В Речи Посполитой - Илья Исаевич Левит

В 1587 году на польский престол был выбран сын шведского короля Юхана III Вазы и его супруги, польской принцессы Екатерины Ягеллонки, Сигизмунд III Ваза. В 1592 году Юхан умер, и Сигизмунд унаследовал корону Швеции. Сложилась ситуация, похожая на ту, которая за двести лет до того привела к объединению Польши и Литвы. Швеции, тогда еще не столь сильной, как поколение спустя, грозило поглощение Речью Посполитой. Но этого не случилось. В 1599 году шведы низложили Сигизмунда III и объявили своим королем Карла IX, его дядю. Польские короли из династии Ваза (а после Сигизмунда III избирались еще дважды его потомки) с этим не смирились и продолжали претендовать на шведский престол. Это была надводная часть айсберга, подводной же был спор за господство на Балтике.

Вывоз хлеба, а также леса и других материалов для судостроения, польской селитры и пороха (см. гл. VII–VIII), шведских металлов и пушек[45], торговля продукцией немецких земель и подвоз в балтийские порты товаров из стран к этому морю не выходивших превратили Балтику в конце Средних веков в «мать всех коммерций». (Раньше так называли Средиземное море). А налоги с балтийской торговли шведский канцлер Оксеншерна называл золотыми копями. Естественно, все стремились этими «копями» завладеть. Для шведов балтийские налоги важны были ещё и потому, что небогатой тогда стране трудно было содержать могучую армию. (Доходов только от одной металлургии не хватало, а другие отрасли не были развиты). И в этих «копях» Стокгольм видел выход.

По всему по этому Речь Посполитая и стремительно усиливавшаяся в первой половине XVII века Швеция часто воевали и до 1655 года, о чем я уже упоминал.

Шведы начали наступление с севера. Польские войска и крупные феодалы, например, Радзивиллы, переходили на их сторону. Города сдавались без выстрела или после символического сопротивления. Говорили, что многочисленные на севере протестанты рады приходу единоверцев-шведов. Но большинство поляков просто видели в них меньшее из зол. Уж пусть станет шведский король польским тоже. Это спасет погибающую страну — ведь шведская армия считалась лучшей в мире.

Польский король Ян Казимир бежал за границу. Лишь немногие поляки сопротивлялись. Среди них Чарнецкий, пытавшийся защитить Краков, но безуспешно. Это быстрое падение государства, считавшегося сильным, потрясло Европу.

А что до евреев, их больше всего изумила дисциплина шведских войск. Эти солдаты не грабили население вообще и евреев в частности. Шведское командование, заняв ту или иную местность, налагало на нее контрибуцию, конфисковывало ценности и т. д., но солдатское мародерство пресекалось — считалось, что это плохо влияет на войска.

Лирическое отступление

Об этом стоит сказать особо. В «Военном кодексе», введенном королем Густавом-Адольфом, запрещалось пьянство, блуд и богохульство. Наказания за мелкие проступки были гуманными, телесные наказания запрещались. Но мародерство, изнасилование и «неуважение к божественной службе» (протестантской, конечно) каралось смертной казнью. Разумеется, все это было легче записать в уставе, чем провести в жизнь. Нарушения дисциплины случались даже во времена Густава-Адольфа, и тем более после него. Но все же это были именно отдельные случаи, а не система солдатских грабежей и насилий, как в огромном большинстве тогдашних армий.

Ядро шведских сил составляли прекрасно обученные национальные части сформированные по территориальной системе. Т. е. солдаты служили вместе со своими соседями (как в дворянском ополчении) Считается, что это повышало боеспособность и дисциплину.

Шведы и финны (Финляндия входила в состав Швеции) составляли большинство в армии. Но совсем обойтись без иностранных наёмников не удавалось — людские ресурсы Швеции были слишком ограничены.

В общем, евреи, как и очень многие в Речи Посполитой, тогда увидели в шведах меньшее из зол. Эта примирительная позиция взбесила Чарнецкого — горячего польского патриота. И он, уходя из Кракова, подчистую ограбил тамошних евреев. Но это были еще цветочки. На большее у него сил тогда не было. Он еще задаст евреям перца, а пока я хочу отметить вот что: с этих его действий начинается активный польский антисемитизм, ранее для широких польских кругов не характерный. Но со второй половины XVII века дела Польши пойдут все хуже, и, соответственно, поляки все хуже станут относиться к евреям. К прочим они пока еще в большинстве случаев будут терпимы. Только чешская община из Лешно (см. главу I) будет разгромлена за сотрудничество со шведами.

Лирическое отступление

Любопытная здесь проглядывает аналогия.

Почти через 300 лет после описываемых событий СССР вел войну с гитлеровской Германией (1941–1945). И вот с 1943 года, если не раньше, в СССР был отмечен рост антисемитизма, достигший максимума уже после войны — в конце 40-х — начале 50-х годов. Тогда говорили нередко: «Гитлер, конечно, нам был враг, но по части евреев не ошибался». Теперешние еврейские авторы обвиняют советскую пропаганду времен войны в том, что она с антисемитской агитацией гитлеровцев почти не боролась. Даже подыгрывала ей, не сообщая в печати и по радио о евреях-героях, военачальниках и т. д. Но это, надо полагать, было явлением вторичным. Советские пропагандисты просто боялись подтвердить, хотя бы косвенно, гитлеровские заявления, что война идет из-за евреев и по их инициативе, что Сталина окружают евреи и т. д. А первичным тут было то, что нацистская антисемитская агитация воспринималась массами с явным одобрением. До войны услышать в СССР такое было просто нельзя. И вот теперь люди слышали то, о чем раньше только думали. Да к тому же и трудности тяжелой войны озлобляли советских граждан. И требовалось найти «мальчика для битья», на котором легко было отвести душу.

Та же ситуация была и в Речи Посполитой во время «потопа». В «допотопные» времена случалось, конечно, что евреев ругали. Но даже это было не очень принято. А уж бить и грабить их было вовсе нельзя. Теперь закон и порядок исчезли. А агитация Хмельницкого (см., например, главу XVII) весьма походила на гитлеровскую. И тяжелая война была налицо. В общем, все было похоже. И результат тоже оказался похож — рост антисемитизма. И во время войны, и после нее.

Кто хочет, может объяснить это по-фрейдистски — переносом раздражения на кого-то беззащитного — «displacement». К тому же евреи повсюду играли эту роль. Теперь наступила очередь евреев Польши.

Злого духа, выскочившего наконец-то из бутылки, где его до поры до времени удавалось удерживать, очень трудно загнать обратно. Легализовавшись однажды, антисемитизм вовсе не стремится вернуться в подполье — люди быстро привыкают к психологически комфортной ситуации, когда есть на кого свалить любую беду. И это вовсе