалия Вайделих восклицала: «Оба сына — нотариусы!», а папаша Якоб твердил:

— Да, достигла ты своего, что касается почета! Только вот с доходами у нотариусов, по слухам, обстоит сейчас не очень-то блестяще! Придется нам и впредь раскошеливаться!

— Ах, насчет этого не тревожься! — горячилась мать. — Такие парни долго на месте не застрянут!

— Во всяком случае, — упорно продолжал Якоб Вайделих, — вскорости каждому понадобится дом, солидное жилье; ведь нотариусам негоже нанимать комнаты у крестьян! Стало быть, сызнова денежки выкладывай!

Сыновья успокоили отца. Чтобы приобрести приличный дом, а то и небольшую усадьбу, сама чиновная жизнь предлагает наивыгоднейшие возможности в виде конкурсных аукционов, распродаж наследства и прочих случаев перемены собственника, а ловкий нотариус, коли откроет глаза пошире и не побоится рискнуть, стоит как-никак ближе всех к кормушке.

Папаша Вайделих толком не разумел подобных гешефтов, не слыхал он на своем веку, чтобы давние нотариусы прибегали к такой практике, но сам отнюдь не пренебрегал выгодой и счел, что, коли тут действует библейская истина: «Не заграждай рта волу, когда он молотит»,[10] — так ему же и лучше.

Добрая мама не могла более сказать ни слова, так она была растрогана и даже ошеломлена тем, что сыновья поселятся в собственных особняках, в сельской местности, далече друг от друга.

Покамест молодые нотариусы вступили в должности и исправляли свои обязанности в помещениях предшественников, но при случае каждый искал себе в окрестных городках подходящее жилище. Это давало возможность представиться местным старожилам и обменяться с ними любезностями. Дабы на теперешней стезе их не путали, они постарались сделаться внешне как можно более непохожими: Юлиан коротко постриг свои густые волосы и отпустил усики; Исидор помадил шевелюру и причесывал на пробор, к тому же Юлиан носил черную фетровую шляпу, большую, как тележное колесо, а Исидор — маленькую, размером с суповую тарелку.

Счастью было угодно, чтобы в скором времени обоим подвернулся случай недорого приобрести хороший земельный участок и вместо прежних владельцев записать в кадастр на свое имя. Позднее им удалось продать столько этой земли, что жили оба почти не платя налогов. Юлиан поселился к востоку от Мюнстербурга, в большой деревне Линденберг; дома, стоящие поодаль друг от друга, рассыпались вокруг подножия горы, а новая канцелярия сверкала белизной по-над всею местностью. Исидор избрал резиденцией церковный приход Унтерлауб, и его небольшой, но красивый сельский особняк опять-таки стоял на прелестном взгорке, окруженном зелеными зарослями буков, и назывался Лаутеншпиль, сиречь Звуки Лютни. Когда Якоб и Амалия Вайделих в определенную пору года погожим вечером поднималась на гребни, что повыше их цайзигской усадьбы, они видели вдали, как в лучах закатного солнца сверкают-искрятся белые стены и окна обоих домов.