Записки военного врача - Федор Грачев

Госпитальные запасы топлива тают с каждым днем, дрова для печей выдают предельно скупо. Ходячие раненые спят в шапках, поверх одеял — шинели.

В палатах понемногу исчезают стулья, табуретки, прикроватные тумбочки, доски из-под матрацев. Раненые называют это «приварком» к дровам. С этим «приварком» запаса дров должно хватить до середины января.

И все-таки раненые строго выполняют постановление старостата палат: из дровяного пайка от каждого отделения ежедневно выделяют по два полешка для отопления «оранжерейной» палаты.

События одного вечера и ночи

осле работы, в дни, установленные по строгому графику, в главной аудитории госпиталя начинала свою работу научно-практическая конференция врачей.

Сегодня я опоздал к началу на три минуты. Дверь закрыта. Опоздал — пеняй на себя. Однако мне повезло. Врач Зинаида Светлова подошла со свертками диаграмм. Постучалась в дверь.

Я попытался юркнуть на конференцию за спиной Светловой. Но не тут-то было. Это заметил Ягунов:

— Грачев! Вы почему опоздали и вошли без разрешения?

— Виноват!

— После конференции явиться ко мне! Садитесь.

В аудитории как бы прошелестел ветерок. «Будет мне бенефис», — подумал я. Это слово «бенефис», с легкой руки Савицкого, вошло в терминологию госпиталя. Под ним понимали ягуновский «разнос».

На трибуне начальник седьмого отделения хирург Горохова. Тема ее доклада: «К методике тренировки ходьбы раненых в тазовой повязке с целью подготовки их к эвакуации».

Очень важный и актуальный вопрос. Дело в том, что лечение переломов бедра проводилось по общепринятому принципу щадящей терапии — дать больной ноге полный покой гипсованием до пояса. Но для этого требовалось лежать продолжительное время: от двух до шести месяцев. Такое длительное лежание сопровождалось довольно часто неприятным осложнением: жизненный тонус раненых падал, мышцы атрофировались, терялся аппетит, психика была в состоянии депрессии.

— Какое там самочувствие! — жаловались раненые. — Лежим бревно бревном! И конца-края не видно…

И вот теперь Валентина Николаевна Горохова предлагает учить раненых ходить раньше принятых сроков. Тем более что условия перевозки по Дороге жизни позволяли эвакуировать только тех раненых, которые в пути могли хоть немного передвигаться и сидеть. Схематично говоря, метод Гороховой сводился к следующему: медицинская сестра спускала загипсованную ногу раненого на пол. Больной садился. После тренировки в сидячем положении раненого ставили на костыли — приучали ходить по ровному полу, а потом и по лестнице.

Конечно, предложение Гороховой было смело и необычно. Да и сами такие «ходоки» чувствовали себя неуверенно, боясь сломать ногу. А часть из них относилась к такому методу даже с возмущением. Командование госпиталя, руководствуясь существующими нормами и показаниями, не разрешило эвакуировать раненых в тазовом гипсе. Подготовка их оставалась прежней — длительной. Но Горохова продолжала такие тренировки на своем отделении. Кто был прав? Раненые, командование госпиталя или хирург Горохова. Об этом речь позже.

Несмотря на то что конференция закончилась поздним вечером, «бенефис» от Ягунова я получил…

А в полночь меня разбудил работавший в нашем госпитале Владимир Андрианков:

— Сколько у вас патронов к нагану?

— Двадцать.

— Быстро одевайтесь!

— Что случилось?

— Есть предположение — немцы выбросят десант…

Для охраны госпиталя каждую ночь назначался караульный патруль. В эту ночь он был усиленный.

В числе других я облачился в валенки, полушубок, шапку-ушанку, теплые рукавицы. Поверх полушубка кобура с наганом.

Мой маршрут по Менделеевской линии. От госпиталя до набережной Невы и обратно. Смена — через час.

Ночь. Непробиваемая тьма. Лишенные света дома. Гулкие и размеренные звуки метронома — бьется сердце Ленинграда.

От лютого мороза потрескивают деревья. Сугробы снега. Стынут лицо и руки. Постепенно мерзнет тело. Мышцы словно бы костенеют. Стараюсь двигаться быстрее, но согреться, конечно, невозможно. Так проходит час.

У госпиталя — долгожданная смена.

Стакан горячего морковного чая без сахара — и на койку. Ночью снился десант. Немцы стреляют в меня, но всё мимо, всё мимо…

Бомба

едьмого декабря занятие кружка по изучению истории партии прервала воздушная тревога. Руководитель кружка Евгения Виленкина схватила со стола конспекты и побежала в перевязочную, а врачи — каждый на свое место.

Опять прерывистое нудное гудение моторов в вышине, залпы зениток. Опять завыли сирены в госпитале. Надо переносить раненых вниз, в полутемное бомбоубежище.

В одном из отсеков бомбоубежища натыкаюсь на… заседание Ученого совета исторического факультета. Идет защита кандидатской диссертации.

Диссертант — офицер. В свое время защита была назначена на 23 июня 1941 года. Но шел второй день войны, и было не до того. А на шестом месяце войны уже стало «до того».

Фамилии диссертанта не помню. Кажется, это был военный юрист первого ранга. Он прибыл прямо с переднего края, с винтовкой за спиною. Ему дали отпуск на шесть часов.

В бомбоубежище — ни стола, ни кафедры, ни аудитории. Сидят только члены Ученого совета и официальные оппоненты.

Защиту диссертации я не дослушал. По крыше госпиталя забарабанило: посыпались «зажигалки». Я выбежал во двор, поднялся по темной лестнице на чердак. Вместе с другими начал орудовать лопатами и щипцами. «Зажигалки», распространяя зловоние, летели с крыши в снег.

Над нами гул моторов. Залпы зениток.

Пушкинская площадь усеяна кострами. Горят зажигательные бомбы, озаряя своим светом бойцов МПВО.

— Сейчас начнут жарить фугасками, — говорит политрук Московкин. — Знаю их повадки. Подожгут, осветят, а потом бомбят.

На Московкина зашикали со всех сторон:

— Типун тебе на язык!

Но политрук оказался прав. Так и случилось. Совсем близко воздух прорезал нарастающий свист падающей бомбы.

— Ложись! — крикнул Луканин.

Раздался глухой удар. Но взрыва не последовало. Второй удар. Султан огня позади госпиталя, а где — не разберешь! Третий взрыв…

Утром выяснилось — вторая бомба грохнула в Малую Неву. Около моста Строителей зияла громадная полынья с большими зазубринами. От нее по снежному покрову льда тянулся длинный след выброшенного со дна реки черного ила.

Третья бомба взорвалась на территории ботанического сада университета.