Верю – не верю - Марина Полетика

Вадим Сергеевич бережно закрыл крышку фортепиано и принялся лавировать между столиками и креслами, собирая в сумку маракасы. Мужчина поднялся, чтобы ему помочь.

– Простите пожалуйста, вы – Вадим Давыдов? Я по вашей игре просто обязан был догадаться. Я сам в оркестре… Вот, на пенсию вытолкали, место было нужно протеже директора. Его и взяли, без всякого конкурса. А я вот… Меня сюда дочь с зятем привезли, чтобы я, в общем… У меня зять большой человек, в мэрии работает. Я очень, очень рад! Кто бы мог подумать?!

– Простите, вы ошиблись, – прервал его восторженную болтовню пианист, торопливо запихивая в сумку ноты. – Я просто однофамилец. У того Давыдова отчество, кажется, Константинович. Нас всегда путают. Совпадение. Извините, меня ждут. Всего доброго!

Беседа с Верой была назначена на вечер следующего дня. Накануне Милица Андреевна с трудом преодолела соблазн выслушать Верины показания прямо тут же, не отходя от песочницы, потому что профессиональный опыт показывал – оппонента надо дожимать, пока преимущество на твоей стороне. Но, как назло, поднялся ветер, по железной крыше воткнутого в середину песочницы грибка застучали капли дождя. И подняться обратно в дом тоже было нельзя – может проснуться Борис Георгиевич, а предстоящий разговор лучше провести с Верой наедине. Еще она хотела назначить встречу в той самой кофейне, где они с Линой побывали утром, – обстановка соответствовала новому жизненному этапу, в начале которого находилась Милица Андреевна. Но потом спохватилась: разговор будет долгим, одной чашкой кофе не обойтись, придется заказывать что-нибудь еще, неудобно сидеть за пустым столиком, а цены там не для пенсионеров.

Поэтому она пригласила Веру к себе.

Встала утром пораньше, навела чистоту поверх вчерашней чистоты. Вымыла голову и уложила волосы феном. Позвонила дочери – они всегда созванивались в начале дня, и больше дочь не звонила. Вообще-то, Милицу Андреевну это всегда немного задевало, но сегодня ей было на руку – больше никто не станет отвлекать ее от дела. Подумав, перезвонила еще и Лине, имея в виду то же самое – но подруги не было дома. Понятно, на работе, вздохнула Милица Андреевна, но без прежней досадливой зависти. У нее теперь тоже есть чем заняться!

Сменила домашний спортивный костюм на брюки и блузку и уселась ждать. До прихода Веры оставалось два часа. А два часа, проведенных в ожидании чего-либо, по справедливости должны засчитывать за три или даже четыре. Но обстоятельства сложились не столь драматично: через сорок минут в дверь позвонили. Наверное, Вере тоже не терпится излить душу, возликовала Милица Андреевна и распахнула дверь.

На пороге стояла Лина Георгиевна. Вид у нее был слегка виноватый и одновременно немного вызывающий.

– А ты что не на работе? – от неожиданности невежливо воскликнула Милица Андреевна.

– А ты собиралась без меня, да? Я ведь тоже хочу знать! То есть я переживаю за Веру. И вообще – это я все начала, а ты хочешь без меня. А обещала вместе!

От смущения и решительности Лина Георгиевна даже выражалась не так литературно, как обычно.

Милице Андреевне, пойманной с поличным, стало совестно. Как ни крути, а Лина права. Поэтому ей оставалось лишь гостеприимно пробормотать:

– Да что ты выдумываешь? Я очень рада! Просто ты на работе, а я пенсионерка, свободный человек, Вера тоже сегодня работает во второй половине дня, вот я и решила. Проходи-проходи, как же я без тебя!

Две женщины всегда найдут способ скоротать время, даже если они глухонемые. Почтенные дамы подобным недугом не страдали, поэтому время пролетело незаметно и Верин приход застал их беседу в самом разгаре.

Вера явно волновалась и, похоже, плохо спала ночью. К тому же она не владела искусством при помощи косметики рисовать на лице разные приятные глазу картины и выражения, да и вообще не любила всякие там помады-кисточки. Под глазами у нее лежали тени, вспотевший лоб блестел, а губы были бескровными, хотя она их покусывала, нервничая.

Милица Андреевна, мгновенно оценив ситуацию, быстро приняла решение. Когда-то ей приходилось принимать множество решений ежедневно, и от них зависели судьбы доверенных ей мальчишек.

– Верочка – можно я буду звать вас по имени? – а вы знаете, я увлекаюсь ономастикой. Это наука о значении имен. Так вот, представительницам вашего имени – вы не слышали, конечно? – свойственны незаурядные музыкальные способности. А мое имя происходит – представляете? – от древнегреческого имени Мелисса. И означает оно вовсе не траву, как можно было подумать, а «медовая». Поэтому я предлагаю выпить за наше знакомство чаю с медом или с мелиссой, у меня есть и то, и другое…

Безостановочно говоря и улыбаясь, она доставала вазочки и чашки, кипятила чайник, задавала множество вопросов и сама же на них отвечала. И когда чай был готов, Вера немного успокоилась и расслабилась, осознав, наконец, что пришла не на допрос к странной малознакомой тетке, общаться с которой не имела желания, а к неплохому, судя по всему, и очень доброжелательному человеку. Кстати, и на майора милиции эта женщина не похожа. Во всяком случае, никогда не виданных ею в реальной жизни майоров милиции Вера представляла иначе.

– А тетино имя что означает? – решила она поддержать беседу.

– Лен, льняное полотно, – вставила Лина Георгиевна и заговорщицки подмигнула подруге – вот, мол, читала, и мы теперь не лыком шиты.

– Странно, – засмеялась Вера. – Вот бы не подумала…

Когда чай был выпит, атмосфера за столом стала вполне приятной. И на просьбу Милицы Андреевны рассказать о том злополучном дне рождения Вера отреагировала уже спокойно, честно собралась с мыслями и поведала все, что могла вспомнить.

Признаться, Милица Андреевна была разочарована. Вера не запомнила никаких деталей. Весь вечер она, как стрелка компаса за Северным полюсом, следила за своим Вадимом, пытаясь понять, какое впечатление он произвел на ее родных и подруг. Вера понимала, что ему тоже нелегко, бросалась на помощь, поддерживала разговор, если он угасал, подкладывала Вадиму на тарелку еду, потому что сам он так стеснялся, что предпочел бы вообще не брать в рот ни крошки. Больше она ничего и никого не замечала. И даже на ловко вставленную Линой Георгиевной фразу о том, что «пирог был отменный», Вера лишь рассеянно ответила: «Кажется, да… Не помню». Чем весьма обидела тетку.

Но готовый разразиться монолог о пироге и вопиющей неблагодарности Милица Андреевна пресекла на корню, украдкой толкнув ногой Лину Георгиевну под столом, а Вере задала вопрос, давно ее занимавший: если брошь весь вечер была приколота к платью, то как она могла пропасть?

– Когда все собирались расходиться, я зашла в ванную комнату причесаться, – припомнила Вера. – Но подумала, что не стоит разгуливать поздно вечером с дорогим украшением. Как говорится, от греха подальше. Я сняла ее и положила на стеклянную полочку у зеркала.