Клеопатра - Генри Хаггард

– Мы тщательно проверили записи, о Аменемхет, и в том, что в его жилах течет кровь наших фараонов, сомнений нет. Он их законный наследник.

– Кто-либо из вас, здесь присутствующих, – продолжил мой отец, – сомневается в том, что этот царственный Гармахис по воле самих богов был призван к божественной Исиде, познал путь Осириса, прошел искус и был наделен правом стать наследным верховным жрецом мемфисских пирамид и их поминальных храмов?

Тут встал старый жрец, который был моим проводником в святилище Исиды той ночью, и ответил:

– Никто в этом не сомневается, о Аменемхет. Я знаю это, я сам проводил его посвящение.

Снова заговорил мой отец:

– Кто-либо из вас, собравшихся здесь, может сказать, что этот царственный Гармахис по неправедным деяниям, по порочности в сердце или в жизни, по коварству или по лжи не достоин стать повелителем Верхнего и Нижнего Египта?

Тут поднялся старый правитель Мемфиса.

– Мы проверили его праведность, о Аменемхет, и уверены в ней, в нем нет ни одного из этих пороков, – ответил он.

– Да будет так, – промолвил мой отец. – Значит, принц Гармахис, потомок Нектанеба, служителя Осириса, достоин занять царский трон. Пусть выйдет женщина Атуа и расскажет собравшимся о том, что предсказала в час смерти та, которая была моей женой, когда ее устами вещала богиня Хатор.

После этих слов старая Атуа вышла из тени колонн, проковыляла на середину зала и рассказала то, что уже было описано.

– Вы все слышали и теперь знаете, – сказал отец, когда она закончила. – Согласны ли вы с тем, что устами женщины, которая была моей женой, говорила богиня?

– Согласны, – ответили собравшиеся.

Снова встал мой дядя Сепа и обратился ко мне.

– Царственный Гармахис, ты слышал сказанное, – сказал он. – Знай же, мы собрались здесь для того, чтобы короновать тебя царем Верхнего и Нижнего Египта. Твой благородный отец Аменемхет отказался от своих прав на престол и передает их тебе. Эта церемония, увы, совершается без пышности, подобающей такому великому событию, ибо то, что мы делаем, должно пройти в величайшей тайне, иначе нам придется заплатить за это жизнью. Но самое страшное – мы погубим дело, которое для нас дороже жизни. Но священные древние обряды должны быть соблюдены, насколько позволяют сейчас обстоятельства. Узнай же, что сейчас произойдет, и если, узнав, твой разум не воспротивится, воссядь на трон свой, о фараон, и принеси клятву!

Священная земля Кемет уже давно стонет под греческим игом и трепещет от страха перед римским копьем. Древняя вера в египетских богов давно осквернена, а народ Египта сокрушен и влачит жалкое существование рабов. Но мы верим в то, что час избавления близок, и именем многострадального священного Египта, именем его древних богов, которым именно ты избран служить, мы призываем тебя, о принц, взять меч и стать нашим избавителем! Знай же, двадцать тысяч патриотов – сильных и преданных людей – поклялись ждать тебя и по твоему сигналу подняться, все как один, и предать мечу ненавистных греков и из их крови и плоти выстроить для тебя трон, который будет стоять на земле Кемет прочнее пирамид, такой трон, который сможет дать отпор даже римским легионам, которые не смогут поколебать его. И сигналом должна стать смерть этой бесстыжей блудницы Клеопатры. Ты должен будешь убить ее, Гармахис, тем способом, который будет тебе указан, и ее кровью освятить царский трон Египта.

Можешь ли ты отказаться, о наша надежда? Не переполняет ли твое сердце святая любовь к Египту? Можешь ли ты отнять от своих уст кубок свободы или предпочтешь испить горькую чашу рабства и умереть обреченным на муки рабом? Опасность велика, возможно, нас ждет неудача, и ты своей жизнью, и мы своими жизнями заплатим за свою дерзкую попытку. Но стоит ли этого страшиться, Гармахис? Неужели наша жизнь так сладостна и прекрасна, что нужно бояться ее потерять? Так ли мягко нам на нашей каменной кровати? Неужели печаль и горечь настолько не важны, что о них можно не думать? Неужели мы дышим здесь таким божественным воздухом, что нам нужно бояться перестать дышать? Что у нас есть, кроме надежды на будущее и воспоминаний о прошлом? Что мы видим здесь, кроме мрака? Так стоит ли всем, чистым сердцем, страшиться перейти туда, где исполняется все, где воспоминания растворяются в событиях, их породивших, а тени исчезают в свете, который их отбрасывает? О Гармахис, воистину благословен лишь тот человек, чья жизнь увенчана блеском прекраснейшего из венцов славы. Ибо всем детям земли смерть протягивает букет маков, но истинно благословен лишь тот, кому судьба дает возможность сплести из этих маков венок славы. И что может быть для человека благороднее смерти во имя освобождения своей родины, чтобы сорвать с нее узы, чтобы она, могучая и свободная, встала с колен, гордо подняла голову и, облачившись в боевые доспехи, швырнула под ноги врагам узы услужения, и чтобы земные тираны уже никогда не смогли выжечь на ее челе клеймо раба?

Кемет взывает к тебе, Гармахис. Идем же, освободитель! Явись, как Гор с небесного свода, разбей цепи, прогони врагов, освободи отечество и правь им, как фараон на древнем троне фараонов…

– Довольно, довольно, – воскликнул я, когда по залу прокатилась волна рукоплесканий, отозвавшись эхом среди могучих стен и колонн. – Довольно. Нужно ли так увещевать меня? Если бы у меня было и сто жизней, я бы посчитал великим счастьем, не задумываясь, отдать все их за Египет!

– Достойные слова благородного мужа! – откликнулся Сепа. – Теперь ступай с этой женщиной, она омоет твои руки, прежде чем они прикоснутся к священным символам власти, и умастит благовониями твое чело, прежде чем на него ляжет венец фараона.

И я прошел в соседние покои со старой женщиной Атуа. Там, бормоча молитвы, она омыла мои руки чистой водой над золотой чашей и, окунув кусок тонкой ткани в благовонное масло, вытерла ею мой лоб.

– Возрадуйся, Египет! – промолвила она. – Возрадуйся, счастливейший принц, ты станешь царем! О царственный юноша… Слишком царственный и слишком красивый, чтобы быть жрецом, так скажет любая красивая женщина. Но, возможно, для тебя смягчат суровые жреческие правила, предписывающие жрецам воздержание, ведь род фараонов должен как-то продлиться! Как я счастлива, что качала тебя на руках, нянчила и пестовала, что пожертвовала жизнью собственного внука ради твоего спасения! О царственный, прекрасный Гармахис, ты рожден для славы, для счастья, для любви!

– Прекрати, прекрати, – сказал я, потому что ее болтовня начала раздражать меня. – Не называй меня счастливым, ведь ты не знаешь моего будущего, и не говори мне о любви, потому что любовь рождает печаль. Знай, у меня другое, более высокое предназначение.