Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк - Чайковский Петр Ильич

Не следует ли под Vernayax понимать Vernayaz, в долине Роны, около gorges de Trient? Но не могу вообразить себе, чтобы Вы захотели десять дней прожить в столь скучном и мрачном месте, где солнце вечно за горами и горизонт со всех сторон заперт.

28 нюня.

Целых десять дней я ничего не писал Вам. Это произошло оттого, что мне не хотелось разразиться к Вам сразу слишком большим письмом. За этот промежуток времени произошло несколько перемен. Модест уже неделю тому назад уехал, и я еще до сих пор не могу привыкнуть к его отсутствию. Здоровье его к концу пребывания в Каменке значительно поправилось. От сестры известия посредственно благоприятные. Только что она стала поправляться и как будто ощущать целебную силу вод, как получила известие о смерти старшего сына нашей кузины, с которой она с детства находится в отношениях самой близкой дружбы. Это ее до крайности расстроило. Мать покойного юноши повержена в глубокую горесть, и сестра всей душой стремится к ней и теперь только об том и думает, как бы по миновании срока лечения прямо проехать к кузине, живущей в Эстляндии в деревне. С другой стороны, она мучится тоской по детям, и хочется скорей вернуться домой. Удивительно, как иногда люди, имеющие, казалось бы, все условия для счастья, вечно обречены страдать и томиться. Сестра моя принадлежит к числу этих людей...

Алексей ездил в уездный город и вернулся с торжеством: экзамен выдержан. Я выезжаю отсюда в Браилов 1 июля вечером, о чем уже известил письменно Марселя Карловича. Признаюсь Вам, Надежда Филаретовна, что для меня высочайшее и неоцененное благо возможность уединяться под кровом Вашего дома.

Я считаю часы и минуты, остающиеся мне до водворения в Браилове! У меня не совсем в порядке нервы, мне хочется успокоиться и отдохнуть...

Дела здесь грустны до последней степени. В Каменке еще кое-что сохранилось, но в Вербовке свекловица пропала благодаря упорной засухе, жукам и червям. Дождей там не было ровно два месяца. Наконец три дня тому назад дождь был, но уже поздно; он поправит немногое. Бедный Лев Васильевич с большим самообладанием переносит бедствие...

По всей вероятности, до Браилова я не буду иметь известий о Вас, милый друг мой. Как я буду рад, если узнаю, что Вы здоровы, что Вам весело и хорошо!

Потрудитесь передать мои приветствия всем милым членам Вашего семейства. Пахульскому поклон.

Бесконечно преданный Вам

П. Чайковский.

260. Чайковский - Мекк

Браилов,

2 июля [1880 г.]

10 часов вечера.

Три часа тому назад приехал в Браилов. Ехал сюда с волнением и некоторым замиранием сердца. Во-первых, я нетерпеливо желал иметь сведения о Вас, дорогой друг мой; во-вторых, воспоминания о всех счастливых днях, проведенных в Браилове, и надежда или, лучше, уверенность, что и в этот раз я найду здесь все условия для абсолютного счастия, заставляли сильно биться мое сердце. А кроме того еще невообразимо сильное желание найти здесь все по-старому. Тут ли Марсель, Ефим, Леон? Этот вопрос был для меня весьма важен, ибо я по природе маньяк, быстро свыкающийся с той или другой обстановкой и страдающий от всякой перемены. Я был встречен Марселем Карловичем и Ефимом, и не могу Вам передать, как мне приятно было их обоих увидать. Если б на кучерском месте восседал не Ефим, значительная доля наслаждения была бы утрачена. Затем я увидел знакомые места, с удовольствием констатировал окончание достройки костела, с умилением приветствовал милый Мариенгай и, наконец, въехал в дом Ваш... Все по-старому, все дышит Вашим невидимым присутствием. Нового только несколько молодых деревьев, подсаженных вдоль некоторых дорожек сада, попугай (я очень люблю их) у главного входа и несколько новых картин в самом доме. Прежде всего я спросил письма от Вас и нашел их два. Радуюсь, что Вы здоровы, но не могу не заметить несколько грустного тона писем. Если не ошибаюсь, милый друг, предшествовавшие Вашему путешествию ожидания не вполне соответствуют осуществлению Ваших планов. Увы! почти всегда так бывает. Только мои посещения Браилова и Симаков всегда превосходят по силе наслажденья мои мечтания.

