Утоли моя печали - Сергей Алексеев

И за эту неделю Сергей успел многое. Ювелирная экспертиза перстня оказалась самой легкой и неожиданной: специалисты «узнали» его буквально через несколько минут и ошарашили своими выводами. Покойный старец, обряженный в выцветшую солдатскую гимнастерку, на указательном пальце носил целое состояние, достойное Алмазного фонда. Перстень оказался редкой индийской работы семнадцатого века, и последним его хозяином, если не считать обезглавленного покойника, являлся – Бурцев вначале отказывался верить! – Александр Сергеевич Пушкин, купивший его когда-то у англичанина, приезжавшего в Россию. Эта информация относилась к сенсациям, так что пришлось у экспертов брать подписку о неразглашении.

Личность вещей устанавливалась куда проще, чем личность человека…

С графической экспертизой автографа возникли проблемы: ксерокопию грамотки с молитвой и надписью фломастером Бурцев отослал двум ученым мужам, но ни тот ни другой не смогли прочесть этой филькиной грамоты. Один вынес вердикт, что это графическая абракадабра – кто-то пытался расписать засохший фломастер, другого осенила догадка, что это некие древние и неудачно перерисованные письмена, которые прочесть не представляется возможным. Тогда Сергей сделал еще две копии и отослал в МГУ. И время от времени звонил потом на самые разные кафедры, чтобы найти концы, кому из специалистов отдали на дешифровку эти тексты, но так ничего и не добился.

А вот с эпитафией филологи вообще напустили такого тумана, что еще больше ввели в заблуждение. По мнению профессоров, работавших независимо друг от друга, надпись на камне – это соединение двух равных логических величин, созданных по аналогии с древней истиной: великое уместится в малом и малое в великом. Бурцев вовремя спохватился, поняв, что истину следует искать не у людей с вывихнутыми мозгами, а у обыкновенных пчеловодов. Поехал куда поближе – на пасеку сельхозакадемии…

Тимирязевский профессор с подходящей фамилией Медведев напоминал сельского мужика, причем откровенно пьяного – красный нос, кирзовые сапоги, фуфаечка и шатающаяся походка. Он осмотрел Бурцева с головы до ног, в удостоверение даже не глянул и как-то по-свойски махнул рукой, дескать, айда за мной. Они вошли в подсобное помещение, где пахло медом, воском и царила невероятная нищета, на что профессор тут же начал жаловаться, мол-де, полный упадок материальной базы, пасека пропадает, подкармливать пчел зимой нет сахара, обрабатывать от клеща-паразита нечем, оборудование вконец обветшало, скоро рухнет омшаник и похоронит заживо остатки пчелиных семей.

– Вот, полюбуйтесь! – Он показал чугунную ступку с каким-то серым невзрачным порошком. – Посмотрите, чем вынужден заниматься профессор Медведев! Какой позор!

– А что это? – спросил Бурцев, раздумывая, стоит начинать с ним разговор или нет.

– Это подмор, мертвые пчелы. – Профессор пьяно повел взглядом. – Снадобье делаю. Растираю, потом заливаю спиртом… техническим спиртом! И ввожу жировую основу… Впрочем, технология – это не важно. Главное, есть результат, от радикулита, остеохондроза… Прокуратура не страдает тугоподвижностью суставов? А то рекомендую!

– Спасибо, – буркнул Сергей. – Пожалуй, я не ко времени, пойду.

– Нет, к самому времени! – Медведев поставил пустой улей набок. – Прошу садиться. Когда еще увидите и прочувствуете гибель блестящей отечественной науки?

– Извините, я пришел по другому поводу.

– А собственно, по какому? Готов выслушать! Когда еще встретишься с блюстителем закона и стражником государственных интересов?.. Так что же привело вас к профессору Медведеву?

– Рассчитывал узнать кое-что из жизни насекомых, – неопределенно признался Бурцев.

– Тогда не по адресу, – определенно заявил профессор. – Я насекомыми не занимаюсь.

