Запретная книга - Гвидо ди Соспиро

Часа через два, когда по небу разлились перламутровые краски рассвета, отправились спать и гости. Расходились ближе к полудню, после неторопливого завтрака и сердечного прощания с Найджелом. Орсине не хотелось, чтобы Эммануил заметил погром, оставшийся после вечеринки. Музыка, к счастью, следов не оставляет, но вот отметины черных резиновых подошв… Декораторы сняли китайские фонари…

— Забыли стремянки, болваны! Бхаскар, убери их поскорее!

Руперт возвращался в Лозанну ночным поездом — он хотел успеть в колледж к утру понедельника. Проводив сына, Найджел вспомнил, что тот ни разу не заговорил об Анжеле, хотя на вечеринке они все время были вместе. Отец по этому поводу не расстроился: Анжела хоть и очаровательна, но компания у нее дурная, нечего сыну с ними путаться. Ребята слишком богаты и чересчур молоды, в жизни им не встречалось трудностей, они себя не знают. В лучшем случае они окончат так же, как эксцентричный дядя Орсины. Найджел вспомнил о собственных сибаритских наклонностях.

«Я заработал это право! — сказал он себе. — У меня совсем другая ситуация».

Анжела уехала вместе с приятелями. Найджел с Орсиной погрузили багаж в «феррари» и в «альфа-ромео». Они хотели пару недель провести в поместье, вернуться в Венецию к исторической регате и продолжить свое праздное существование в Провансе и Лондоне.

Найджел разъезжал по виноградникам в поисках «Амароне» и других изысканных вин. К нему часто присоединялась Анжела, утверждая, что Найджел научит ее английскому лучше любых учителей. Они ящиками привозили невероятно редкие вина. Найджел возвращался бодрячком, но у Анжелы к ужину настроение беспричинно пропадало.

Барон этого не замечал. Усадьба наполнилась его учениками, которые, с великодушного разрешения Эммануила, разбили лагерь на лугу рядом с домом. Барон подготовил новый цикл лекций.

«Слава Богу, хоть учеников не видно», — подумала Орсина и спросила, в чем суть курса.

— Он о простой истине: история не повторяется. Я буду говорить о Священной лиге. [27]Молодым умам все нужно преподносить в красочной форме — не в качестве дополнения к фактам, а чтобы распалить воображение. В этом нет их вины: юность не ведает даров зрелости, — ответил дядя.

«Дядя… — мысленно вздохнула Орсина. — Проповедует и проповедует». Впрочем, Эммануил со временем сделался тише. Наверное, осознал, что учителем быть непросто. Может быть, он изменит отношение к Лео?

Хотя какая разница? Дядя знает Лео как гостя, а не как человека, которого Орсина любит и с которым надеется провести всю жизнь, забыв традиции и обязательство перед семьей. Даже выйдя замуж, остепенившись и узнав, что она наследница древнего рода, Орсина была рада услышать голос Лео по телефону. Для барона же Лео был ничтожеством, пустым местом.

Прошло несколько дней, но бодрость к Анжеле так и не вернулась, она едва поддерживала разговор. Найджел утверждал, что во время охоты за винами Анжела пребывала в обычном настроении.

— Так что, — уверял он супругу, — не о чем беспокоиться.

Анжелу мучили мигрени. Она почти не ела, рано ложилась спать. Орсина никогда не видела сестренку такой. Однажды вечером она пришла к ней в спальню, чтобы разузнать, в чем дело.

Анжелы в комнате не оказалось. Орсина спросила у Марианны, где Анжела. Оказалось, что девушка в саду.

— В саду? — удивилась Орсина, а про себя добавила: «Одна? Где, кстати, Найджел?»

Она поспешила в сад, здороваясь по пути с учениками дяди.

Анжела сидела в одиночестве под тюльпанным деревом.

— Анжела, — мягко произнесла Орсина, присаживаясь рядом, — я за тебя беспокоюсь. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да. Просто голова болит.

— И все?

Анжела не ответила.

— Тебя что-то печалит?

— Нет.

— Это из-за Джерардо или Аугусто?

— Нет.

— А Руперт? После вечеринки ты ни разу о нем не вспомнила. Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего. Мы прекрасно провели время. Показала ему подвал, ради смеха — одна бы я туда не спустилась. Там очень страшно. Руперт, похоже, сильно расстроился — он со мной не разговаривал, сразу пошел к себе спать.

— Тебя это задело?

— Меня? Нет, ушел — и плевать мне на него! Лет через двадцать пять он станет интереснее. А пока ему надо повзрослеть.

