Вечер потрясения - Андрей Завадский

Зенитно-ракетный полк, единственная надежда наступавших танкистов на защиту от угрозы с воздуха, продолжил движение, разворачивая над дивизией ракетный зонтик, способный если не отразить, то хотя бы ослабить удар. Предстояло еще преодолеть не один десяток, не одну сотню километров, прежде чем басовито заговорят мощные танковые орудия, предвещая гибель врага. И это не должно было стать обычным маршем – узнав об уничтожении сразу двух звеньев истребителей, в штабах противника отдали новый приказ, и сразу полтора десятка самолетов, до предела нагружены авиабомбами и противорадарными ракетами, взмыли в небо. Предстоял еще один бой, победа в котором вовсе не была предопределена.

Однако, несмотря на потери, несмотря на то, что над колоннами техники вились, точно рой кровососущей мошкары, звенья и целые эскадрильи вражеских самолетов, щедро рассыпавших над степью бомбы, наступление продолжалось. Вздымая пыльные шлейфы, оглашая всю округу ревом мощных дизелей и лязгом стальных траков, сотни танков и бронемашин, танковая и две мотострелковые дивизии в полном составе, мчались по ставропольским степям на юг. Их целью был Грозный, откуда поступил панический призыв о помощи, и где уже высаживались американские десантники, с ходу вступая в бой.

Танкисты шли в атаку на свой страх и риск. Над всем югом России бушевала невидимая, но собравшая колоссальную мощь буря, настоящий шторм электромагнитных помех, намертво глушивший всякую связь. И потому далеко не все в этих краях еще знали о начавшейся войне. Жители отдаленных поселков и хуторов, включая свои телевизоры и радиоприемники, с удивлением слышали звучавший из динамиков вой и треск помех, недоуменно переглядываясь и пожимая плечами. Лишь доносившийся из поднебесья гул турбин мог натолкнуть их на какие-то догадки, но здесь каждый знал о грандиозных учениях, и потому на маневры списывалось слишком многое.

Офицеры, командиры полков и батальонов, были осведомлены намного лучше, но это в действительности мало что меняло. Противник, искушенный в подобных делах, бил не по людям и технике, а по боевому духу, лишая солдат и их командиров уверенности, мешая согласовывать любые свои действия. Все штабы, командные центры, все это, хоть и находилось в считанных десятках, в лучшем случае – в сотнях километров, будто перестало существовать, переместившись, например, на другую планету. Некому было думать за командиров дивизий, полков и батальонов, некому стало теперь принимать на себя весь груз ответственности. Шла война, необъявленная, но жестокая и беспощадная.

И все до единого, обычные механики-водители, сотрясавшиеся во чревах многотонных танков и боевых машин пехоты, и командиры, находившиеся в относительном комфорте штабных машин, думали об одном. Каждого из них вне зависимости от должности и количества звезд на погонах, терзала единственная мысль – почему несколько сотен боевых машин, несколько десятков тысяч солдат, сжавшись в стальной кулак, до сих пор почти не ощутили на себе всю мощь ракетно-авиационных ударов противника, на которые американцы всегда были такими мастерами. Каждый хотел знать, почему танки, вместо того, чтобы полыхать среди выжженной степи, стремительно и неотвратимо идут к своей цели, чтобы там встретиться, наконец, с живым, осязаемым и вполне уязвимым врагом. Но ответа никто не знал.

А где-то по другую сторону границы офицерам, не покидавшим штабы уже несколько часов, было совсем не до русских танков. Точнее, они не сомневались, что очередь дойдет и до них. Но в те самые минуты, когда бронированная армада, оглашая ревом ставропольские степи, мчалась на юг, к окутанным дымкой хребтам Кавказа, севернее, в небе над степями Калмыкии разворачивалось грандиозное воздушное сражение. Там, в высоте, лучшие люди страны приносили себя в жертву, чтобы такой ценой их соратники могли хотя бы попытаться взять реванш, ибо, проиграв первое сражение, они еще не проиграли эту войну.

Полустершаяся разметка взлетной полосы метнулась под брюхо стремительно разгонявшегося истребителя, и грязно-белые полосы слились воедино. Тело на мгновение наполнилось непривычной тяжестью, а затем земля вдруг провалилась куда-то вниз, и над головой, всюду, куда бы ни был обращен взгляд, раскинулась лазоревая чаша небосклона, обрамленная по краю, по самой линии горизонта, клубившимися белоснежными облаками, надвигавшимися откуда-то с севера.

– Наш эшелон – восемь тысяч, – произнес Владислав Малинин в микрофон переговорного устройства, находившийся возле самого уголка рта. – Скорость девятьсот, курс двести. Район сбора группы – квадрат девять-четырнадцать.

