Джихад одинокого туриста - Алексей Туренко

– Связь есть?

– Телевизор.

Уже лучше.

– Что говорят?

– Военное положение. Всем велено сидеть по домам, пока армия не переловит мятежников.

– А она переловит?

– Говорят, что из Санталии их почти выбили.

Нормально. По крайней мере понятно, где находится линия фронта.

– А там? – Я кивнул по ходу нашего движения.

Мужик замялся.

– Вы туристы? – наконец решился он.

– Да.

– А это? – Красноречивый кивок на автомобили и оружие.

– Отобрали. У мятежников.

Недоверчивый взгляд на меня. На машины. На многочисленные дыры в кабине. Мужик засопел и вытянул из кармана мои деньги.

– Бензин бесплатно. Продай автомат.

Я задумался.

– Бух, у нас лишние есть?

Миша оживился – намечалась прибыль.

– Поищу, если добавит.

Мужик сориентировался мгновенно.

– Абдуло! – взревел он. – Неси деньги гостей!

– Другое дело. – Миша сунулся в салон.

Лицо вышедшего пацана было темнее тучи. Увидев буха, протягивающего автомат родственнику прикладом вперед, парень расцвел. Деньги опять поменяли хозяев, автомат – заботливые руки.

– Отнеси, – велел племяшу дядя, передавая ствол и четыре магазина. – Кстати, я – Догу, – наконец представился он. – Кофе?

Я вопросительно посмотрел на своих – почему нет?

Через несколько минут, потягивая кофе, мы вчетвером сидели под навесом – Догу, Иван, бух и я. Терминатор пил бодрящий напиток прямо на посту, у пулемета, разжившись новым пластиковым стулом.

Вкратце рассказав хозяину о наших приключениях в покинутом поселке, я поинтересовался – знает ли уважаемый Догу о том, что лежит впереди?

Дядька задумался и попросил одну из карт, торчавших из отворота разгрузки.

– Куйнюк. – Толстый палец уперся в протяженное пятно на побережье. – Мы. – Палец переместился на точку, сантиметров на пять отстоящую от следующей прибрежной кляксы под названием Кердеби, оттуда мы выехали утром. – Здесь их много. – Палец опять ткнулся в поселок с неприличным названием. – До него на дороге ничего нет. – Ноготь с темным ободком поерзал по отрезку заправка – Куйнюк.

– Корабли, лодки?

– Здесь. – Заправщик показал на дальний конец неприличного поселка.

Мда. Что есть поездка по городу, в котором тебя активно не любят, – я уже представлял. Каюк, тьфу, Куйнюк был заметно побольше нашего Кердеби. А следовательно, проблем там будет больше.

– Есть другая дорога в Санталию?

Дядька махнул рукой на вэн.

– Не для него. Там пройдет только этот, – кивок на пикап.

– Где она?

– Здесь, – вместо дороги палец показал на реку. – Она сейчас пересохла, – пояснил хозяин. – Свернете здесь и доедете до этого места. – Палец показал на едва видный проселок километрах в пятнадцати от побережья. – Дальше поедете по этой дороге.

Извивающаяся козья тропа упиралась в пригород Санталии.

– А дальше?

– Иншалла. – Мужик развел руками. – Не знаю. Война.

– Спасибо, друг. – Встав, я подумал и сходил к машине, вернувшись с еще одним стволом.

– На. Отдашь племяннику.

Не знаю, куда и в кого будут палить эти двое, но живущим на войне оружие нужнее денег. А мы… просто туристы.

Впервые уезжал с курорта с искренним напутствием аборигенов – «Доброй дороги!».

Среда. Утро, 07.40.

Разбитый мотоцикл встретился километров через двадцать. Спортбайк, раскрыв трубы рамы, распластался у подножья скалы. Труп в красно-серой куртке и расколотом шлеме лежал метрах в пятнадцати. Костя уехал недалеко.

– Знакомый, – пояснил я, притормаживая и ища взглядом чоппер.

Загонщик мамонтов нашелся метров через сто. Тезка успел понять. И даже – встать.

И все… Могучее тело, пяток дырок…

Скулы свело – десяток пуль походя отняли у парней дорогу и жизнь. Вздохнув, я заглушил мотор и открыл дверь. Обыскав тела и забрав документы, я нагнулся к телу тезки.

– Давай вместе.

Я приподнял голову – Иван.

– Давай.

Уложив парней под скалой, мы в восемь рук закрыли тела камнями и вкатили на получившийся холмик разбитый чоппер, подперев булыжниками.

– Кто они?

– Позавче… нет – вчера ночью случайно разговорились. Байкеры. Большой – Дима. Второй – Костя.

Краски не было. Иван обошелся, выведя «отработкой» на светлой скале – «Костя, Дима. Русские. Отомщены». Место подписи занял пустой «Мосберг». Такая подпись имела вес.

Среда. Утро, 08.20.

Найти нужную речку оказалось несложно – приметная арка эстакады пересекла каменистый ручей… и помчалась дальше, с обеих сторон огороженная стальными брусьями отбойников. Незадача – съезда не было. Через километр я начал нервничать. Кстати сказать – до Куйнюка оставалось не больше десяти кэмэ.

