Туман. - Мери Ли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы должны понимать, что отныне жизнь изменилась, и, чтобы остаться на защищенной территории, вам придется подстроиться под новый строй общества.
Женщина уходит, а её слова всё не дают мне покоя. "Отныне ваша жизнь изменилась".
Чувствую, как катер набирает скорость, от этого немного захватывает дух. Все начинают копошиться под сиденьями и достают респираторы, натягивают на себя и устраиваются поудобнее.
Мама помогает мне затянуть респиратор, откидываю голову назад и стараюсь не уснуть, но усталость берет своё, и я проваливаюсь в темноту. Из тьмы на меня смотрит жена Минча, она перемещается из одного угла в другой и постепенно приближается ко мне. Я знаю, что это сон, но проснуться не могу.
– Алекс, пора вставать, – говорит мама, и я тут же распахиваю веки.
Осматриваюсь по сторонам и замечаю, что кроме нас с мамой никого нет.
– Мы последние, – говорит мама и отводит мои волосы в сторону.
Встаю и, взяв маму за руку, поднимаюсь на палубу. Как раз в этот момент Лекса, Лари и Габи сходят на берег, за ними следует мистер Тейт и ещё один мужчина.
Полковник Келлер уже стоит на берегу, она разговаривает с каким-то парнем, и он явно недоволен тому, что она ему вещает.
Сходим на берег и нас тут же загружают в автобус. Как только мы рассаживаемся по местам. В проходе появляется всё тот же парень.
– Моё имя Зейн Келлер, и я доставлю вас на базу номер восемь. Прошу вести себя тихо и в случае опасности четко следовать моим инструкциям.
Он не дожидается нашего ответа, садится за руль автобуса, и мы страгиваемся с места. Практически одновременно с нами отплывает катер. Кроме нашего автобуса есть ещё два и они заполнены наполовину, так же присутствуют две военные машины, которые едут спереди и сзади желтых пятен на колесах.
Дорога долгая. Местность пустынная.
Вглядываюсь в туман, но, кроме дороги, ничего не вижу. Габи начинает капризничать, Лари быстро успокаивает её. Не знаю, как он справляется с ребенком, но у него это отлично получается.
Автобус останавливается, водитель снова появляется в проходе и говорит:
– Выходите по одному, строитесь в две шеренги и следуете за мной до входа, дальше мы пройдем в смотровой центр и только после этого вас разместят по отсекам.
Не проходит и трёх минут, как наши нестройные шеренги движутся вслед за мистером серьезностью.
Доходим до высоких ворот, туман позволяет рассмотреть их вершину, там колючая проволока. Зейн подходит к створке подносит ладонь к приборной панели, и ворота открываются. Входим внутрь, и створки снова съезжаются вместе. Открытая местность, но не это привлекает внимание, а десятки военных, которые ходят тут. Кто-то говорит по рации, кто-то бежит, и они все вооружены. Непривычно видеть это, но скорее всего новая реальность будет сильно переплетена с военными и оружием. Подходящее время, чтобы начать привыкать к этому.
Идем до странной двери стального цвета, Зейн открывает её, и мы спускаемся вниз. Здесь практически нет тумана, и теперь я могу рассмотреть всё, что происходит вокруг меня. Не думала, что военная база настолько неприглядна внутри. Старая облупившаяся краска, ржавые ступени и запах плесени. Из узкого коридора выходим в огромнейший… зал, наверное. Не знаю, как это описать. Огромное серое пространство с множеством военной техники. О существовании половины этого я даже не подозревала. Машины на колесах и на гусенице. С оружием снаружи и без него.
Заходим в очередную дверь, снова коридор. Он заканчивается, и мы оказываемся в чем-то похожем на больницу. Зейн поворачивается к нам и снимает с себя респиратор. Теперь я вижу его лицо полностью. Голубые глаза, темные короткостриженые волосы, острые скулы, ровный нос и тонкие губы.
– Можете снять респираторы. Дверь справа отделяет вас от того, чтобы остаться в этом месте. Все по очереди заходите туда, вас осматривают, а после военные из третьего отряда проводят вас в нужный отсек.
– Осмотр? – спрашивает дама, что плыла вместе с нами.
Парень поворачивается к ней и смотрит холодным взглядом голубых глаз.
– Так точно. Осмотр.
Вот черт! Он сын полковника Келлер. Сначала я даже не обратила внимания на то, что их фамилии одинаковы, как и высокомерные голубые глаза.
Кажется, очередь никогда не кончится. Время длится бесконечно долго. Кроме нашего автобуса пришли ещё люди из двух других. Ожидающие маются в нетерпении и усталости. Ведь тут даже негде присесть. Кроме Габи, тут ещё семь детей, и даже у них нет сил играть или резвиться.
Спустя пару часов я всё же вхожу в комнату, где собрались по меньшей мере десять человек в белых халатах. Все они в масках и перчатках. Мужчина в возрасте оборачивается и кивает мне в сторону дальней стены.
– Присаживайся на кушетку и закатай рукав до локтя.
Прохожу мимо множества приборов, складывается ощущение, что сюда принесли всё, что придумало и создало человечество за последние десятилетия.
Устраиваюсь на кушетке и снимаю куртку. Я настолько грязная, что после меня нужно будет кушетку поменять. Ко мне подходит доктор и, как я понимаю, медсестра. У девушки в руках планшет, пока доктор выкачивает из меня кровь, медсестра быстро задает вопросы и конспектирует мои ответы.
– Имя?
– Александрия Брукс.
– Возраст?
– 17 лет. Почти восемнадцать.
– Хронические заболевания?
– Нет.
– Группа крови, резус фактор.
– Вторая положительная.
Вроде.
– Дети?
– Нет.
– В вашей семье есть психологически неустойчивые люди?
– Нет. Или мне об этом неизвестно.
– Аллергии?
– Нет.
– Контакт с зараженными?
Тут я запинаюсь, и девушка впервые переводит взгляд с планшета на меня.
– Контакт с зараженными имел место быть?
– Да, – отвечаю я.
– Какого характера?
– Я спасалась и…
– Более кратко, пожалуйста.
– Я их видела.
В разговор вступает доктор:
– Металлические детали в теле имеются?
– Нет.
– Раздевайся до нижнего белья и ложись в аппарат.
Снимаю с себя всё, кроме трусов и спортивного лифчика. Подхожу к аппарату МРТ и ложусь, в руки мне дают грушу и объясняют, что в случае панической атаки я должна нажать на нее, а не пытаться выбраться самостоятельно. С тихим жужжанием проезжаю в импровизированный гроб с закругленной крышкой и, зажав в кулаке всю свою волю, жду, когда меня отсюда выпустят.
Громкий звук оглушает, пытка для ушей длится примерно десять минут.
Вопли раненных птиц прекращаются, и меня выпускают на волю. Возвращаюсь к кушетке, около пяти минут на меня вообще не обращают никакого внимания, я одеваюсь, с трудом натягивая грязную одежду, а
