Письма императора - Валерия Вербинина

– О, у Плиния была целая теория на этот счет, – оживился Шанталь. – Он считал, что талисман дает великую власть, но с течением времени его сила может ослабеть или даже обратиться против владельца камня. Верно, что он многое дает, но он также многое и отнимает.

– Ну надо же, совсем как наш редактор, – пробормотал Люсьен де Марсильяк. – Дает деньги, но отнимает свободу.

Амалия ответила ему очаровательной улыбкой, но герцогиня де Лотреамон держалась начеку.

– Дорогой! – промурлыкала она. – Ты не подзовешь лакея? Мне хочется еще вина!

– Стало быть, баронесса, – спросил Шереметев у Амалии, – вы не верите в талисманы?

Амалия покачала головой:

– Видите ли, ваше сиятельство, человеку до сих пор свойственно думать, что он может приручить удачу, постоянно нося при себе какой-нибудь магический предмет. В сущности, то же самое делали и наши далекие предки, только они называли талисман амулетом. А что касается нас самих… Безусловно, драгоценный камень, особенно редкий, лучше всего подходит на роль талисмана. Странно было бы думать, что удача покоряется какому-нибудь куску стекла, к примеру. Нет, талисман обязательно должен быть дорогим, большим и труднодоступным, ведь удача не может быть подвластна всем без разбору. Полагаю, тот странный камень, который упоминается Плинием, был самым обыкновенным александритом. Он единственный из драгоценных камней меняет свою окраску в зависимости от освещения. Его открыли совсем недавно, в древности он не был известен, и, вероятно, если бы единичный экземпляр такого камня вдруг появился, он бы вызвал самые различные толки.

Герцогиня де Лотреамон недовольно поморщилась.

– Мне кажется, госпожа баронесса, – сладким голосом промолвила она, – вы забываете, что александрит вовсе не черный, а синий, а вечером он кажется красным. Между тем месье Шанталь говорил, что талисман Цезаря был то ли черный, то ли с радугой внутри. – Она с торжеством покосилась на Амалию. – Думаю, это был черный алмаз.

И завязался оживленный разговор, какие из драгоценных камней лучше, после чего Плиний был окончательно предан забвению. Герцогиня де Лотреамон, как оказалось, мечтала о большом бриллианте весом карат в двадцать. Амалию бриллианты особо не привлекали, тем более что дома у себя она держала необработанный алмаз размером с кулак, который остался ей на память об одном из ее приключений. Куда больше ей нравились прозрачные зеленые изумруды. Услышав это, Шанталь оживился и сделал попытку рассказать о том, как император Нерон наблюдал за гладиаторскими играми сквозь большой изумруд, но тут Люсьен де Марсильяк весьма кстати вспомнил историю об одной даме, жене небогатого чиновника, которая всю жизнь говорила, что носит поддельные украшения, а когда она умерла, выяснилось, что они настоящие. Ей дарили их многочисленные любовники, а она сообщала мужу, что они ничего не стоят, и пользовалась репутацией безупречной жены. Дамы смеялись от души, а герцогиня даже заявила, что она не может осуждать ту женщину. Ведь настоящая женщина не может прожить без украшений, а настоящие украшения всегда так дороги!

Одним словом, вечер у Жерома де Сен-Мартена прошел весьма удачно, и Амалия тепло попрощалась с хозяином. Принц Луи де Ларжильер вызвался проводить ее, но тут вмешался граф Шереметев и тоном, не допускающим возражений, заявил, что в любезности принца нет никакой необходимости – он сам, лично, отвезет баронессу домой.

Если бы граф Шереметев был штатским лицом, а не послом великой державы, то темпераментный принц, несомненно, уже вызвал бы его на дуэль, которая имела все шансы закончиться для графа наихудшим образом. Но так как Шереметев представлял чужую страну и находился под защитой закона, то принцу пришлось смириться. Впрочем, он дал себе слово, что еще возьмет реванш, и решил запастись терпением.

В то время как Амалия в экипаже графа Шереметева направлялась домой, одинокий молодой человек, в свою очередь, возвращался к себе после насыщенного событиями дня. На перекрестке он свернул направо и углубился в узкую, совершенно темную в этот вечерний час улочку, посередине которой стоял один-единственный, к тому же не работающий фонарь.

Стоило молодому человеку пройти по подозрительной улочке всего полтора десятка шагов, как позади него раздался тихий свист, и из-за ближайшего угла дома вышла коренастая фигура. Молодой человек быстро сделал шаг назад, но и там его уже ждали.

