Дневник Мелани Вэйр - Марина Эльденберт

– Поднимайся, – приказала она, не повышая голоса. Он подчинился, как если бы некто невидимый резким рывком вздернул его за плечи и поставил на ноги, – что интересного я могу найти в вашей глуши?

– Ничего такого, госпожа, – пробормотал он сквозь полузабытье дурмана внушения, – разве что казнь…

– Неплохо, – Дэя приблизилась вплотную – она едва доставала ему до груди, и тот покорно опустил голову, чтобы она могла коснуться пальцами его подбородка. С недавних пор ей стали интересны самые изощренные казни и пытки. В издевательствах друг над другом человечество совершенствовалось из года в год. Единственное, что по-прежнему вызывало в ней стойкую, на уровне животной агрессии неприязнь – надругательства над беззащитными женщинами.

Случалось ей отрывать головы и гениталии мужчинам, возомнившим женщину товаром, рабыней или объектом, на котором можно выместить злобу, но чаще всего это делали по приказу у неё на глазах. Прикасаться к ним она считала ниже своего достоинства. Дэя лишь изобретала для них новые мучения и пытки.

 Слова простолюдина вызвали мимолетный интерес. Может быть, удастся увидеть хоть что-то интересное в этих забытых всеми краях. Войны, смуты и постоянно льющаяся при переделе власти кровь её уже не будоражили. Чем больше творилось вокруг бесчинств, тем легче было выжить новым измененным. Временами не было надобности даже маскировать убийства: своими зверствами люди все делали за них.

В её окружении мелькало множество измененных, но никто из них надолго не задерживался. Заскучав, она легко отпускала их от себя и без малейших сожалений пресекала попытки сблизиться вновь. Люди казались скучными и бесполезными. Что может быть интересного в тех, кто рядом с тобой беззащитен, как муравей, и суетится подобно этому насекомому?..

– Над кем будет казнь?

– Злодей, душегуб, – спешно забормотал мужчина, – всю округу в страхе держал, никак выследить не могли… когда его схватили, слезами умывался…

Дэя передернула плечом. Кажется, интересное представление отменялось. Кающиеся грешники её совершенно не интересовали, вот только не вязалось как-то «всю округу в страхе держал» и «когда его схватили, слезами умывался».

– Рыдал, говоришь? Почему? – она провела пальцем по его щеке и шее, по груди в вырезе рубашки, надавила острым краем ногтя, неотрывно глядя, как из-под него проступает кровь.

– Потому что больше убивать не сможет, – селянин вздрогнул: Дэя ослабила внушение, и сейчас в глазах мужчины плескался страх. Так ей нравилось гораздо больше. – Отпустите, – сдавленно прошептал он, – у меня жена… дети… мы все отдадим… только отпустите.

Улыбнувшись, она одним несвойственным для хрупкой миниатюрной женщины рывком притянула его к себе, разрывая кожу ногтями и зубами. Его крик потонул в булькающем хрипе и когда тело ослабло в её руках, Дэя брезгливо отшвырнула его в сторону. То, что совсем недавно было живым человеком, сейчас валялось у костра грязной тряпичной куклой. Искры, пляшущие над пламенем, взлетали в воздух и таяли в темноте, и Дэя не стала гасить огонь.

Она умылась прохладной речной водой – перед тем, как направиться в городок. Что-то подсказывало ей, что она не будет ждать завтрашнего представления с казнью, и что в лице этого убийцы её ждет приключение поинтересней.

Разобраться с местной стражей труда не составило. Она прошла через двор к внутренним подземным казематам, слизывая кровь со своих губ. Руки, платье, накидка пропитались ею, заключив в себе яркий, будоражащий аромат. Его камера была в самом конце подземелья, и, устроившись рядом с решеткой, Дэя наблюдала за притворившимся спящим мужчиной. Длинные, спутанные волосы, перепачканная одежда, надорванный на плече камзол, грубоватые черты лица, ссадина во всю щеку.

– Как тебя зовут? – она обхватила пальцами металлические прутья, закрывая глаза. Измененные обладали даром задействовать сразу все чувства, но ей хотелось сконцентрироваться на одном.

У него была потрясающая для человека энергетика: жестокая, сильная, лишенная малейшей крупицы страха, сожаления или раскаяния. Только отчаянное безумие и яростная жажда жизни, совсем как в ней самой когда-то. Кажется, он до сих пор не верил в то, что завтра в самом деле умрет.

Дэя услышала движение, но не пошевелилась, не отняла рук даже тогда, когда его пальцы с силой сомкнулись на её запястьях. Она открыла глаза и встретила заинтересованный взгляд.

– Натан.

