Зимнее солнце - Влада Ольховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Может, позже? – спросила Таиса. – Я видела тут вывеску кафе, пойдем, пообедаем, потом вещи разберем…
– Заманчиво, но это придется отложить. Пока ты тут проводила беседу на тему «Чучела и прочие виды порнографии», я пересекся с Матвеем. Он сейчас едет к Наумову, и нам лучше отправиться всем вместе. Во-первых, Наумов старый и два раза выезжать не будет. Во-вторых, Матвей наш медик, хоть и скрывает это, реально интересно послушать, что он скажет.
Таиса только кивнула. Видеться с Матвеем так скоро ей не хотелось, как не хотелось и смотреть на мертвую девушку. Как ни странно, даже наедине с озабоченным Серенко ей не становилось так жутко…
Но от ее желаний теперь мало что зависело. Таиса приучала себя думать лишь о том, что необходимо. Неважно, чего там навоображал себе Матвей, насколько сильно сомневается в ней на самом деле Форсов… Она чувствовала, что оказалась на своем пути, и готова была идти по этому пути до конца.
Глава 5
Олег Наумов еще никогда не чувствовал себя таким старым. Он давно уже не думал о ходе времени, не оглядывался на возраст, жил как жилось. А потом произошло все это, и он понял: не получится уже справляться со сложными делами так, как раньше. Ловко, быстро, без лишних эмоций.
Так, ему не следовало думать о том, что девушка, которую он вскрывал, годилась ему во внучки. Или что он знал ее. Или что она была неплохой девчонкой, Даша эта, и ее должна была ожидать яркая жизнь, а вовсе не такой финал. Последний раз Олег сталкивался с подобным в ранней юности, потом опыт помог нарастить необходимую броню, а теперь – пожалуйста. В старости все вернулось.
Но именно поэтому он и не мог позволить спустить это дело на тормозах, представить Дашу дурой, которая сама во всем виновата. Олег понятия не имел, что произошло в том лесу, но чувствовал: если не разобраться, такое может повториться. Или судьба Даши и была повторением? Слишком уж идеально замели следы…
У него не было сил снова смотреть на тело. Оно изначально выглядело не лучшим образом: травмированное, замороженное, оттаявшее… В этом трупе невозможно было узнать девушку, которая улыбалась ему с другой стороны прилавка. Поэтому Олег доверил осмотр ученикам Коли Форсова, а сам сидел на стуле у дальней стены и наблюдал за ними.
Хотя из троих пришедших приблизиться к трупу и дотронуться до него решился только Матвей. Ну, это и понятно – Матвей знал, что делает, его обучали лучшие… Олег тоже мог бы обучать, Коля предлагал ему это лет десять назад. Но тогда Наумову почему-то показалось, что все бесполезно. Хотя следовало бы задуматься: десять лет назад парню было двадцать три, если он протянул так долго, уже можно было рассчитывать на хорошие перспективы…
Однако Олег его тогда не видел, обсуждал все по телефону. Зато видел раньше, в самом начале этой истории. Он признавал – и как человек, и как профессионал, – что с мальчишкой совсем беда. Он лично советовал Коле не дергаться, не браться за это, определить пацана в специальное учреждение и не винить себя. Потому что не всех можно спасти, а в случае Матвея уничтожение было слишком очевидным, слишком многоуровневым… Олег и мысли не допускал, что из того жалкого создания можно снова слепить человека.
Теперь ему было стыдно, и радовался он лишь тому, что Матвею вряд ли известно о подобных переговорах. Коля Форсов не из тех, кто злорадствует таким образом… Он сохранил это в тайне ради Матвея, не ради Наумова, но результат ведь один и тот же. Лишь поэтому Олег сейчас мог разговаривать с Матвеем спокойно, не отводя взгляд.
Но какой все-таки контраст между прекрасно развитым, безупречно одетым, ухоженным мужчиной, работающим у стола, и тем безнадежно уничтоженным ребенком… Коля никогда не говорил о таком, однако он наверняка считал Матвея своим лучшим творением, главным профессиональным достижением. И не без причины.
Гарик же, в свою очередь, вообще не изменился. Но Гарик вряд ли когда-либо поменяется, он и перед смертью анекдот расскажет. Куда важнее было не то, как он себя вел, а то, что он делал… Он все еще работал, не удрал, и это тоже прогресс.
Что же до девушки, то ее Олег встретить не ожидал, он вообще о ней никогда не слышал. Это быстро прояснилось: ему сказали, что Форсов только-только взял третью ученицу, для нее это дебют. Олег не был уверен, что решение удачное. Девушка больше походила на какую-нибудь голливудскую актрису, чем на серьезного ученого, разве есть смысл тратить на нее время? Похоже, Матвей думал так же и не скрывал этого. Хотя вряд ли он догадывался, что когда-то тоже был безумным решением Форсова, в которое никто не верил.
Матвей наконец отстранился от мертвого тела, но резиновые перчатки не снял.
– Я не вижу у нее следов длительного обморожения, – сказал он. – Полиция считает, что она сначала долго шла сквозь метель, постепенно замерзая, и только после этого сняла одежду. Но мне кажется, что она находилась в тепле до последнего, потом разделась и сразу побежала.
Что ж, кто-то его действительно хорошо обучил после того, как Олег отказался это делать.
– Мне тоже так показалось, – кивнул Наумов. – Но возможны варианты. Тело слишком сильно травмировано.
– Так что за травмы? – поинтересовался Гарик. – Она все нанесла сама? Никакого насилия со стороны?
– Я не нашел, – ответил Матвей.
Когда они пришли, у Олега сложилось впечатление, что они в ссоре. Возможно, так и было, но Матвей оказался слишком умен, чтобы распространять личную неприязнь на работу.
– Потому что нечего находить, – устало пояснил Наумов. – Она точно бежала через лес, поскальзывалась, падала на лед, один раз напоролась на ветку. Часть травм она заработала тогда. Ну а основное – когда забиралась на сосну. Вы видели фотографии?
Дерево, на котором нашли несчастную, было огромным – и совершенно неподходящим для того, чтобы по нему лазили люди. Метра на три от земли ствол был почти гладким, без крепких веток. Чтобы подняться по нему, Даше пришлось бы всем телом прижиматься к замерзшей коре. Девушка это и делала: карабкалась наверх, ломая ногти, разрывая кожу… Полосы крови остались по всему стволу, заметенные снегом. Даша была одна в темноте, в плену метели, далеко от людей, она наверняка чувствовала себя потерянной – и все равно сражалась за
