Ржавые земли - Максим Хорсун

Рудин покачал головой, то ли сокрушаясь, то ли попросту отрицая правоту председателя.

– Послушайте меня, братцы… – начал он утомленным голосом. – Вы определенно что-то путаете. Тот подвиг, который вы не отрицаете… Нам удалось перешибить бревно соломинкой именно потому, что мы не забыли, откуда пришли в этот мир. Да-да! Мы поступали так, как велела нам честь и наши великие военные традиции, которые вы столь откровенно попираете ногами. Уверяю вас, друзья, не абсолютная свобода делает людей людьми, а высокой степени ответственность друг перед другом. Провозглашенная вами вседозволенность не доведет до добра!

– И тем не менее, любезный доктор! – Шведе усмехнулся. – Машина набирает ход, матросское братство приветствует новые веяния. Ты знаешь, Паша, до тошноты приелись бесполезные начинания. Этот сумасшедший проект Большого Огненного Треугольника!.. Просто уймища сил уходит зазря…

– Но мы ведь договаривались! – возмутился Рудин. – Рудольф! Со своей стороны мы готовы уступить многое: черт с тем, кто будет в Поселке главным! Купелина и Зурова власть не интересует вовсе! Мы с Гаврилой обещаем заткнуться! Но не лишайте нас надежды установить связь с Землей! Пусть Большой Огненный Треугольник оживет!

Шведе поднял руки, потер залысины.

– У меня встречное предложение, доктор.

Рудин насторожился.

– Я слушаю тебя внимательно.

– Ты ведь что-то там пишешь, да? И, говорят, весьма недурственно. Напиши о том, как в Поселке решили жить по-новому. Изложи предпосылки, без всяких жлобских фраз, простым русским языком, чтоб каждому матросу понятно было. Опиши ход реформы пошагово, с расстановкой. И чем всё обернется, тоже не поленись нацарапать.

– Честь по чести писать? О том, как вы рушите то, что строилось титаническими усилиями других людей?

– Ну это ты хватил, брат! Ты, часом, не сказочник? Нет? Ну добро, а то я было встревожился. Ты не думай, если чего не выйдет с ходу – в идеологическом аспекте, я подскажу или поправлю. Буду держать руку на пульсе во всех смыслах. Договорились?

– Лучше соглашайся, доктор, – посоветовал Локтионов; матрос лежал на полу, опираясь на локти, дымил в потолок и слушал беседу, не открывая глаз, словно сказку на ночь. – Подобру-поздорову оно всегда легче пишется.

Рудин встал.

– Я, пожалуй, пойду. Душновато что-то у вас стало, братцы.

Шведе поднялся следом за ним.

– Ступай, доктор. Ты человек мягкий, душевный. Постарайся не принимать близко к сердцу то, что изменить невозможно. Смотри на жизнь широко раскрытыми глазами и уверенно иди вперед. Всех благ тебе!

Доктор откланялся и вышел в пыльную марсианскую ночь…

7

…он долго-долго глядел на свой огород. Скрипел фонарь, закрепленный на столбе; желтый круг метался от одного края докторского надела к противоположному. С небес сеяло мельчайшей гранитной и кварцевой крошкой, каменная крупа сухо барабанила по крышам изб, извивались в луче света серые полупрозрачные струи.

Стебли злаков торчали из наносов ржавой пыли. Были они неподвижными и жесткими. Словно заледенели волнистые стебли и причудливые, ощетинившиеся острыми усиками, колосья. Впрочем, так оно и было; мороз стоял нешуточный. Потом случилось чудо: Рудин поднял руку, и измененные Марсом злаки ожили, потянулись к теплу его ладони. Казалось, что каждый колосок звенит, как китайский колокольчик. Тихо-тихо, не для чужих ушей…

Темная фигура выплыла из мрака. Бесшумно переместилась к доктору, замерла бок о бок с ним. Рудин уловил движение боковым зрением, вздрогнул, отступая в сторону. Злаки сейчас же поникли и замерли, точно жизни в них было не больше, чем в кладбищенских бумажных цветах.

Человек, пришедший из тьмы, носил офицерский китель с золотыми погонами. Жестом фокусника он сдернул линялый платок, которым была закрыта нижняя часть лица, и Рудин понял, что перед ним – капитан первого ранга Иоганн Карлович Герман.

Рудил хотел перекреститься, но на полпути его рука была остановлена твердокаменной ладонью капитана. Доктор стоял ни живой ни мертвый.

И. К. Герман поглядел на него заиндевевшими глазами и проговорил, скрипя окоченевшими мышцами лица:

– Я всем вам помогу!

