Чистильщик - Дмитрий Соловьев

Дверцы микроавтобуса распахнулись, и четыре фигуры в черном рванулись к дому. Специалист из группы вторжения уже бесшумно вскрыл замки, и трое из группы захвата ворвались в дом. Они быстро обследовали все комнаты, но не обнаружили ни единой живой души. Звуки издавали три магнитофона. Проследив провода, они обнаружили, что кнопка, включавшая все три одновременно, скрывалась под одной из бетонных плиток дорожки, ведущей к дому от калитки, почти у самого крыльца,

Командир матерно выругался. А тут еще издали донесся звук полицейской сирены.

– Полиция получила вызов по адресу, – голос в наушнике командира группы назвал адрес штурмовавшегося дома.

– Уходим, – полушепотом рявкнул командир.

Девять черных фигур метнулись к двум микроавтобусам. Группа прикрытия ушла другим путем. Поэтому подъехавшие полицейские застали лишь пустой дом с распахнутой дверью.

Виктор Коренев покосился на Мирдзу.

– Надеюсь, – негромко сказал он, – вы убедились, что Вадим был прав?

– Но кому это нужно? – растерянно спросила молодая женщина. – Да и зачем?

Доктор Коренев глубоко вздохнул. Он шесть часов назад установил хитрую систему, способную ввести в заблуждение лучших специалистов. Установил еще одну кнопку под половицей в прихожей, соединив ее с ранее установленной в доме сигнализацией, выходящей на пульт местной полиции и портативным передатчиком; приемник, настроенный на ту же частоту – обычно никем не используемую, был у него. И сейчас этот приемник помаргивал рубиново-красным светодиодом, сигнализируя о принятом сигнале.

– Зачем и кто? – повторил Виктор. Тяжко задумался. Он сам не до конца знал, на кого работает Крысолов, он катастрофически мало знал о нем. Но встревоженная женщина ждала ответов, и он ответил обтекаемо:

– Те, на кого работал Вадим. Зачем – видимо, ему надоело просто выполнять приказы. А сейчас вам с сестрой надо уехать. Вадим заранее приготовил вам убежище.

«Насрать, – мрачно подумал старший лейтенант Ковалев – выходной так выходной». Он купил две литровые бутылки «Нашей водки», колбаски и хлеба, совершенно справедливо полагая, что у Иваныча все остальное есть. Так оно и оказалось. Едва он добежал, спасаясь от мелкого дождика, до крыльца Василия Ивановича Глуздырева, здешнего отставного участкового, как дверь распахнулась и Иваныч провел Сергея в тепло натопленную кухню, выставил на стол горячую картошечку в мундире, домашние соленые огурцы, домашнюю же квашеную капусту и запотевший, из морозилки, литровый пузырь «бруснички» полугодовой выдержки – спирта, настоянного на собственноручно собранной бруснике.

– Штраф, – прогудел Иваныч, набубыривая полный стакан.

– Дык, Иваныч, – попытался отбрехаться Ковалев, – какой штраф? Мы ж договаривались в семь, я в семь и пришел.

– Один хрен – штраф, – гудел теплым басом Василь Иваныч, – за опоздание на два месяца. Забыл, сукин кот, к старику дорогу?

– Дык…

– Забыл, забыл, Серый. Давеча на мертвяка в Орехово выезжал? Выезжал, ерш твою двадцать! А почему к дядьке Иванычу не заехал?

Сергей тяжко вздохнул, пожал плечами и принял на грудь штрафные сто пятьдесят. Крякнул, но, блюдя приличия, закусывать не стал. Василий Иванович убрал Ковалевские пузыри в холодильник и сел напротив,

– Что, брат, укатали сивку крутые горки? – уже тише спросил он, глядя в лицо старлея и разливая при этом еще по одной.

– Укатали, – признался Сергей, принимая стакан. – Вот бы с этой сраной сектой разобраться…

– Ша, – поднял ладонь Иваныч, – сейчас – гудим; работа – после.

Брусничка прошла легким огнем по пищеводу.

– Жениться не надумал? – хитро спросил Василий Иванович.

Ковалев мотнул головой.

– На ком? Идиотка мне и самому не нужна, а умная за нищего мента не пойдет.

– Экий ты шустрый, – усмехнулся Иваныч. – Есть женщины в русских селениях…

– Опять сватать начнете, – проворчал Сергей. – Лучше налить.

– А что, – снова прогудел Иваныч, приобретая нормальный тон, – налить – дело нужное, но ты от разговора не увиливай. Сватать, брат, дело хорошее и необходимое. А то ты захолостякуешь до моих лет.

