Физиологическая фантазия - Лола Елистратова

– Ну и что? – процедила доктор.

– Ты же говорила, что очень ее любила. Некоторые даже называют тебя ее именем.

– Некоторые… – с издевкой повторила Фауста.

– Мы все-таки многим ей обязаны.

– Короче, святая Фауста, повелительница волков, съеденная одним из своих подопечных.

– Как ты можешь шутить на такую тему, Таня?

– Я не пойду на кладбище, – отрезала она. – Если хочешь, можешь идти один.

– Как один? – растерялся он. – Совсем один? Без тебя?

– Ты что, калека? Не можешь перемещаться самостоятельно?

– Ну хорошо, – отступил он. – Я пойду один.

– Вот и отлично, – сказала она и опять стала ждать, когда он выйдет из лаборатории.

Но он не уходил.

– Вообще-то, я другое хотел сказать тебе, – начал он.

Пауза.

– Мы так мало стали бывать вместе.

– Да?

– Давай поедем куда-нибудь вдвоем, а?

– Куда? – удивилась она.

– Да куда угодно. В Жеводан, например.

– Куда?!

– В Жеводан… Ну и вообще, в те места, где водился Зверь, которого я когда-то изучал, помнишь?

В ответ Фауста расхохоталась до слез. А отсмеявшись и утерев глаза, сказала неожиданно:

– Между прочим, ты привязался к этому Жеводану, а Зверь разгуливал по гораздо более обширным пространствам. Там есть, например, область, называемая Маргерида. Ничего, никаких ассоциаций у тебя не вызывает?

– Нет, – честно сказал Марк.

– Как тебя самого-то зовут? Вот и поедешь, считай, как на родину.

– Да мне все равно, – ответил Марк, который не желал вникать в мистическое соответствие своего имени и названия мест обитания Зверя. Он совсем о другом сейчас думал; Зверь его больше не интересовал. – Хоть в Жеводан, хоть в Маргериду эту. Только давай поедем куда-нибудь.

– Что ж тебя вечно несет в самые поганые места? – скептически спросила доктор. – Так и ищешь везде черта. Мало тебе, что в Чертанове живешь?

– А что, там такой же черт, как в Чертанове?

Доктор задумалась на минуту, а потом ответила:

– Можешь считать, что Северное Чертаново – это точное воспроизведение тех мест, где охотился зверечек. Только в миниатюре.

Но Марк давно утерял быстроту реакции, которая позволила бы ему понять подлинный смысл этого замечания.

– Так что, поехали? – повторил он упрямо.

– Ну посмотрим. Посиди с картой, поищи что-нибудь интересное…

– Да, но…

– А теперь иди бриться. Мне надо работать, а ты мне мешаешь.

При выходе из лаборатории Марк помнил только две фразы, прозвучавшие в этом запутанном разговоре. Самые простые: фразы-распоряжения. «Посмотри карту» и «сходи без меня на кладбище». За три года Марк привык реагировать на такие фразы полным подчинением.

Так же произошло и на этот раз.

Он вышел из дома с некоторой робостью. Он очень давно не ходил никуда один. Наверное, много месяцев. А может быть, и больше. Несколько лет. Неужели три года?

«Не может быть, – донесся слабый протест оттуда, изнутри, из-под вязкой физиологической тины. – Не может быть, что я проспал три года».

«Ну хорошо, пусть даже и так, – утешил себя Марк. – Три года – это еще не вся жизнь. В конце концов, мне нет еще и тридцати. Да и потом, я жив. Вот Фауста Петровна умерла, а я жив. И это главное».

Такая мысль, конечно, успокаивала, особенно при походе на кладбище. Но идти все равно было тяжело. Кладбище находилось далеко, за городом; надо было ехать на автобусах, брать билеты, толкаться в давке. Марк совершенно забыл, как это делается: все путал, постоянно терялся, переспрашивал дорогу. Сразу захотелось есть, пить и в туалет, но никаких удобств в окрестностях не наблюдалось. Потом одновременно заныли ноги и голова – как будто ему было не под тридцать, а под семьдесят.

Марк вылез из автобуса, измученный изжогой и одышкой. Он устал тащить свое тело от дома до кладбища: после трех лет обжорства тело стало тяжелым, неповоротливым и тупым, как тумбочка. Спереди отвис расслабленный бурдюк живота. На боках залегли глубокие жировые складки.

Марк не без труда нашел могилу Фаусты Петровны среди десятков рядов одинаковых надгробных плит. Перед могилой стояла зеленая скамеечка. Марк сел на нее и, подперев рукой начинающую лысеть голову, стал грустно смотреть на стандартный памятник.