– Как же пчелы?

– Так, объясняю для непосвященных и дураков. – Медведев взял пригоршню сухих мертвых пчел из корзины, пересыпал из руки в руку, как песок. – Пчелы – не насекомые. Уяснили? К классу насекомых относятся – записывайте! тараканы, комары, вши, клопы и прочая нечисть. Кто пьет кровь, собирает объедки, живет в щелях, в навозе – словом, как человек, ведет паразитический образ жизни. И потому выживает. Я вот сегодня хватил стакан технического спирта – и хоть бы что! А пчелы гибнут… даже от загрязненного воздуха. Запишите: пчела есть единственная тонкая материя, существующая в реальном мире как факт, не требующий доказательств. То бишь подвластная нашему примитивному зрению, слуху, обонянию и осязанию. Пчела – это осуществленный эфир. Записали?

– Запомнил, – усмехнулся Бурцев.

– Едем дальше. Пчела – это живая клетка разумного и, естественно, мыслящего существа, называемого Пчелиная Семья. Живая, мобильная, полностью автономная и полностью зависимая от общего организма клетка. Особая форма существования разумной живой и тонкой материи. Записали?

– Я запомнил!

– Да ничего вы не запомнили, – отмахнулся Медведев и, демонстративно засыпав подмор в ступку, принялся толочь. – Считаете же, что профессор пьян и молотит чепуху. Верно?

Бурцев подал ему бумажку с эпитафией.

– Мне необходимо понять, что все это значит. В прямом и переносном смысле.

– Пчела, познавши Матку, вскормила Матку из пчелы, – вслух прочитал Медведев. – Это откуда?

– Начертано на могильном камне.

Медведев отставил ступку, заинтересованно хмыкнул

– А выпить не хотите? За упокой души? Правда, спирт технический…

– Не хочу.

– Жаль… Непростой был человек, весьма непростой… За него и выпить не грех, – профессор вздохнул. – По крайней мере, не вошь, не насекомое… Ну-ка, повторите мою последнюю фразу?

– Извините, я не студент сельхозакадемии Не надо экзаменовать.

– Это не экзамен. Вы же пришли расшифровать эпитафию. Вот я и расшифровываю. Итак, что прозвучало в последней моей фразе?

– Вы сказали: Пчелиная Семья – это особая форма разумной материи.

– Ну, примерно так, форма разумной, живой и тонкой материи.

– Хотите сказать, разум не одинок на Земле?

– Разумеется, не одинок Но человек очень самоуверен, тщеславен и потому глуп и слеп, а все эти качества – признак низкой ступени развития, тогда как эволюция сознания Пчелиной Семьи давно завершилась.

– Любопытная теория, – осторожно заметил Бурцев. – А нет ли здесь… некоторой идеализации?

Медведев загадочно и снисходительно усмехнулся, готовый ответить на любой вопрос непосвященного.

– Хорошо. Вот несколько примеров. Но даю в виде экспресс-информации. А вы потом на досуге подумайте… Итак, слабая семья, не способная обеспечить себя на зиму, начинает воровать мед у запасливых и сильных соседей. Да, в этом случае все как у людей. Соседи выставляют охрану – десяток пчел весь световой день дежурят на прилетной доске возле входа в улей и прогоняют, а то и убивают ворье. Сильная Пчелиная Семья состоит примерно из ста тысяч клеток, это не считая матку и трутней. В разгар медосбора рабочая пчела изнашивается за шесть недель, то есть отмирание и нарождение новых клеток происходит стремительно. С точки зрения человеческих понятий пчела-охранница не способна познакомиться лично с каждой пчелой, знать ее в лицо, а равно определить по запаху или внешнему виду. Вы как следователь имеете представление о подобных вопросах. Или тогда в каждой клетке встроен компьютер. Иначе как она может опознать своих и чужих? А может! Если это единый живой организм. Если у вас, допустим, в волосах или одежде появятся насекомые, чужеродные организмы, почувствуете тотчас же, верно?