Командующий авиацией войск противовоздушной обороны, крепко стянутый привязными ремнями, отсюда, из задней кабины тяжелого истребителя-перехватчика Су-30, видел протянувшиеся в вышине белесые, быстро таявшие следы, оставленные другими самолетами, взлетевшими раньше. В небе находилось уже не меньше двух десятков крылатых машин, стремительных и мощных Су-27 разных модификаций, почти все, что оказалось способного летать в липецком Центре боевого применения фронтовой авиации. И теперь эта армада, вооруженная до зубов, сбивалась чуть в стороне от авиабазы в огромную стаю, готовую по приказу генерала Малинина развернуться на юг, чтобы там, над иссушенными беспощадным солнцем степями схлестнуться насмерть с силами врага.

Генерал-полковник ощущал себя в эти минуты древним ратником, отправляющимся на битву с жестокими чужеземцами. Быть может, тысячу лет назад эти степи топтали копыта боевых коней его предков, уходивших за горизонт, чтобы там, в неведомых краях, дать бой коварным хазарам, печенегам или половцам, жаждавшим русской крови. И вот новый враг грозит родной стране, и должно встать на его пути, чтобы, даже ценой собственной жизни, остановить его, утопив в собственной крови. И пусть звенящую сталь кольчуги заменил противоперегрузочный костюм, а вместо узкой прорези забрала командующий смотрел на мир сквозь плексиглас солнцезащитных очков и прицел нашлемной системы целеуказания, избавиться от странного чувства было не просто. Оседлав стального крылатого коня, генерал мчался навстречу врагу, уходя в неизвестность и увлекая за собой свою дружину, безграничную верную вождю до самого конца.

– Радары без приказа не включать, – распорядился генерал-полковник Малинин. – Пока возможно, действовать по командам с наземных пунктов наведения. Всем смотреть по сторонам – противник может появиться в любой момент!

– Принято, – отозвался пилот, находившийся в передней кабине, и сейчас взявший на себя все управление крылатой машиной, уверенно взбиравшейся ввысь, к самому солнцу. – Высот шесть тысяч, скорость девятьсот. Следуем в квадрат девять-четырнадцать. Есть смотреть по сторонам!

Приказ Малинина слышали пилоты всех без исключения самолетов, и тех, что уже оторвались от земли, и тех, что еще только готовились к взлету, ожидая команды диспетчера, в свою очередь, ждавшего, когда освободится взлетная полоса. И командующий мог видеть своими глазами, что приказ был исполнен немедленно и в точности. Широкоформатный экран отображения тактической обстановки, занимавший большую часть приборной доски перед вторым пилотом тяжелого Су-30, оказался буквально заполонен метками, обозначавшими самолеты разных типов, среди которых пока не было ни одного "чужого". Генерал мог видеть положение каждого из своих истребителей, управляя их действиями, и весомый вклад в это вносил самолет радиолокационного дозора А-50, величаво проплывавший в эти мгновения над ангарами и казармами липецкой авиабазы.

– Вторая эскадрилья, я Первый. Ваша задача – прикрыть "гриба", – приказал Малинин. – Пока в воздухе остается хоть один из вас, его радар должен работать!

– Вас понял, Первый, – раздалось в ответ. – Здесь все начеку. Никто не прорвется мимо нас!

Тяжеловесный Ил-76, отличавшийся от своих военно-транспортных собратьев массивным десятиметровым дисковидным обтекателем антенны радиолокатора кругового обзора вполне заслуживал этого жаргонного названия, но не было в нем ничего пренебрежительного и даже ироничного. Радиолокационный комплекс "Шмель", главное "оружие" небесного тяжеловоза, позволял "видеть" чужие самолеты на расстоянии свыше полутысячи километров – радар, находящийся на высоте добрых десять тысяч метров над землей, обладал намного большими возможностями, чем наземные локаторы, даже самые мощные из них.

Только А-50 – а таких машин в распоряжении командующего было целых две, очень неплохо – мог уравнять шансы русских пилотов в схватке с американцами, ведомыми в бой по командам с "летающих радаров" типа "Сентри", и потому летчики приняли приказ Малинина со всей ответственностью. В воздушном бою ныне, как и всегда, большие шансы на победу у того, кто первым увидит врага и успеет занять наиболее удобную позицию для атаки, а потому по обоим бортам "Ильюшина" пристроилось сразу по два звена Су-27, и еще несколько машин держались во внешнем кольце обороны. В общем же почти треть наличных сил была направлена на защиту самолетов дальнего радиолокационного наблюдения от любой угрозы. И пусть пилотам истребителей эскорта, возможно, даже не придется принять участие в сражении, но остальные, получая информацию от А-50, будут действовать втрое эффективнее.