Мартин Заландер - Готфрид Келлер

Но не только небесный свет, благожелательность людей тоже как будто бы осеняла безмятежные жилища и их владельцев; ведь по прошествии опять-таки короткого времени там, где проживал Исидор, скончался старый депутат Большого совета, а там, где проживал Юлиан, другой депутат Большого совета волею обстоятельств вынужден был уйти в отставку. Старолибералы, огорченные утратой старого товарища, решили попытать удачи с молодою порослью и подняли на щит молодого нотариуса из Лаутеншпиля; демократы на востоке уже из-за большой шляпы обратили взоры на Юлиана из Линденберга, ведь оная шляпа как явный символ мировоззрения составляла яркую противоположность прическе на пробор и гладкому лицу Исидора и как бы бросала вызов всем инакомыслящим вообще.

Их призвали на очередное заседание Совета, насчитывающего две сотни членов, и, после того как выборы были признаны состоявшимися, ввели в зал для принесения клятвы; еще до заседания они под водительством рассыльного отыскали места своих предшественников и после краткой церемонии заняли оные.

Сидя один там, другой здесь, оба одинаково притихли и все же были рассеянны, так что толком не знали, что сейчас обсуждается. Мало-помалу они смекнули, что в руках у них конверты с печатными документами, раздали и новые бумаги, оба углубились в чтение и подхватили нить обсуждения законопроекта. Однако уже при первом голосовании, состоявшемся до полудня, их в зале не оказалось, они последовали за своими добрыми знакомцами, которые знаками позвали их в трактир, и вместе с ними поспешили на завтрак. Кворума недосчитались, голосования вообще не получилось, поэтому тотчас отрядили рассыльных с поручением созвать отсутствующих из ближних трактиров, меж тем как более серьезная и привычно выдержанная часть сенаторов, оставшаяся в ратуше, заслушивала какой-то отчет. В хорошо знакомых темных, шумных трактирных залах рассыльные стали у порога, громогласно призывая почтенных господ явиться на голосование. С некоторой сумятицей ретивые едоки, в том числе близнецы, поднялись и плотной толпой заторопились через старинную дверь на улицу.

Исидор и Юлиан сочли инцидент веселым и вошли в зал смеясь, а сидевший на возвышении недовольный председатель сказал соседу, первому вице-председателю:

— Скоро тут будет прямо как в школе, где мальчишек загоняют в классы!

Обсуждение проекта продолжилось, но как — то не заладилось, поэтому председатель предложил сделать перерыв и возобновить работу после обеда. Собрание обрадовалось и доставило двум младшим членам новое удовольствие, когда они, каждый в окружении единомышленников, отправились в ресторан обедать. Там оба окончательно оттаяли, пройдя за картами и черным кофе посвящение равенства.

Два часа спустя, когда заседание Совета возобновилось, близнецы уже чувствовали себя как дома. В этот первый день они начали подражать внешним привычкам завсегдатаев постарше, занятых людей; Юлиан, покинув свое место, сел за один из столов посередине зала, заваленных канцелярскими принадлежностями. Не обращая внимания на запас уже нарезанных небольших листов, он вытащил из тетради превосходнейшей бумаги большой лист, расправил и вручную, без помощи фальцбейна, одним движением разорвал надвое, демонстрируя канцелярский навык, разорвал, кстати, совершенно ровно.

— Ишь ты! — сказал соседу г-н председатель, которому треск бумаги резанул по ушам. — Этого расточителя я никогда не назначу министром финансов! Как он обращается с прекрасной бумагой, благо ему она ни гроша не стоит!

Юлиан же продолжал рвать бумагу пополам, пока наконец не счел, что один из листков годится для письма, обмакнул перо в чернила, задумчиво поглядел в потолок и принялся писать, порой слегка прислушиваясь, чтобы не потерять нить обсуждения. Под конец он повернулся на стуле к оратору, откинулся назад, положил ногу на ногу и с пером за ухом, казалось, внимательно, даже напряженно слушал. Затем продолжил писать, наконец посыпал написанное песком, перечитал, сложил бумагу и вернулся на свое место.

Вскоре по примеру брата к столу отправился Исидор, взял листочек почтовой бумаги и быстро набросал письмо. А вот подпись изобразил медленно и солидно, затем вдруг привел кулак в круговое движение и через несколько времени опустил его на бумагу, начертив вокруг имени целую тучу закорючек. Ловко поставил среди них три точки, к благоговейному восторгу людей, наблюдавших за ним с галереи. Сложил письмо, спрятал в конверт и надписал адрес, потом взмахом руки с пером подозвал рассыльного, который внимательно стоял на своем посту. Тот на цыпочках услужливо подбежал — на груди у него на трех цепочках висел серебряный щиток, — принял письмо и вместе с облаткой поместил под приделанный к столу пресс, оттиснув малый государственный герб, после чего вынес из зала, точнее, через оконце в тяжелой дубовой двери передал одному из дежуривших снаружи курьеров. Исидор между тем отдыхал в кресле у стола, скрестив руки на груди и оглядывая публику на галерее.

