Дело о Бермудском треугольнике - Станислав Гагарин

— Входите, сеньоры, — сказал человек по-испански. — Капитан Кристобаль Джеронимо де ла Гарсиа-и-Ортега д’Аламейда рад приветствовать вас на английском капере, который я считаю своим трофеем.

Глава тринадцатая

— Мы не опоздали, Фитауэр?

— Нет, вы не опоздали, Дети… Но меня охватило беспокойство, когда я узнал о том, что Система продолжает искажать структуру времени. Число пришельцев увеличивается. Мои помощники предпринимают все меры для того, чтобы облегчить им существование. Но мы не всемогущи. Нам не под силу справиться с вашей Системой. Потому я и послал срочный вызов…

— Ты поступил правильно, Старший Отец. В последнее время мы слишком далеко ушли от нашей родной планеты и в физическом, и в нравственном отношении. Другие заботы владеют нами, и эта односторонность увлечений начинает вызывать опасение: мы все реже и реже бываем здесь. Мы благодарим тебя, Фитауэр… Ты вернул нас на Землю.

— Мне помнится, что такое выражение существовало когда-то у вас давным-давно и считалось оно фигуральным, означая возвращение от бесцельных, пустых разглагольствований, полетов беспочвенного воображения и реальной действительности.

— Ты рассуждаешь как человек, Фитауэр. У нас теперь не существует больше разрыва между беспочвенным, как ты его назвал совсем по-человечески, Фитауэр, воображением и практической деятельностью. Эти два понятия давно слились для нас в одно целое. И потому даже тебе, свидетелю всего того, что здесь происходило и происходит, трудно понять нас. Так уж сложилось все, Старший Отец.

— Потому-то, Дети, я и предпринял меры предосторожности. Но рано или поздно необходимо совершить нечто. Вы должны сами решать, какими мерами и когда воспользоваться.

— Конечно, Фитауэр. Теперь мы уже здесь, и наше присутствие снимает с тебя ответственность за происходящее. Система будет отлажена в короткий срок. Только мы хотели б тебя попросить…

— О чем?

— Все произошло не по нашей вине. Это роковая случайность. Но коль она имела место, нам хотелось бы посмотреть на них.

— Это ваша родная планета, Дети.

— Мы не сумели еще разобраться в них. Для этого понадобится какое-то время, Старший Отец.

— Располагайте мною, Дети. Только не забывайте об осторожности и не будьте пристрастны. Помните о том, что они всего лишь люди…

— Родом я из Кастилии, почтенные сеньоры, и если только молодой человек действительно носит имя де ла Гарсиа-и-Ортега д’Аламейда, то весьма вероятно, что он является моим потомком, хотя никто как будто из нашей семьи не собирался пока всерьез осесть на острове Куба… Да… Забавное приключение выпало на мою долю… Вас, очевидно, несколько смущает то спокойствие, с которым я отнесся к сообщению о приключившемся со мною. Но поверьте, если ты только что побывал в руках этих беспощадных пиратов с туманного Альбиона… Они во имя злата готовы принять на душу любой грех. И конечно, возможность провести остаток дней своих в обществе таких добрых и просвещенных людей, каковыми я считаю вас, сеньоры, мне представляется незаслуженной наградой всевышнего за мою не такую уж праведную жизнь.

Должен вам сказать, что я не всегда был моряком. Отец хотел видеть меня ученым человеком и определил в университет города Толедо. Науки давались мне легко, интерес к ним у меня никогда не угасал. Я изучал труды древних греков и их римских эпигонов, зачитывался сочинениями Эразма Роттердамского и отечественных, наших испанских, его последователей: Альфонсо де Вальдеса, Франсиско Санчеса и великого валенсийца Хуана Луиса Вивеса, который отвергал схоластику и выдвигал во главу угла опыт. Наблюдение и эксперимент, утверждал Вивес, позволяют проникнуть в глубь природы, открывают дорогу к познанию мира…

Его взгляды, которые я воспринял, может быть, излишне пристрастно, а также учение Бекона Беруламского, пытавшегося разрешить извечную проблему соотношения истины и пользы, определили мою дальнейшую судьбу. Опираясь на достижения человеческого мышления, я имел неосторожность подвергнуть сомнению один из догматов святой церкви. В своем увлечении при доказывании истинного я перешел границы и ночью был разбужен благоволившим ко мне человеком из тайной канцелярии святой инквизиции. Он сообщил, что на рассвете последует мой арест… Дожидаться окончания ночи я, разумеется, не стал. Под чужим именем отплыл в заморские владения короля и прошел долгий и нелегкий путь от матроса до капитана галиона. Знания, полученные в университете, помогали мне в морской службе, но спасти от английских каперов не смогли…

Наша флотилия была разгромлена в мгновение ока. Меня оглушило ядром, расщепившим бизань-мачту, у которой я стоял, отдавая приказания и стреляя в пиратов из пистолетов. В бессознательном состоянии меня перенесли на палубу этого корвета, и я пришел в себя, когда корабль на всех парусах уходил из Карибского моря к берегам Виргинии. Капитан «Святого Патрика», так эти головорезы называли свой корабль, был относительно любезен со мною, и из его слов я понял, что меня собираются обменять на какого-то знатного англичанина, Драгоценности, награбленные на наших галионах, увезли в Англию другие корабли… Однажды утром я тщетно ждал завтрака. На мои призывы никто не приходил. Мне удалось выломать дверь. Когда я выбрался на палубу, то увидел ваше судно рядом с бортом. На «Святом Патрике» не было ни души. Справиться с его парусами в одиночку я не мог. Но провидение не отвернулось от меня. «Святой Патрик» удачно вошел в эту безымянную бухту и сел на отмель… Но, сеньоры, не все потеряно для вас! Мачты, конечно, погибли, но можно будет поискать подходящие деревья на этом берегу. В трюме воды немного. Придется еще раз внимательно осмотреть корабль… Попытаемся снять его с отмели! И тогда он в вашем распоряжении, сеньоры, равно как и старый капитан де ла Гарсиа-и-Ортега д’Аламейда, который всю свою жизнь верил в Неведомое и сподобился столкнуться с ним лицом к лицу. Располагайте мною, сеньоры!

— Мы благодарны вам, дон Кристобаль, и признательны за вашу готовность сообща трудиться над разрешением того, что приключилось с нами со всеми, — сказал Леденев, и Хуан Мигуэл перевел его слова. — Но больше всего нас привлекает мужество, с которым вы, человек столь далекого времени, отнеслись к этим загадочным событиям. По-видимому, мы недооцениваем вас, наших предков… Ошеломленные рассказами о жестокостях инквизиции, о повальной безграмотности, тирании и беззаконии мы утрачиваем объективность и отказываем прошлому в предвидении и незамутненности мышления И мы сейчас рады убедиться в несправедливости своего отношения к вашему времени, дон Кристобаль…