Анжела отвернулась. Видимо, присутствие сестры смущало ее.

Орсина глубоко вздохнула и задала вопрос, мучивший ее уже несколько недель:

— Дело в Найджеле?

— Нет, нет и еще раз нет!

Горячий тон сестры не разубедил Орсину.

— Уверена? Откройся, Анжела. Доверься мне.

— Я же сказала: нет.

— Если это не из-за Найджела, — облегченно продолжила Орсина, — тогда что же случилось? Не терпится переехать в Бристоль?

— Спрашиваешь! Нет сил ждать. Может, там я найду себе Лео, такого же красавчика, только… более мужественного? — Анжела ядовито посмотрела на сестру. Та пропустила замечание мимо ушей.

— В чем же дело? — настаивала Орсина. — Ты сама не своя. Может, у тебя грипп?

— Наверное… На вечеринке постояла у открытого окна — и — ин-флу-энца! Так шутит Найджел.

Орсина не засмеялась.

Объяснений больше не последовало, и она, поцеловав сестру, собралась уйти.

— Орсина, — окликнула ее Анжела. — Мне надо кое-что тебе сказать.

— Да, cara. [28]

— Но не сейчас. Поговорим утром.

— Почему? Расскажи, прошу.

— Нет, голова болит. Вот посплю, все пройдет, а утром расскажу. Честное слово, утром все расскажу. Мне будет легче. А пока доброй ночи.

Анжела поднялась на ноги, обняла сестру и ушла из сада, покачивая бедрами.

«Не знаю, болит ли у тебя голова, — подумала Орсина, глядя сестре вслед, — но вот походка твоя мне точно не нравится».

С балкона собора Святого Петра в Риме папа произнес речь. После взрыва в Сан-Петронио прихожан на площади поубавилось. Раньше было не протолкнуться, а сегодня людей пришло непозволительно мало.

Вместе с паствой папа прочел «Ave Maria» и возгласил:

— Братья и сестры, молитесь за мир в Европе. Наши заблудшие братья мусульмане исправляются, не отнимают более жизней наших в обителях Господа. Да, они оскверняют храмы, но это доказывает их желание завязать беседу. Они готовы отринуть кощунство и вступить с нами на путь братства и любви. Проявим же терпение и помолимся Всемогущему Господу: да направит он их на путь истинный. Сыны Авраама обретут мир, объединенные справедливым Богом. Помолимся же.

Понтифик говорил, обратив взор к небу. Посмотрев на толпу, он увидел, что многие — нет, большинство — уходят. Какое разочарование! Стадо не внемлет пастуху.

ГЛАВА 10

В Европе осквернения храмов не прекращались. Напряжение росло с каждым днем. Поджигались мечети. Скинхеды и футбольные болельщики нашли новый выход своей агрессии. Улицы заполняли многотысячные толпы: люди размахивали плакатами и требовали остановить «захватчиков». Иммигранты-мусульмане, опасаясь за свои жизни, перестали выходить на работу. Жителей Европы это разъярило еще больше.

— Любопытно, — сказал барон, проглядывая статью в утреннем номере газеты. — Французы ежедневно выходят на демонстрации en masse! [29]Как велико недовольство!

— Ничего странного, — ответила Орсина. — Не забывай, что во Франции протесты — национальное времяпровождение.

— Верно, — сказал барон. — Поэтому англичане мне нравятся больше. Они куда спокойнее.

— Согласен, — заметил Найджел. — Мы переехали в Прованс, потому что спокойствие нам не по душе!

— Найджел, с возвращением в беседу, — сказала Орсина. — Дремота прошла?

— Я почти поддался ее соблазну, но ты, светлый ангел, меня спасла!

Шаркая, вошла старая экономка с банкой в руках.

— Поспела черника, — сказала она. — Вот любимое варенье младшей баронессы.

— Спасибо, Марианна, — поблагодарила Орсина. — Когда придет Анжела, мы его откроем.

— Боюсь, банка останется закрытой, — сказал Найджел. — А жаль, варенье выглядит великолепно. Орсина, может, разбудишь сестрицу?

— Варенье подождет. Анжеле вчера нездоровилось, — ответила Орсина. — Похоже, у нее грипп. Если к одиннадцати не появится, звоним врачу.

— К одиннадцати? — вставил Эммануил. — Лучше к полудню. Твоя сестра не отличается дисциплинированностью. Грипп, говоришь?

Орсина кивнула.

— Может, грипп, а может — очередная любовная интрижка, — заметил барон. — Я уже сбился со счета. Возможно, холодный английский климат остудит ее пыл. Переезд и учеба — неплохая идея.