Затем Марсель подал мне запечатанный сверток, в коем я нашел драгоценный подарок Ваш. Я был столь же поражен изумительной красотой этого поистине художественного произведения, сколько тронут теми мыслями и чувствами, которые внушили Вам идею этого чудного подарка. Но позвольте мне решительно протестовать против предположения, что я могу пережить Вас. Давайте жить вместе и подольше, друг мой! Ведь, несмотря на частые горечи и разочарования, у обоих нас есть все-таки много пут, связывающихся с жизнью. Часы эти я буду отныне неизменно носить при себе до конца дней моих, но не для того, чтобы я нуждался в вещественном напоминании о Вас- я никогда и ни на единую минуту не забываю Вас и никогда не забуду, хотя бы мне прожить еще тысячу лет,-но потому, что мне сладко иметь на себе вещь, невыразимое изящество которой достойным образом выражает невыразимую доброту Вашу и неоцененную нравственную красоту того дружеского чувства, которое я вместе с моей музыкой имел счастие внушить Вам. Бесконечно благодарю Вас, дорогой друг мой!

Завтра еще напишу.

Ваш П. Чайковский.

261. Мекк - Чайковскому

Интерлакен,

3 июля 1880 г.

Милый, бесценный друг! От всего сердца поздравляю Вас с прошедшим днем Вашего ангела и искренно, горячо желаю Вам всего, всего самого лучшего в жизни... День Вашего ангела мы отметили тем, чем все наши семейные праздники: утром пили шоколад, за обедом шампанское, после обеда поехали на Женевское озеро в Hotel Byron, который я очень люблю, там переночевали, на утро съездили в Vevey, обратно опять в Byron, позавтракали там и вернулись домой в очень хорошем расположении духа....

Меня начинает очень беспокоить, что я так долго не получаю от Вас ни одного словечка, милый друг мой. Здоровы ли Вы, все ли у Вас благополучно? Я пишу Вам третье письмо из-за границы. Если Вы в Браилове, то что Вы поделываете, дорогой мой? Я еще до сих пор не извинилась перед Вами, что заняла все комоды в Вашей спальне, но у меня в комнате их слишком мало, поэтому я всегда пользуюсь теми, которые находятся в Вашей комнате, и так как я только перед самым отъездом узнала, что Вы будете в Браилове, друг мой, а не в Симаках, то и не имела времени переместить свои вещи, за что и прошу Вас очень извинить меня. Сегодня у меня голова болит от дороги, поэтому я должна кончить мое письмо. До свидания, милый мой, несравненный друг. Пошли Вам бог здоровья, спокойствия, радости. Всем сердцем горячо Вас любящая

Н. фон-Мекк.

262. Чайковский - Мекк

Браилов,

3 июля [1880 г.]

Чем более я рассматриваю Ваш чудный подарок, тем более восхищаюсь им. Нельзя придумать ничего более прелестного, изящного, красивого, и что за тонкая, восхитительная работа! Сегодня я уже ношу эти часы и ежеминутно засматриваюсь на них. Дай бог, чтобы в словах Ваших, так высоко ставящих мою “Деву”, оказалась хоть наполовину верная оценка. Пусть опера будет если не великим, то по крайней мере несколько выходящим из ряду произведением,-и я буду совершенно счастлив.

Aigle, в котором Вы прожили несколько дней, я знаю очень хорошо и очень люблю. В большом отеле, где Вы квартировали, я был два раза зимой, когда он закрыт, но помню, что мне дали там отличный завтрак и чудное вино. Отель стоит на возвышении, и помню, что вправо от него тянется тропинка, ведущая в лес и горы, по которой я гулял. Очень рад, что не ошибся в предположении, что Вы не отважитесь поселиться хотя бы на несколько дней в Vernayaz; это такое мрачное и невеселое место! Как я завидовал Вам, читая про Ваше пребывание в Люцерне и поездку на Pиги!

Мало есть мест, столь восхитительно прекрасных, как это озеро и окружающие его горы! Мысленно я решился в будущем году в конце лета побывать ц в Люцерне и в Интерлакене, который я ужасно люблю.