8

Он проснулся. Битый час лежал неподвижно, догадываясь, насколько жалкое зрелище он представляет собой сейчас: трясущийся и съежившийся в позе эмбриона под шинелью. Крупный, почти здоровый мужчина тридцати четырех лет от роду. Лысоватый детина с потемневшим от щетины лицом, в груди которого стучит, иногда сбиваясь с ритма, чересчур мягкое для марсианской стужи сердце. Он боялся высунуться из-под шинели, чтобы зажечь свечу. Затаился, стараясь не дышать, и вслушивался в тишину, в которую погрузился Поселок.

В избе царила кромешная темень. Давно погас в печурке огонь, почему-то потухла лампада, хотя перед тем как лечь спать, он подлил в нее драгоценного растительного масла. За крепкими бревенчатыми стенами шуршал песок, а может, это просто шумело в ушах, покалеченных громом орудий во время генерального сражения с хозяевами…

Затем и в самом деле загрохотало, точно отголосок воспоминаний отыскал способ материализоваться в реальности Ржавого мира.

Рудин вскочил на ноги. Страхи, полудрема и прочая дрянь улетучились, будто их и не бывало. Что-то скверное творилось неподалеку: за кольцевой стеной, отгораживающей Поселок от пустоши, шла перестрелка.

Он накинул на плечи серое пальто из английского сукна, сунул в карман револьвер, подхватил на всякий случай саквояж с инструментами и выбежал наружу.

А снаружи уже закипал водоворот: матросы выскакивали из домов, на ходу натягивая шинели, и как один мчали на площадь, к арсеналу. Моряки переругивались, вопрошали друг друга, что, мол, стряслось.

– Святой Ипат напал на Поселок!.. – слышал доктор со всех сторон. – Нагрянули людоеды из пустоши! Скорее к оружию, если не желаете на вертеле корчиться!

Доктор схватил за рукав пробегавшего мимо матроса.

– Кто командует? – заорал он, перекрикивая шум толпы.

Матрос стянул с лица маску, сплюнул Рудину под ноги и нехотя ответил:

– А бес его знает!.. Может ты, доктор, за главного? Нет? Штурман? Тоже нет? Ну тогда, наверное, кто-то из президиума. А! – махнул он рукой. – В арсенале скажут!

Его тронули за плечо. Рудин обернулся: он надеялся, что сейчас ему, наконец, объяснят, что происходит на самом деле. Не так уж легко ощущать себя не у руля, тем более сейчас, когда в воздухе пахнет перцем да порохом.

Перед ним стоял растерянный фельдшер-француз.

– Мсье, Мошонкин умер.

В этот миг Рудин заметил, что по огородам на западную окраину Поселка бегут колонной уже вооруженные матросы. Он рассеянно кивнул фельдшеру и, пропустив его слова мимо ушей, кинулся через почерневшую от холода пшеницу. Следом за колонной, прочь из Поселка, за кольцевую стену.

Они мчали в одну сторону, а вести – в другую.

– Мичмана убили! – прозвучало впереди колонны.

– Зурова убили?! – воскликнул Рудин, надеясь, что ослышался.

И тут же за его спиной кто-то заголосил:

– Людоеды убили мичмана!!!

…Человек пятьдесят встали кругом, обступив устланный песчаником пятачок. Напившийся крови песок влажно чавкал под сапогами. Кто-то догадался прихватить керосиновую лампу, и по пустоши теперь метались длинные тени.

– Пропустите доктора! Расступитесь, братцы! – послышался не совсем трезвый голос Локтионова.

Матросы подчинились, образовав перед Рудиным что-то вроде живого коридора, в конце которого лежали молодой мичман Зуров да двое матросов. Никанор Локтионов держал над мертвецами лампу.

– А как же Ипат? – удивился Рудин. Покойники его пока не волновали, он не хотел оказаться под перекрестным огнем. Винтовки Мосина в марсианских условиях били не слабее, чем малокалиберная артиллерия на Земле. – Где, черт возьми, людоеды?

Моряки загалдели, заметались, пытаясь построиться по-боевому. В конце концов, после яростной толкотни и переругивания, у них получилось кособокое каре. Рудин заругался в сердцах: он понял, что капитаны, которые школили нижние чины, точно собак – без жалости и снисхождения – были в чем-то правы. Только ежовые рукавицы позволяли сделать из ленивой, заносчивой и вечно голодной до плотских утех толпы боевую машину.

Святой Ипат, не будь он шизофреником, одним махом бы прихлопнул это воинство. Но чокнутый монах отчего-то медлил, его душегубы затаились, пустошь была чиста от горизонта до горизонта.

Тогда Рудин присел возле покойников. На долю Зурова и матросов пришлось по пять пуль.

– Они должны были вернуться с горы-пирамиды, – пояснил доктору Локтионов. – Совет отправил их за крысиным мясом на открытый тобой корабль. И их убили проклятые людоеды… Вот, кстати, мясо… – Он поднял с земли мешок; развязал тесемку, заглянул внутрь. – Сырокопченое! Эх-эх!..

– Эй, Никанор! – отозвался кто-то. – Нету тут никаких людоедов! Ушли, видать, в пустошь, с-суки!