— Бьюсь об заклад, — сказал соседу председатель, — он наверное заказал полдюжины франкфуртских сосисок, которые вечером хочет захватить домой!

— Или выписал миллион франков для своей ипотечной клиентуры, — смеясь отозвался вице-председатель. — Между прочим, вы как будто не слишком расположены к молодым новичкам в нашем Совете?

— Смотря по обстоятельствам! Если они начнут выступать попарно и вести себя как в карнавальном балагане или на иных мальчишечьих развлечениях, то должен признаться — Будьте добры, представьте мне ваше дополнительное предложение в письменном виде! — перебил сам себя председатель, когда оратор закончил выступление и сел на место. — Кто еще просит слова?

Послеобеденное заседание так затянулось, что по его окончании господа народные депутаты немедля отправились на вокзалы, чтобы доехать до родных мест. Ведь с тех пор как весь кантон был изрезан железнодорожными путями, уже не считалось благоприличным ночевать в столице, коль скоро можно за полчаса или за час добраться домой, а наутро столь же быстро вернуться.

Дабы не выставлять себя в невыгодном свете, братья Вайделих тоже почли необходимым поехать в свои округа, за компанию с коллегами по Совету. Вдобавок сложился обычай по дороге домой участвовать в разговорах, пусть даже только слушая, и, так сказать, до конца оставаться на посту.

Тем же вечером в Цайзиге родители молодых советников сидели за столом в огорчении, чуть ли не в скорби. Гордые сегодняшним событием, которое увенчало триумфом все их жертвы и надежды, они целый день ждали минуты, когда сыновья придут навестить и приветствовать отца и мать. Еще в обеденное время они держали наготове сытную еду и добрую выпивку и долго понапрасну медлили, но в конце концов сели за трапезу. Позднее они то и знай бросали дела и выбегали на улицу в надежде увидеть, как по дороге из города идут новоиспеченные важные персоны. Да только те не появились.

— Видно, не нашли времени, — сказал Якоб Вайделих, — они теперь по горло в делах!

Когда поздно вечером еще раз вышли на улицу и в тишине услыхали гудки и перестук колес последних поездов, добрые супруги уже понимали, что не увидят сыновей. Жена утерла глаза, что с незапамятных времен случалось, только когда она чистила лук; ей мнилось, будто сыновья исчезли навсегда, укатили в неведомые края.

— Завтра опять приедут, — сказал Якоб, — и послезавтра, поди, тоже.

— Кто знает, подумают ли они о нас! Сдается мне, будто им уже нет до нас дела!

Жена тихонько воротилась в дом, чтобы никто не заметил ее огорчения и не догадался о его причинах, а через несколько минут ее примеру последовал и муж. Вместе они отведали хорошего вина, приготовленного для сыновей.

— И на что им, ровно бездельникам каким, каждый день мотаться туда-сюда? — сердито вскричала мать, — Ведь как удобно заночевать у нас и деньги попусту не тратить.

— Ничего ты не понимаешь! Им же надо проверить, что делается у них в конторах, а завтра с утречка, перед отъездом, назначить конторщикам работу. Оно и лучше, чем если б они три-четыре дня кряду там не появлялись! Для чего иначе нужны железные дороги, ради которых общины и государство по уши в долги влезли? Им это теперь на пользу, могут себе спокойненько целый день сидеть в ратуше, а вечером и утром все ж таки часок-другой поработать дома! Ответственность-то на них немалая!

В доме Мартина Заландера этот день тоже оставил примечательный след. Когда все семейство сидело за обедом, он достал из кармана газету, вышедшую в одиннадцать утра. Бросил взгляд на новейшие сообщения, в том числе об открытии заседаний Большого совета, а также о двух-трех первых решениях; вступление в должность двух молодых депутатов — нотариусов также было упомянуто.

Заландер знал о выборах, но как-то не подумал о том, что сессия открылась нынче и братья Вайделих в ней участвуют. А потому известие застало его врасплох. Нежеланные возлюбленные дочерей не только выступили как его покровители и едва не помогли ему войти в Большой совет, но теперь сами в нем заседали, тогда как он, испытанный и опытный демократ, отец, должен читать в газетах, что там происходит. На глазах у женской части семейства в его душу совершенно по-человечески закралась неприятная ревность.