И пожнут бурю - Дмитрий Кольцов

внимание на каждую деталь, принялся ходить по всему цирку, высматривая среди людей возможного злоумышленника. Комиссару хотелось как можно скорее найти блокнотик, потому как в нем были записаны все его тайны, все дела, вся информация, что он успел записать о цирке и его обитателях за несколько недель пребывания здесь. Его хоть и заинтересовала стачка, неизбежное начало которой он предсказал несколькими днями ранее, а вчера поделился предположениями с Отцом Дайодором, на котором, по мнению Обье, лежит основная вина за возможное свержение Сеньера, но особо наблюдать за действиями толпы ему не хотелось, он лишь воспользовался ею для своей цели – найти блокнотик и похитителя вместе с ним. Похитителю Обье страстно желал вырезать печень, чтобы мучился. Одновременно с этим комиссар понимал, что уезжать надо как можно скорее, потому что буря могла разразиться в ближайшие дни или даже часы; помимо этого, еще раньше блокнотик мог попасть на стол к Сеньеру, что автоматически означало бы гибель Обье.

В это время за комиссаром следила Катрин, выжидая лучшее время для появления перед ним с заветным блокнотиком. Она не собиралась делать этого сразу, потому что хотела заставить Обье сильно нервничать и испугаться. Сама она еще не читала записи, борясь с жутким желанием, словно с зудом в глазу. Единственное, что Катрин себе позволила, так это открыть первую страничку, на которой было написано: «Иное лицо, кроме владельца данного предмета, имеющее смелость читать эти строки, ежели осмелиться читать далее – будет жить в страхе перед судом Парижа». Смелости читать далее у Катрин не имелось. Комиссар ее не замечал, потому что она обладала удивительными навыками скрытности и быстрого передвижения; будучи обыкновенной костюмершей, она проявляла способности акробатки и шпионки, словно была рождена для этой работы.

Одновременно с Катрин (но не пересекаясь с ней) за Обье следил Ларош. Он делал это по поручению сразу двух человек, давших соответствующие приказы независимо друг от друга: Хозяина и Ирэн. Цель слежки была одна: не допустить со стороны комиссара каких-либо странных либо опасных действий, могущих навредить репутации цирка. Чтобы не быть пойманным, и Ларошу, и Катрин приходилось позволять Обье обыскивать пустые шатры.

День не благоприятствовал ни стачке, ни отчаянным поискам, устренным Обье, ни слежке, устроенной за Обье. Ночью сильный ветер стих, но ближе к полудню вновь поднялся, пробирая до костей людей, старавшихся не обращать на него внимание. Пустынный, вымерший пейзаж ярмарочной долины сделал с цирком непоправимое: шатры будто потускнели, все цвета и краски, почти три десятка лет восхищавшие своими пестротой и побуждением к жизни, покрылись серым налетом наподобие грязной пыли, однако неоттираемым, вечным. Некоторые участки цирка тоже были похожи на пустыри, обезлюдившие городки или деревни. Кто-то из людей, населявших подобные места, либо попрятался по шатрам, выжидая, либо присутствовал на стачке. В «квартале» уродов продолжал царить хаос: никто пока даже не думал разгребать остатки клеток, повозок и объектов инфраструктуры; кого-то наспех хоронили, кого-то сразу сжигали (в основном сжигали, потому как хоронить почти сотню человек было попросту негде), тела умерших, но не работавших в «квартале» уродов, забирать никто не стал, да и не мог никто – ворота «квартала» наглухо были заперты и охранялись надзирателями со стороны цирка. Несколько сотрудников попыталось пробраться внутрь, однако они были сразу остановлены, особо упрямых борцов за права уродцев, попытавшихся оттолкнуть надзирателей, пристрелили на месте, так что более попыток выяснить, что сейчас происходило за воротами, не предпринималось. Стачечники, ведомые агентами Моррейна, преследовали иные цели, потому не сильно заботились о том, чтобы самим всей огромной толпой раскидать семерых надзирателей и открыть ворота «квартала». Нет, это не было частью плана, разработанного Моррейном и Лабушером задолго до описываемых сейчас событий.

Учитывая, что еще не все сотрудники перешли на сторону стачечников, соответственно, стоит сказать, что были и охранники, лояльные Сеньеру. Они охраняли отдаленные «кварталы» – технический и обслуги. В них жили, как уже понятно из названий, рабочие технической направленности – ремонтники, монтажники, слесари, маляры, механики, конструкторы, инженеры, строители, грузчики и т.д., и обслуживающий персонал – младшие лакеи, официанты, младшие повара, дворники, билетеры, кучера, кассиры, уборщики, продавцы в лавках и т.д. То есть – жилые «кварталы» для большей части сотрудников низших классов – четвертого, пятого и шестого. В них нельзя было попасть посетителям, потому что они были расположены противположно сеньеровской аллее – прямо за шатром-столовой и слева от Большого шапито, в ста метрах от первого из Малых шапито. Так вот, эти «кварталы» находились под контролем обычных охранников, что ужасно раздражало стачечников, потому агенты Моррейна убедили их в необходимости выдворить охранников, лояльных руководству, из них, дабы требования людей звучали еще весомее.

К обеду, когда к стачке присоединилось еще около двух сотен человек, а общая численность бастующих дошла до одной тысячи, начались активные действия по установлению контроля над упомянутыми двумя «кварталами». На т.н. их «освобождение» двинулось около двухсот человек, что весьма значительно, учитывая, что в самих «кварталах» продолжало находиться чуть менее сотни в каждом, а охраннико едва дотягивало до ста в целом (шестьдесят четыре в техническом и тридцать шесть в «квартале» обслуги).

Вооруженные всем, что попалось под руки, люди отправились в свои «кварталы». На угрозы встречи огнем они никак не отреагировали – настойчиво продолжили движение. Преодолев первый кордон из двух десятков охранников, рабочие устремились в технический «квартал». Особого сопротивления охранники не оказали, многие добровольно сложили оружие и даже перешли на сторону стачечников. Тех же, кто пытался пресечь нарушение приказа Хозяина, быстро скручивали, связывали и выносили на сеньеровскую аллею для всеобщего порицания. Работники не церемонились в выражениях и обзывали охранников «скотами», «предателями», «бездушными псами» и прочими нелицеприятными словами. Уже там, на аллее, перед многосотенной толпой, даже самые отпетые защитники режима Сеньера сдавались и молили о прощении, обещали поддержать собратьев по несчастью. Некоторым верили и отпускали, некоторых продолжали держать в положении пленников.

В «квартале» обслуги ситуация развернулась немного по-другому. Помимо того, что охранники там вели себя более нахально и не побоялись открыть огонь по стачечникам, так еще и многие обитатели «квартала» отказались выступать против них, предпочтя либо укрыться в своих шатрах, либо выступить против стачечников. Да и сами стачечники, отправившиеся сюда, проявляли непрекрытую агрессию по отношению к охранникам и обитателям «квартала», не вышедшим на стачку. Все это вылилось в столкновения, приведшие к нескольким смертям и десяткам раненых с обеих сторон. Однако численный перевес сыграл свою роль: через два часа упорных боев стачечники взяли «квартал» под свой контроль, а