Земля, которой нет - Сергеевич Клеванский

Крыс, кстати, не поступало уже в течении пяти «ночей», а, как подсказывает мне обоняние, куча тоже куда-то исчезла.

— Весело? — раздался знакомый голос.

В такие моменты всегда знаешь кто это.

— Да. Безумно, — прохрипел я, раздирая горло. — А тебе там?

— Мне? Просто замечательно.

Мне мигом представился смутный образ человека, сидевшего в шезлонге и потягивающего фруктовый коктейль. Я невольно потянулся рукой, но рука так и не сдвинулась с места, а видение уже разлетелось вдребезги.

— О чем поговорим на этот раз? — спросил я.

— Не знаю, — наверно пожал плечами этот некто. — Ты же сам с собой разговариваешь. Так что ищи темы сам.

— И верно, — кивнул бы я, если имел на это силы. — Как насчет квантовой механики?

— Ты в ней не разбираешься.

— Откуда ты знаешь?! — вскинулся я, а потом опомнился. — А, ну да, глупый вопрос. Ну, тогда, как насчет окружающей обстановки?

— Тебя в ней что-то смущает?

— Нет, — фыркнул я. — Совсем ничего. Все в норме.

— Я тоже так думаю, — видение потянулось и устроилось поудобнее.

Я его не видел, но знал это. Такое странное, противоречивое, почти невозможное ощущение. Когда вроде что-то и существует, но с другой стороны вокруг была лишь непроницаемая тьма.

— Кажется, я еще не попадал в передрягу похлещи, — с ноткой самоиронии, вздохнул я.

— Попадал, — твердо произнес собеседник.

— Эй! — возмутился я. — Ты же я, значит должен со мной соглашаться!

— Я твоя шиза, а шиза не поддается законам логики, — словно пожало плечами это нелепое видение.

Я немного подумал, а потом ответил:

— Ну и черт бы с тобой.

— Черт, не демон?

— Да какая разница.

Повисла тишина, а я не стал торопить собеседника. Ведь, право же, не станете же вы торопить собственные глюки.

— На самом деле, очень большая, — протянуло это нечто. — Но вернемся к нашим баранам.

Если честно, я уже возненавидел эту присказку. Кстати, я не упоминал? Прошу прощения, видимо совсем крыша едет, но, если вы не поняли, это уже далеко не первый мой разговор с… самим собой.

— Мое мнение — в Мальгроме было жарче.

— Нет, — твердо ответил я. — Там было проще.

— И почему?

— Потому… потому… — я мычал, давился, но ответа подобрать не мог. — Темные богини тебя задери! Ты прекрасно знаешь ответ, если задаешь такие вопросы!

— А если знаю я, то знаешь и ты.

— Но я то не знаю!

— Дружище, ты разговариваешь сам с собой и при этом говоришь, что я знаю, но ты нет. Это уже клиникой попахивает.

— А то, что я в принципе с сам собой шпрехаю это в порядке нормы.

Странно, но я засмеялся. Засмеялся я и тот я, ну, который не я, а я… В общем-то, я уже тоже запутался в определении кто здесь носитель шизы, а кто видение. Возможно даже, что я вовсе не реален, а просто бред чье-то больного воображение, сдобренного доброй щепотки отчаянья и безысходности.

— Может поговорим о том, к чему ты пришел? — немного ехидно поддело меня видение.

— Убирайся, — только и ответил я, понимая, что на эту тему точно не хочу говорить.

— Как скажешь.

Повисла тишина, а я уснул, и снилась мне темная комната без дверей, окон и какого-либо шанса на освобождение. В который раз я уже не мог различить где реальность, где видения, порождённые голодом, психозом и тьмой, а где сны, имеющие те же корни.

— Ты тут? — спросил я очередным «днем».

— И не уходил, — прозвучал лаконичный ответ.

— Я должен был уже умереть.

— Я знаю.

— Они не позволят.

— Я знаю.

Я замолчал, а потом рассмеялся. Гулко, низко, наверно это выглядело несколько страшно.

— Ты сошел с ума, — сказало видение.

— Я знаю, — повторил я его слова и засмеялся еще сильнее.

Все вокруг вдруг стало казать таким нелепыми, таким по комически невозможным. Словно вот-вот, минет одна секунда, другая и я проснусь. Да не где-нибудь, а в своей двушке, оставшейся от укативших в теплые края родителей. Там, на видавшей виды кровати, и я сейчас не пошлю, среди подушек и одеял, лежало мое бренное тельце, видевшее столь причудливый сон.

Вот-вот прозвенит надоедливый будильник, и придется вставать — спешить на подработку. А там босс, жуткий, к слову, тип. Все время потный, с платочком и жутко нервный. Если сдашь отчет не в срок, так сразу головомойку устроит. А еще там есть секретарша Таня и все прекрасно знают, что она под «этим делом» переспит даже с уборщиком Славиком, который в свою очередь не выходит из под «этого дела». Но при этом никто не спешит воспользоваться знанием, потмоу как знают, что его — знание, уж больно активно пользует босс. И никого, собственно, не волнует, что у босса есть жена красавица и дочка умницы. Как, впрочем, не волнует это и самого босса.

А после подработки, вылетев из душного офиса, я наберу номер своего друга Ника. Тот подъедет на разбитой «шевроле» слишком бородатого года выпуска, чтобы его помнить. Он махнут рукой в открытое окно, просигналит особым способом и крикнет: «Трап спущен». Я запрыгну в салон и поедем за Томом в его кафе, где он подрабатывал официантом. Дождемся окончания смены, а потом станем искать место, куда можно приткнуться. А если некуда, то, сидя в машине, станем перебирать списки контактов и соберемся все у меня. Кто-то врубит жуткую музыку, но пьяным нам будет все равно. Будет обязательно весело, жарко и безумно хорошо.

А на следующее утро опять будильник, босс, особый сигнал, крик «Трап спущен» и все по новой. Почему? Потому что молодые, потому что хотим, и потому что можем. Каждый день как последний, каждый поцелуй как первый, каждая девушка как волшебная нимфа.

Но потом, до смешного, опять будильник, босс и по накатанной.

— Они далеко, — насмешливо протянуло видение.

— Да чтобы ты сдох, — сплюнул я. — Такую картинку смазал.

— Это я могу. Это я с радостью. Но сдохну я, умрешь и ты. А ты этого не хочешь.

— Ты же знаешь, что я пытался убить себя

— Не ври самому себе — это было от нечего делать. Да и просто исследовательская жилка взыграла.

Я покачал головой, вернее, покачал бы, если мог — спорить было бесполезно.

— Тебя не обманешь.

— Самого себя в принципе сложно обмануть, — философски заметило оно. — Слушай, мне конечно приятно с тобой языки полоскать, но может ты уже сделаешь то, что должен.

— А что я должен?

Наверно глюк сейчас печально вздохнул, я этого не видел, но знал, что именно так он и сделал. Некоторое время висела тишина, впрочем, она всегда здесь висела, ведь я не был уверен, что веду этот диалог вслух, а не в своем воображении.

— Ничего не видишь.