– Убийца с именем пророка? Любопытно, – она кивнула на ключи, которые бросила к своим ногам. Натан одним движением подхватил связку и отпер замок, рванул на себя дверь. Он ещё не догадывался о том, что все стражники спят вечным сном. Его руки сомкнулись на её шее сразу, как только он оказался на свободе.

Дэя не попыталась вырваться или перехватить инициативу, не стала использовать внушение. Она, не отрываясь, смотрела ему в глаза, не пытаясь сделать вдох. И сама не заметила, как хватка ослабла. Натан отпустил её.

– Кто ты такая?

От его прикосновений по телу прошла волна желания, голос Натана – низкий, с хрипотцой, сводил с ума. Они набросились друга на друга, как изголодавшиеся звери, прямо рядом с трупами стражников. Дэя не могла знать, сколько продлится это чувственное помешательство, но свое одиночество она оставила в ту ночь в убогом городишке.

---------------------------------------------------------------------------------------------------

 – Ты извращенка, так и знай.

Думаете, от её откровений в другом стиле мне стало легче? Нифига. Разве что я не чувствовала, как на моей шее сжимаются пальцы серийного убийцы, а я от этого кончаю. Поверьте мне, осознание того, что в твоем теле сидит подобное существо, тоже облегчения не приносит.

Хотите ещё новость? Именно его она тогда рисовала.

– Ты нервничаешь? – голос Дэи был вкрадчивым, как если бы она снова собиралась сунуть руку в кипяток. У меня перед глазами все ещё стоял продирающий до мокрых штанишек (в моем случае от страха) диковатый шатен. Я мысленно повторяла все детские и не только стишки, что приходили на ум, только чтобы не наткнуться на свою мысль, которая могла здорово разозлить Дэю.

Увы и ах.

«Психопаты друг друга находят».

– Да. Находят, – её голос был обманчиво спокойным, а рука тянулась за ножом для резки бумаги. Что, ради всего святого, он здесь делает? Ах да, она вчера вскрывала какой-то пакет, а я сдуру забыла убрать.

Дамы и господа, ответственно заявляю: не разбрасывайте свои вещи по комнате, сразу кладите все на свои места. Возможно, однажды это спасет вам жизнь.

Дэяненадоненадоненадо…

Я кричала это вслух или вопила мысленно? Не помню, потому что когда край лезвия коснулся моей кожи и из-под него показалась кровь, я поняла, что мне настал абсолютный и бесповоротный несчастливый конец, и заткнулась. Наверное, так чувствует себя курица на птицефабрике, которая перестает верещать за пару минут до того, как ей сворачивают шею. А как вообще убивают кур? Почему я об этом раньше не думала?

Я смотрела, как из-под лезвия выходит кровавая полоса, как потеки заливают стол, и вспоминала портреты, которые нашла тогда, очнувшись на балконе с ополовиненной бутылкой Бурбона. Черт подери, она его рисовала – снова и снова, раз за разом, пока я была в отключке. Почему она не рисовала гребаного Дариана или бесконечно талантливого Хасана? Почему только Натана?

«Потому что, милая, – подсказало мне что-то, – она испытывала все то же самое, что испытала ты, впервые увидев Сэта. Во что могло бы вылиться ваше более чем продолжительное знакомство, хочешь узнать? Если бы ты провела рядом с ним пару тысячелетий, а потом…»

Додумать не получилось. Я услышала странный глухой звук, и не сразу поняла, что нож отлетел в сторону, ударившись о стену. Крик, который разорвал тишину, заставил меня содрогнуться изнутри: вой раненого зверя, исходящий из моего горла. Вот только кричала не я.

– Прости, пожалуйста, прости, – шептала я, – Дэя, послушай, прости…

Я ни на секунду не сомневалась в искренности своих слов, равно как и в боли, вымораживающей изнутри. Я не чувствовала ничего подобного ни разу за все время нашего «соседства», и понимала, что сейчас сойду с ума вместе с ней. От безысходности, отчаяния, невозможности ничего изменить. Мои чувства – это её, или наоборот? Мы все ещё две разные личности, нас двое, или…

Все закончилось так же внезапно, как началось. Будто захлопнулась дверь, отрезавшая меня от неё. Как я ни звала, достучаться не получилось. Пожалуй, впервые за долгое время я окончательно и бесповоротно принадлежала себе самой, но это меня совершенно не радовало.

Автоматически я поднялась, промыла рану, перевязала руку и вернулась за стол. Я хотела записать то, о чем подумала после. Наверное, для того, чтобы никому в голову не пришло судить со своей колокольни на тему любви. Какой бы она ни была, между кем бы ни состоялась… Она просто есть. Или нет. Второе однозначно хуже первого. Я не знаю, что ещё добавить и не знаю, что будет дальше. Да и будет ли вообще?..