Единственной нестандартной деталью на нем было отсутствие фотографии: в завещании Фауста упомянула и о том, что не желает, чтобы на ее надгробии была фотография. Но несмотря на это – а кто его знает, может быть, именно благодаря этому? – от памятника веяло чем-то милым, простым и теплым. Как ни странно, как раз эти черты полностью отсутствовали в характере покойницы при жизни. А теперь от могилы исходила нежность, почти обожание, словно душа умершей глядела на Марка широко раскрытыми от изумления глазами.

Он даже забыл о тяготах своего путешествия к ней. Ему стало хорошо: он сидел на зеленой лавочке и печально улыбался нежной усопшей. Он мог бы просидеть так еще очень долго, если бы не шумная компания, расположившаяся на лавке в соседней аллее. Молодые люди громко разговаривали и, кажется, пили пиво. Еще они включали современную музыку на разболтанном кассетном магнитофоне.

Сначала Марк был вынужден прослушать песню «О, маленькая девочка со взглядом волчицы!» А потом компания полностью перешла на репертуар Глюкозы.

«Ты запутался во мне, как муха в паутине, – верещала Глюкоза на все кладбище. И дальше: – Ты во мне, а я в тебе, как опий в наркомане…»

Когда началась песня: «Я буду вместо, вместо, вместо неё твоя невеста, честно, честное ё», Марк не выдержал и встал со скамейки.

Он шел к выходу, а в спину ему неслось: «Я буду вместо, вместо, вместо неё – твоя». И Марк искренне не понимал, кто должен стать вместо кого. И кто запутался в ком, как муха в паутине, и кто кого отравил, как опий наркомана.

А еще он не знал, кем была маленькая девочка со взглядом волчицы. Но мысли об этом были столь неприятны, что Марк насупился и сильно нахмурил лысеющий лоб. И между бровями у него обозначилась глубокая вертикальная складка – «морщина гордецов», как говорят косметологи.

Вернувшись домой, он приступил к выполнению второй части полученного задания: порылся в библиотеке Фаусты, достал толстый Мишленовский атлас с надписью «Франция» и погрузился в изучение карт. Жеводан и Маргериду он отыскал довольно быстро, а вместе с ними и соседний Аверон, и Обрак, и все другие области, объединенные в департамент «Ущелья Тарна». Испытывая давно забытое удовольствие, он водил пальцем по картам, прокладывая воображаемые маршруты.

Вот уже три года как Марк забросил исследования о Звере. А ведь тот обитал именно в этих местах! Умиляясь своему прежнему научному рвению, Марк вглядывался в карту: он не помнил почти ничего из этих географических названий. Три года физиологического существования и снов на левом боку начисто стерли их из его памяти.

Зато теперь он открывал их для себя с новым интересом: скоро начнется новая жизнь, и он поедет туда с женой, красавицей Таней. А что такого? Ездят же другие, например, в Милан или в Таиланд. Вот и они с Таней поедут путешествовать. У них много денег, они могут себе это позволить. А то сколько можно, в конце-то концов, безвылазно сидеть в Северном Чертанове? Вернее даже, не сидеть, а лежать в кровати.

Правда, чем больше Марк произносил про себя эти старые-новые географические названия, тем более странное чувство его охватывало. Как-то подозрительно они звучали: мягко говоря, не совсем по-французски. Вот замок Ганг, например. Как французский замок стал называться Ганг?

А дальше – деревня Святая Африка. И Святой Рим. И еще деревня Персия, а чуть дальше на юг вообще поселения Москва, Вифлеем и Лондон.

«Что это за бред? – думал Марк. – Откуда в глухой французской глубинке взялись столь экзотические названия, да еще в таком количестве? И почему раньше, читая эту карту, я ничего подобного не замечал?»

Он даже не поленился полезть в книжный шкаф за путеводителем, но нашел объяснение только для названия «Лондон». «Оно происходит от кельтского слова «lund» – «болото»», – кратко и без эмоций объяснялось в путеводителе.

Выходит, просто случайное совпадение.

Но как-то их слишком много.

«Наверно, раньше я их не замечал», – решил для себя Марк, – потому что думал только об истории со Зверем, а на все остальное просто не обращал внимания.

Он снова взялся за карту, но дальше дело пошло еще хуже. Перед глазами всплыла Пустыня святого Гильома и в ней – улица Край Света. За Пустыней и вовсе значилась долина Инфернет.

Увидев слово Инфернет, Марк даже рассмеялся, когда представил себе то количество каламбуров, которое можно было бы сейчас придумать по поводу Интернета. Но заниматься этим не стал: лень.

Отложив карту, он прикрыл глаза и повторил: Ганг, Африка, Рим, Москва, Лондон, пустыня, край света, Инфернет… Пресловутая Маргерида и окружающие ее области были так плотно утыканы названиями континентов и крупных метрополий, что казалось, что этот провинциальный департамент представляет собой миниатюрную модель универсума.