Утоли моя печали - Сергей Алексеев

– Я покойников не боюсь. Испугался, что узнают…

– О чем?

Елизаров сел на постели, обхватил голову руками.

– Есть грех… Которого всю жизнь стану бояться… Не замолить до конца дней.

– Что же ты такого сделал? – миролюбиво спросил Бурцев.

– Корыстолюбие… Как на духу! Деньги с людей взял, не в церковную кассу пошли – себе в карман. Тысяча долларов… Не удержался! Я про такие деньги и думать не мог… Вот они теперь и жгут мою душу!

– Деньги-то за место на кладбище?

– Бес меня попутал, кругом же нынче мздоимство, куда ни глянь.

– Кто же тебе заплатил?

– Не знаю… Поздно вечером люди приехали, я выручку считал, деньги в руках держал. А что там выручка – свечки продавали, гроши старушечьи. Ну, что их считать, зачем?.. Бросить бы так, без счета. Нет, настоятель наш говорит, до последней копеечки… Только душу смущать. Вот меня дьявол и вверг в искушение. Они говорят, издалека покойного привезли, долго ехали. Мол, покойный-то завещал на этом кладбище схоронить, а места не дают городские власти. Так если ты православный, позволь нам исполнить последнюю волю умершего – святой был человек. Я им говорю, запрещено тут хоронить, а один деньги достал и мне так вот… в руку вложил. Я еще не соглашался, могилу-то копать некому, да и ночью нельзя хоронить, православные же… Этот мне еще пачку денег положил. Сказал, сами ямку выкопаем, сами похороним и могилку снегом присыплем, все следы заметем, никто и не заметит. Только ты помалкивай, весной все травой зарастет…

Он не врал, не придумывал – слишком велико было раскаяние, и умалишенным не прикидывался…

– А сказали, кого привезли хоронить? Елизаров вскинул больные слезливые глаза.

– Да ведь когда столько дали – повернется ли язык? Прости Господи!.. Они и правда сами могилку выкопали. Шесть человек было на двух легковых машинах, а земля нынче сухая, так почти и не замерзла… Инструмент свой был, и даже памятник этот привезли в прицепе. Гроб не открывали, так я ничего и не видел, кто там… Но документы о смерти показали, чтоб я не подумал чего. И фамилия там была та, что на камне написана… И так хорошо следы присыпали, не подумаешь. Говорят, если ты весной поправишь могилку, дерном обложишь, так еще денег получишь. А я уж вроде бы каяться начал, но кого-ток увяз…

– Похоронили и уехали?

– Сразу же… Машина забуксовала в снегу, так я еще вытолкнуть помог.

– Кто же снова раскопал?

Староста вскочил, пробежал по палате, стуча босыми пятками иссиня-красных, покрытых волдырями обмороженных ног, в отчаянии замычал, словно от зубной боли:

– Ей-Богу, не знаю! Но только не я!.. Накануне ни следочка, а на девятый день выхожу – следы, и прямо к этой могиле идут. Я так и обмер! Думаю, отцы наши заметили. Нет, подкрался – раскопано и гроб видать. Я сбегал за лопатой, думал, успею зарыть, пока служба идет…

– Гроб не открывал?

– Да упаси Бог!.. Закидать хотел… А тут батюшка наш закричал.

Бурцев выключил диктофон, пошел было к порогу, остановился, отер лицо, вспоминая, что еще хотел спросить…

– Деньги? Куда ты спрятал деньги? Доллары? Староста сел на пол возле стены и неожиданно улыбнулся:

– Съел. Я деньги съел. Мне голос был, когда молился. Подавись деньгами! Съешь и подавись.. А я съел и не подавился. Только мутит теперь…

2

Старосту временно оставили под присмотром охраны и врачей, хотя его можно было выпускать на все четыре стороны. Жена-начальница расстаралась – и через сутки приехал квалифицированный судмедэксперт, досконально обследовал останки, сделал необходимые анализы и ничего вразумительного не сообщил. Точнее, не нашел ничего такого, что бы подсказало, кто этот старичок, откуда его привезли и почему после смерти лишили головы. Определил примерный возраст – 85 – 90 лет, рост при жизни – 174 сантиметра, некоторые болезни, которыми страдал покойный, в общем-то обычные для таких лет, а за неимением головы установить причину смерти оказалось невозможно. Однако это сейчас было не важно. Судя по мощеобразным останкам, старец этот скорее всего умер от старости, и люди, что привезли его и похоронили здесь, к отсекновению головы не имели никакого отношения. Да, любопытно все, есть полное ощущение, что покойного спрятали на этом кладбище, а гробокопатель вскрыл могилу на девятый день. Местная уголовка и оперативники из спецслужб проработали десяток версий, проверили большое количество автомобилей, всех умерших в области приблизительно в это время и подходящего возраста, и все впустую. Широкий захват поискового невода тут не годился. Подобные странные преступления обычно раскрывались в кабинетах или случайно.

Единственное, чем помог судмедэксперт, так это не колеблясь заявил: голова отчленена от тела по всем правилам ритуала, принятого в древности у некоторых народов, а ныне – в сатанистских сектах Это уже была серьезная заявка, если учесть, что могилу не ограбили и оставили автограф, начертанный на молитве-грамотке.

И был еще один путь, позволявший хоть как-нибудь приблизиться к истине: старинное надгробие, установленное на могиле старца. Бурцев еще на кладбище заметил временное различие в надписях на камне, что и подтвердил эксперт научный сотрудник музея. Да, точенный из черного мрамора обелиск в виде часовенки был когда-то установлен на могиле рано умершего Харламова Алексея Никифоровича, но эпитафию высекли недавно, причем сделали довольно удачную попытку состарить надпись.

«Пчела, познавши Матку, вскормила Матку из пчелы» – это было слишком уж мудрено для умершего двенадцатилетнего мальчика. А вот для старца в самый раз! Если расшифровать эту загадку, можно получить представление о покойнике, обезглавленном после смерти.

Словом, оставаться в Зубцовске не имело смысла, и Бурцев выехал в Москву.

Всю дорогу в поезде, почти сутки, он мысленно повторял эпитафию и автограф гробокопателя Эти неясные формулы зацепились друг за друга, и чем больше он думал, тем реальнее ощущал, как из-под ног уходит твердь и надо все время отступать, чтобы не свалиться в яму. Тогда он еще не понимал, к чему прикоснулся, какая бездна может разверзнуться, если открыть суть этих формул; он пока лишь чувствовал дыхание некоего единоборства, незримый смертельный поединок, происходящий между реальным и параллельным мирами.

Но чувства к делу не пришьешь, поэтому доклад о командировке в Зубцовск Фемида встретила без всякого оптимизма. Полная бесперспективность была налицо, хотя Генпрокуратуру тревожили несколько «темных» уголовных дел, где четко прослеживалась ритуальность убийств. Впервые на это обратили внимание после гибели священника Александра Меня, а затем трагических событий в Оптиной пустыни, где под мечом сатаниста легли сразу четыре монаха. Фемида отвесила Бурцеву неделю сроку, чтобы завершить последние экспертизы, после чего приказала передать дело в местную прокуратуру, оставив себе лишь контрольные функции. Это значило, что руководству не выгодна высокая концентрация таинственных, необъяснимых преступлений и потому проводится обыкновенная «размывка аномалии».