Луна выглянула из-за облака, бросила хмурый взгляд на землю и, почуяв, что внизу как раз в это мгновение затевается нечто скверное, спряталась. В улочке стало совершенно темно, и только хрип, сопение и сосредоточенная возня показывали, что там кто-то есть.

Минуты через три луне наскучило прятаться, и она выплыла на небо поглядеть, чем же все закончилось. То, что луна увидела внизу, поразило ее настолько, что она даже засияла ярче, чтобы убедиться, что ей не померещилось. Возле старого заржавленного фонаря субтильный молодой человек спокойно отряхивал свою шляпу, а двое здоровяков корчились на земле, бормоча невнятные иностранные ругательства.

– Ай-ай-ай, – укоризненно промолвил инспектор Готье, надевая шляпу. – Однако это нехорошо – нападать вдвоем на одного!

Он извлек из кармана наручники, защелкнул одно кольцо на руке лежащего и, подтащив беднягу поближе к фонарному столбу, перекрутил вокруг последнего цепь от наручников. Второе кольцо инспектор замкнул на руке другого своего противника, а когда тот попробовал сопротивляться, угостил его таким ударом, что тот обмяк и тихо застонал, свесив голову. Теперь двое нападавших были фактически прикованы к фонарю и не могли даже сдвинуться с места.

– Всего хорошего, господа, – учтиво промолвил инспектор, приподнимая на прощание шляпу. – Спокойной ночи.

После чего, засунув руки в карманы, спокойно двинулся прочь под восхищенным взглядом молодой луны.

Глава 3

Над Парижем плыла ночь, и город покачивался на волнах тьмы, как большой корабль.

Качает его, но он не тонет[12]…

Ален нахмурился, вглядываясь во мрак. На далекой церкви ожил колокол. Он мягко прогудел двенадцать раз и стих.

– Полночь, – сказал Ален.

Летний ночной ветер шевелил пряди волос на его лбу. Время шло. Колокол пробил половину первого и умолк. Возле Алена завозилась Изабель.

– Принц… Кажется, едут, – нерешительно промолвила она.

Ален обернулся. Его чуткий слух тоже уловил приближающийся цокот копыт.

– Приготовьтесь, – негромко велел он.

Селезень пошевелил рукоятку револьвера за пазухой. Тростинка нервно облизнул губы. Рыжий Колен, чтобы скрыть волнение, далеко плюнул перед собой.

Карета подъехала ближе и остановилась. Кучер натянул вожжи. Лошади недовольно зафыркали, мотая головами.

Из кареты показался человек. Это был высокий мужчина, одетый во все черное. Лицо его закрывала маска тоже же цвета, так что было только видно, как в прорезях блестят его глаза. Россиньоль не считал себя суеверным, но все же он поежился.

– Вылитый булочник[13], – буркнул он.

– Молчи, не то накличешь, – сурово велела Изабель.

Человек в маске недоуменно обвел взглядом притихших воров, сбившихся в кучу, одинокое дерево возле перекрестка, стоящую возле него вторую карету и метрах в пятидесяти от людей – развалины дома с провалившейся крышей, оплетенные диким вьюнком.

– Вы опоздали, – сухо заметил Ален.

– Простите, – смиренно сказал незнакомец. Голос его глухо доносился из-под маски. – Просто раньше я никогда не бывал в этих местах.

Если прежде Ален колебался, каким образом ему держать себя и как вести переговоры, то теперь, услышав виноватый тон, он окончательно решился. Тип в маске, кто бы он ни был, – слабак. И он заплатит им столько, сколько Ален ему скажет.

– Деньги принесли? – спросил принц воров.

Его собеседник кивнул.

– Десять тысяч золотом. Все, как мы и договаривались. – Он подался вперед. – Она у вас? Шкатулка у вас?

– Да не беспокойтесь вы, – отмахнулся Ален, – все здесь. – Он вытащил из-под куртки сверток с письмами и помахал им в воздухе. – Только вот цена изменилась.

Хотя Ален и не видел лица незнакомца, но был готов поспорить на что угодно – при этих словах тот помрачнел.

– Я обещал вам десять тысяч, – резко проговорил незнакомец, – и слово свое сдержал. Мне казалось, мы договорились.

– Но письма стоят намного больше, сударь, – вмешался щербатый бандит. – И вы прекрасно знаете.

Незнакомец озадаченно нахмурился, но тут взяла слово черноволосая Изабель.

– И вообще, нам пришлось туго, – с вызовом отчеканила она. – Хозяин вернулся не вовремя, пришлось с ним разделаться.

– Я вовсе не просил вас об этом, – сердито напомнил незнакомец.

– Однако нам пришлось на это пойти, – упорствовала Изабель. – Так что ставки возросли.