– Так вы же не женились, – встрял Ковалев.

– Э, Серый, с меня пример не бери! Я ведь, брат, еще довоенного розлива. Меня ж финн в сорок первом так по башке шарахнул, что до сих пор не оклемался. Так вот, брат.

– Сколько ж вам тогда было?

– Ну, Серый, не строй из себя барышню или дебила. Сам знаешь, что мне сейчас шестьдесят четыре. Значит, в сорок первом мне было семь. Вполне сознательный возраст, а? Я ж тогда в Выборге жил, отец пограничил. А потом – эвакуироваться не успели, Виипури, финны. В лагерь нас не загнали, не гансы, и за то спасибо. А вот унижений нахлебались досыта. Когда наши пришли, мы с матерью уже не в Выборге жили, а в деревушке, финского названия не помню, сейчас называется Глебычево. Батрачили на финна, Пекконен его фамилия была. Добрый был, то ветчинки с душком подбросит, то хлеба подплесневелого. Короче, не давал с голоду сдохнуть. Так когда наши пришли весной сорок четвертого, я ему вилами в пузо. За доброту и ласку. Одиннадцать мне тогда было,

Иваныч напузырял еще по стакану, и мужчины махнули. Хмель не брал. Обоих переполняла злость – старая, всколыхнутая со дна, и молодая, азартная.

– Что, Василь Иваныч, точишь на финна нож? – как бы в шутку спросил Ковалев.

Иваныч вскинулся.

– Да ты что?! – изумился он. – То ж когда и с кем было? Иные времена и нравы. Нож у меня есть на кого точить и без этих старых воспоминаний. Секта эта сраная еще.

Ковалев насторожил уши. Работа, как бы от нее ни бегали все равно настигала в самый неподходящий момент.

– Так чем же она вам не угодила?

– Ха, не угодила, – хмыкнул Иваныч и разлил по стаканам остатки первого литра «бруснички». – Там, Серый, такая афера крутится, что и ФСБ не грех ею заняться.

Автовокзал был пустынен, и Крысолов понял, что зря приехал сюда. К счастью, в Карши он приехал в пятницу вечером, и джума-базар

уже отшумел. Крысолов снова сел за руль, успев поменять в ближайшей подворотне российские номера на местные. Комплекты документов – извлеченные вместе с подлинными номерами из тайника в Самарканде, – позволяли работать в этой республике. Такие комплекты Крысолов сделал практически во всех бывших республиках бывшего Союза, да и не только в них. На случай непредвиденных ситуаций во время миссий: о тайниках никто не знал, да и зачем? Вырулив на привокзальную площадь, Крысолов остановил машину и волей-неволей залюбовался… вокзальным зданием, выполненным в стиле мечети или медресе XVIII-XIX веков. Функционально и красиво.

Выпрыгнув из машины – Бес последовал за ним, – Крысолов подошел к уличному торговцу лепешками.

– Нич пуль? – спросил он.[1]

Бир сум иллик тиин, – ответил пожилой мужчина.[2]

– Икта.

Дае (узб.).

Крысолов расплатился, понюхал ароматные домашние лепешки и улыбнулся.

– Яхши ион. Рахмат. Кятта рахмат![3]

К лепешке Бес оказался равнодушен, но с удовольствием съел полблюда плова, купленного у такого же уличного торговца, с удивлением поглядевшего на евших из одной миски человека и пса.

– Меньга акя, [4] – пояснил Крысолов, похлопывая Беса по загривку. – Шайтан.

Лучше перевести на узбекский имя друга он не сумел, Бес заворчал – видимо, перевод ему не понравился неадекватностью.

Из телефона-автомата позвонил по указанному в «визитке» номеру. Спросил Мансура. Приятный женский голос с небольшим акцентом пояснил, что Крысолову нужно пройти на берег Кашка-Дарьи и под мостом, что у ЗАГСа, найти камень, помеченный двойным «S».

Крысолов хмыкнул – все это уже начало походить на авантюрный роман, не имея ничего общего с грубой реальностью. Тем не менее он поехал на берег Кашка-Дарьи, нашел камень и извлек из-под него письмо, содержащее одну строчку: «Жду вас завтра на автовокзале в Шахрисабзе».

– Твою мать, – мрачно произнес Крысолов.

– Ассалом и алейкум, – поприветствовал Крысолов своих соседей по базару и уселся рядом с грудой дынь. В принципе то, что он делал, на гнилом Западе называлось демпингом. Дыни он продавал на пять копеек за килограмм дешевле, чем остальные. Что позволяло, впрочем, угостить чаем, пловом или чашмой менее удачливых конкурентов.