Марьград (СИ) - Юрий Райн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он перевел дух, распрямил спину, вскинул башку, уставился на Игоря.
— Не тревожься, Федюня, — как можно ласковее сказал тот. — Зла я тебе не сделаю. Все хорошо, ты молодец. Спасибо тебе. Кстати, скажи еще, откуда ты песни старинные знаешь?
— Шушулька гляделку притаранивал, я и глядёмши. Дурноё тама все как есть, одни песни́ быват ладны́. Отпустил бы ты мене ужо…
— Да, закончили, извини. Как чувствуешь себя?
— Брюхо не болит, не бурчит, — ответил хозяин, покосившись на «желёзки». — Страху натерпемшися, енто да. Ну дык взаправду́ все, что ль? Аль как?
— Все-все, — засмеялся Игорь. — Угощайся, друг! Будет случай — еще принесу. Да, вот и баночку из-под кофе возьми пустую. Только помни, чтó в ней съедобно, а чтó нет.
— Ужо-тко не позабуду, — отозвался абориген. — Ни в жисть.
— Молодец! — еще раз похвалил его Игорь. — Так держать! Вот и обедай, а я пойду еще прогуляюсь.
Эту жуть о мутациях следовало переварить в одиночестве. Ну, и разведать еще что-нибудь по ходу дела.
***
Устал. Что ж, немудрено: прочесал весь уровень «раз» — в нем оказалось семь секторов, по шестьдесят отсеков в каждом, планировки отсеков одинаковые. Прошел уровни «два» и «три». Там изменились только номера — проспекты Два и Три, площади Вторых Встреч и Третьих Встреч; видно, истощилась у Шушульки фантазия, или это юмор такой. Как бы то ни было, все три сектора — близнецы.
Согласно показаниям приборов, обход занял около шестнадцати часов — значит, нормального времени часа четыре. Выходит, реально только-только начались его вторые сутки в Марьграде как таковом. На часах же — третьи сутки идут, а в секторах ночь заканчивается.
Трудно приноровиться к этому их быстрому времени. Вот и получилось, что уровни «два» и «три» обследовал в местную ночь. Так что не встретил абсолютно никого. Оно, может, и к лучшему: на уровне «раз» от него шарахались, либо застывали статуями. И бормотали, бормотали…
В общем, к концу сектора «три-семь», последнего из пройденных, устал, хотя нагрузок, по существу, не было никаких, всего-то ходьбы несколько часов. Вероятно, адаптация еще не завершилась.
Требовалось отдохнуть. Может быть, даже подремать, хоть немного.
Игорь сел на пол, привалился к стене. Подумал, повычислял в уме — с усилием, для него непривычным, всегда считал легко, — и перевел стрелки швейцарских часов на то время, которое счел более-менее верным. Шесть утра местного времени.
Эх, что бы такого сделать, чтобы и московское время отслеживать? Увы, это здесь никак. Размечтался… Да и зачем его отслеживать? А затем, ответил он себе, чтобы не отрываться… от коллектива.
Несмешная, однако, шутка.
Так. Можно бы, да и неплохо бы, полчасика вздремнуть — здесь к тому времени будет восемь, повыползают из «фатерок», а он двинется обратным ходом, к Федюне-храбрецу. Перекусить, себя малость в порядок привести… ополоснуться, щетину соскоблить с лица и с головы… правильно сделал, что в комплект укладки безопасную бритву включил, а то с электрической проблем бы не обобрамшися… тьфу ты, не обобрался… привет, Федюня-лингвист…
Закемарил.
***
Проснулся от тоненького-претоненького:
— Дядя мудан! Дядя мудан! А дядя мудан?
Тыльной стороной ладони стер набежавшую на подбородок струйку слюны. Открыл глаза. Перед ним нетерпеливо приплясывало на месте создание, неотличимое от остальных обитателей Марьграда, только очень миниатюрное — росточком с него, Игоря, сидящего. То ли карлик, то ли ребенок…
— Дядя мудан, — пропищало существо, — ты грустный? Ты почему такой грустный?
