Мадьярские отравительницы. История деревни женщин-убийц - Патти Маккракен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она наклонилась и прикоснулась рукой к его голове.
– Пой, мой дорогой мальчик! – прошептала она. – Спой мне мою любимую песню!
* * *
Марица, спотыкаясь, вышла из хлева. Порывы ветра подхватили ее нижние юбки и попытались закрутить их вокруг ее ног, когда она бросилась к дому обратно через двор.
Стараясь перекричать ветер, Марица закричала:
– Шандор умер! Шандор умер!
Кусочки соломы от циновки, запутавшиеся в ее длинной шали, сдувались ветром на землю, когда она бежала, крича:
– Шандор умер!
По пути Марица присела на корточки, чтобы выглянуть на улицу через щели в заборе. Офицерских лошадей, которые раньше стояли там, запряженные, теперь не было.
Убедившись в этом, Марица поспешила подняться по обледенелым ступенькам в дом, распахнула дверь и начала звать Михая. До прихода румын он обычно проводил утро в погребке «Круг чтения», но теперь часто уединялся в доме одного из своих друзей или отправлялся на прогулку в лес, подальше от любопытных глаз румынских солдат.
На обеденном столе все еще громоздились грязные тарелки и кастрюли, в печи продолжали потрескивать горящие поленья. В доме было тепло и тихо, стояла атмосфера благочестия и безгреховности.
Но Марица помнила, что нельзя медлить, поскольку старинные ритуалы по оберегу живых от душ недавних умерших следовало исполнить быстро, пока у духа мальчика не появился шанс поселиться в ее доме, чего ей совсем не хотелось. Она поспешила к часам, которые висели на дальней стене над ее любимым патефоном, потянулась через него и положила свою изящную дрожащую руку на маятник. Тиканье прекратилось. Было чуть больше половины одиннадцатого.
Затем Марица схватила со стола кувшин и плеснула из него воду в печь, чтобы погасить пламя. После этого она потушила огонь и под кухонной плитой. Она знала, что вскоре в доме начнет холодать, но традиция запрещала в течение этого дня разжигать и поддерживать огонь.
Кусочки льда со двора, застрявшие в подошвах ботинок Марицы, начали оседать на пол и таять, образуя небольшие лужицы позади нее, когда она бегала по дому. В глубине дома она чувствовала запах Шандора-младшего сильнее, чем в прихожей. Марица вспомнила, что еще следует непременно сделать – и побежала мимо комнаты сына в свою спальню, где перевернула зеркало лицевой стороной вниз.
Тетушка Жужи первой появилась в доме Марицы. Она вызвала Михая, чтобы он известил друзей Шандора-младшего о его смерти. После этого он вместе со своими друзьями отправился на кладбище, чтобы выкопать могилу.
Повитуха тем временем послала одну из соседок за бондарем снять мерки с тела для гроба, другую – за звонарем.
Когда последний появился во дворе, тетушка Жужи осматривала тело мальчика в хлеву. Она встретила звонаря и побрела с ним к курятнику. Там она открыла задвижку на дверце и, широко раскрыв ладони, схватила одну из кур, которые сразу же пришли в полную панику. Крепко держа перепуганную птицу, повитуха вынесла ее из курятника к звонарю, который ловко вырвал перо. После этого тетушка Жужи бросила истошно кричащую курицу обратно в загон и вернулась к циновке, на которой лежало тело Шандора-младшего. Она внимательно наблюдала за тем, как звонарь поднес перо ко рту Шандора-младшего. Перо не пошевелилось. Звонарь поднес перо к носу мальчика, но и здесь оно не дрогнуло.
После этого звонарь объявил Шандора-младшего мертвым.
Он спросил тетушку Жужи, какую причину ему следует записать в книге регистрации смертей.
– Чахотка, – ответила повитуха, не колеблясь; это было первое, что ей пришло в голову. – Туберкулез легких.
Когда звонарь уже уходил, появился бондарь со своим инструментом, чтобы измерить тело. К полудню у него будет готов гроб, выкрашенный в ярко-синий цвет – точно в такой же, в который тремя годами ранее был выкрашен гроб Иштвана Джолджарта.
* * *
Звонарю предстояло оповестить деревню о кончине Шандора-младшего. Но сначала он отправился в дом пастора Тота, чтобы сообщить ему об этой смерти. От дома пастора до церкви было уже рукой подать.
Звонарь поднялся на колокольню и встал там покрепче, широко расставив ноги. На колокольне было два колокола, и веревка, привязанная к «языку» меньшего колокола, так называемого «колокола похоронного звона», висела сейчас перед ним. Звонарь схватил ее обеими руками и дернул на себя. «Язык» ударился о колокол, издав оглушительный звон. Звонарь ухватился покрепче за петлю веревки и снова потянул ее для следующего удара, и еще раз, и еще! После ста пятидесяти ударов звонарь перешел к колоколу побольше и отзвонил на нем тоже сто пятьдесят раз.
Закончив, он спустился вниз, открыл нараспашку двери церкви и встал на пороге. Перед церковью уже собралось множество людей. Торговцы с улицы Арпада стояли в дверях своих магазинов, внимательно прислушиваясь. В кузнице тоже прекратился звон молота по наковальне, и кузнец вышел наружу своей мастерской.
– Сегодня утром в возрасте двадцати трех лет скончался Шандор Ковач-младший, сын покойного Шандора Ковача-старшего и Марицы Шенди, – прокричал звонарь.
* * *
Во второй половине дня Михай вернулся с кладбища. Он был весь в грязи. Его волосы, руки, лицо, старое пальто, которое он обычно надевал во время охоты, – все было покрыто коркой грязи. Создавалось впечатление, что грязь не налипла лишь на его глаза. Тем не менее крупинки грязи смогли попасть на его брови и теперь свисали с них. К моменту возвращения Михая в деревню грязь на нем уже высохла и превратилась в хрупкие безобразные лохмотья, которые отваливались при каждом его шаге.
Руки Михая были покрыты небольшими, но многочисленными царапинами от веток с листвой, которыми он укрывал пока еще пустую могилу. Он следовал обычаю, согласно которому надо было поступить именно так, чтобы злые духи не проникли внутрь могилы в течение ночи и не устроили бы там себе уютный дом. Это также должно было отпугнуть мелких животных, которые после наступления темноты шныряли по кладбищу для неимущих.
Михай был совершенно измотан. Неделю назад ему исполнилось пятьдесят три, и он понял, что уже не готов справляться с тем, что под силу лишь юноше. А копать промерзшую