Дорога решила поберечь наши нервы – метров через пятьсот в стальных перилах нарисовался проем в сторону моря. Ладно, сойдет.

Включив поворотник, пикап пересек двойную сплошную и, прокатившись по короткой гравийке, вкатился на пляж – мечту нудиста. Гладкий, ровный и абсолютно пустой. С одной стороны сверкала ослепительно-голубая вода, с другой – живописные, покрытые зеленью горы.

Вслед за нами зашуршал гравием вэн. К моему удивлению, вэн доехал не только до речки, а гораздо дальше. Свернув на каменистое дно, покачиваясь на камнях и неровностях, обе машины прокатили по руслу километра полтора.

Миновав рощицу на склоне, я свернул. И загнав машину под деревья, заглушил двигатель. Микроавтобус втиснулся рядом. Моторы заглохли, погрузив нас в первобытную тишину. Хлопанье дверец, зевание, потягивание, сигаретный дым.

– Хорошо!

– Пожрать бы!

– Лучше поспать! – Иван рухнул на травку.

– Поправка принимается. Тихий час на сто двадцать минут. Кто дежурит?

– Я, – вызвался успевший покемарить по дороге бух.

– Разбуди меня через час, – пролепетал я, щелчком откидывая окурок и отрубаясь.

Среда. Утро, 09.30.

Толчок в плечо выпихнул из сна. Раскрывшиеся глаза зажмурило ярко-голубое небо. Я проворчал и заслонился ладонью. Под козырьком из пальцев жизнь смотрелась лучше. Лазурь заслонило лицо кировчанина.

– Вставай, соня.

Приподнявшись на локте, я кивнул и огляделся. Сонное царство.

– Еда на капоте, – укладываясь на травку, заботливо пробормотал бух. И повернувшись набок, сперва затих, а потом – зашумел носом. Я заслушался. Композитор в его носоглотке, уступая «Роллингам» в мелодичности, не уступал в проникновенности. Умаялся, бедняга.

Потянувшись, я сел. Поспалось душевно. Встав и еще раз, уже стоя, потянувшись, я прогулялся к машинам. На капоте ждали бутылка воды, рахат-лукум и вскрытая консерва, накрытая чистым носовым платком. Интересно, где бух взял чистый носовой платок?

Плеснув воды на ладонь, я обтер лицо и, потыкав ножом в банку, извлек кусок холодной говядины. Неторопливо разжевывая мясо, я вспомнил вчерашнюю одышку и, продолжая жевать, принялся разминаться. Путь к здоровью долог и тернист. Но начинать надо.

Шея, плечи, торс …ть! А у меня, оказывается, все еще здоровые плечи. С удивлением поглядев на свой мускулистый, несмотря на последние годы, бицепс и дожевав мясо, я перешел к наклонам. Ярославец приподнял голову и, поглядев на меня сонными глазами, покрутил пальцем у виска. Я согласно кивнул – ага, звезданулся, переходя к приседаниям. Голова гренадера опустилась. Бай-бай.

Закончив с разминкой и почувствовав, что окончательно проснулся, я отпил воды и, закурив, сунулся в салон пикапа. Разыскав и повесив на плечо железяку с изогнутым рожком, я цапнул карту и уселся под деревом на собственную пятку, принимаясь за неторопливое и тщательное разглядывание бумажного листа.

Итак, прошлая жизнь – покинутый Кердеби, в виде штрихованной полоски вдоль берега. Несостоявшееся будущее – клякса побольше. Куйнюк. Почти каюк, но не наш, похоже.

Наш ждал дальше, где-то на короткой голубой полоске, впивающейся в предгорья. Или на бледно-коричневом проселке, пересекающем голубую пиявку километрах в пятнадцати. Но скорее всего – в жирной блямбе миллионника на равнине. Вот там куйнюк так куйнюк – километры запутанных кварталов и изломанных дорог. Дорога до двух длиннющих параллельных полос на противоположной окраине города будет долгой. Что творится в мегаполисе – знают только Христос на пару с Аллахом. Или командование обеих сторон конфликта.

Что до нас, убогих, – единственное, что требовалось знать, показывал серебристый лайнер над головой. Аэропорт работал. Значит – дороге быть.

Среда. День, 14.30.

Пять часов спустя мы уже были не рады так называемой дороге, напоминающей жаркий каменистый ад. Очищенный от шмотья и брошенный микроавтобус не протянул бы и десятой части преодоленного. То, что пикап еще был с нами, можно было считать чудом без натяжек.

Большую часть пути мы занимались перекладкой «мостовой», натаскиваясь в умении складывать каменные пазлы. Мостик, спуск, закладка промоины. Очередной шофер занимал место за рулем, трое дорожных рабочих – «место под солнцем», на капоте. Колымага, фыркая, преодолевала сглаженное нашими руками препятствие и ковыляла по булыжникам очередные сто-двести метров. Остановка. Очередное матерное обсуждение на тему – пройдет/не пройдет. Если побеждала вторая точка зрения, бригада во главе с бригадиром извлекала погонщика пикапа из кабины и, оскверняя хрустальную тишину матерщиной и стуком камней, принималась за работу.