— Да я ничего… — ответил он.
Собрался было улыбнуться, но спохватился — примет за угрозу, как все здесь. Улыбнулся только глазами. Спросил:
— Ты меня не боишься? Я не опасный?
Существо засмеялось — словно птичка зачирикала. Сообщило:
— Кто грустный, тот не опасный. А потом, зачем же мне тебя бояться? Вот подрасту, тогда и стану бояться. А вырасту в совсем взрослую, тогда буду бояться у-жас-но! А пока я еще маленькая девочка, мне тебя бояться нечего.
Надо же, как чисто говорит, оценил Игорь. Шепелявость легкая присутствует, это даже умиляет. Все-таки ребенок… «Опашный», «ужашно»…
— Что, — не понял Игорь, — такие, как я, только для взрослых опасны?
— Да они совсем ни для кого не опасны! Просто взрослые — глупые.
Последнее было произнесено очень тихо.
— А как тебя зовут, дядя мудан?
— Игорь.
— А по-маленькому как? Ну, по-ласковому?
Теперь засмеялся он.
— Видишь ли, храбрая маленькая девочка, имя у меня такое, что уменьшительного — ну, ласкового, как ты говоришь, — у него просто нет.
— Так не бывает, — решительно заявила девочка. — Ига, вот как! Дядя Ига!
— Договорились, — кивнул он. — А тебя как зовут?
— Манюня. Мне не нравится, но ничего не поделаешь.
— А вот и поделаешь, — Игорь рискнул улыбнуться. Ничего, сошло. — Манечка. Так лучше?
— Ой! Дядя Саша так же однажды сказал! А я и забыла, голова моя дырявая! Так намного лучше! Только мамочка не разрешит… Дядя Ига, ты все равно грустный! Почему?
Почему-почему, подумал он. Не знаю почему! Потому что. А вот дядя Саша — произнесено было как «дядя Шаша» — не Шушулька ли? С Федюни станется переиначить…
— Давай я тебя развеселю? — предложила Манюня.
— Попробуй…
Она присела на корточки, подняла ручонки над головой наподобие рожек, зашевелила пальчиками, стала скакать и припевать: «Зайчик серенький сидит и ушами си-ни-ни, зайке холодно сидеть, надо лапочки погреть». (Потерла ручку об ручку, встала). «Зайке холодно стоять, надо зайке поскакать». (Продолжила скакать то на одной ножке, то на другой). «Пиф-паф, ой-ой-ой, умирает зайчик мой». (Упала навзничь, раскинула ручки и ножки, замерла).
Игорь опять засмеялся, поаплодировал.
— Ты умничка! Ну, вставай, вставай, артистка!
— Я тебя правда развеселила? — спросила Манюня, садясь на полу.
— Правда-правда, — заверил он. — Концовка вообще искрометная!
— Какая-какая?
— Искрометная. Как будто искры летят, красиво так. А почему «си-ни-ни»?
— Это чтобы смешнее было. Так совсем маленькие говорят, а я уже подрастаю. Я правильно говорю. Вот совсем вырасту, тогда стану снова неправильно говорить. А потом помру… — заключила она задумчиво.
— Ну вот, приехали, — сказал Игорь. — Теперь сама загрустила. А не надо! Ты лучше мне вот что скажи…
Он поколебался. Понимание ох как требуется, а то ведь словно слепой, даже хуже… но использовать эту кроху, ее открытость — этично ли? Да ну, не будет же девочке никакого вреда.
— А вот скажи, Манечка, ты про дядю Сашу вспомнила — а не знаешь, как бы мне его найти? Очень нужно, понимаешь?
— Понимать-то понимаю, — заверила Манюня, — а как найти, жалко, конечно, но не знаю. Он тут был недавно,
