Ошибки, которые мы совершили - Кристин Дуайер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я… я не поеду. Я… я не хочу.
Папа покачал головой, тяжело, словно я могла передумать.
– Это не твой дом, Эллис. Не здесь, – он говорил как Тэнни, как бабушка, как моя мать.
Напоминал мне, что люди в этих стенах не были мне по-настоящему преданы. Что я нахожусь здесь только потому, что они позволили мне остаться, и, как только они решат, что мне здесь не место, придется уйти.
Он сердито показал в сторону машины:
– Ты моя дочь. Садись в машину!
Но я не могла! Не могла сесть в машину только потому, что задета его гордость.
– Это нечестно, что ты просишь меня вернуться домой, хотя вы с мамой там не живете.
– Эллис, о чем ты говоришь? Я там живу.
– Иногда да, а иногда нет. Иногда ты в тюрьме, а когда не там, то на работе. – Я сглотнула. – Не хочу туда ехать. Я хочу остаться здесь, с Олбри.
Он открыл и закрыл рот, потом покачал головой, словно пытаясь стряхнуть обиду.
– Ты Трумэн.
Мои дяди и кузины делали вид, будто произносят нашу фамилию с гордостью. Она должна была заставить нас почувствовать, что мы связаны, но на самом деле во мне она вызывала лишь чувство вины и обязательства. По правде говоря, семья, что делила со мной фамилию, не пускала меня к себе. Дом бабушки и так заполнен, а для Тэнни не нашлось отдельной комнаты, чтобы разделить со мной то немногое, что у нее есть. Родственники без конца говорили мне, что Олбри не всегда будут мне рады, но те оказались единственными, кто никогда меня не отвергал.
– Папа.
Отец глубоко вздохнул и стиснул челюсти.
– Прости, что не могу дать тебе то, что могут они.
В его голосе не было извинения, только горечь.
– Я не хочу ехать туда, где буду спать одна, – честно призналась ему я.
Он кивнул.
– Ладно-ладно! – Он сел в машину, а потом, опустив стекло, наклонился ко мне.
– Когда устанешь притворяться, всегда можешь вернуться туда, где твое место.
13
Смех отвлекает мое внимание от телефона, на котором я пролистываю аккаунты в инстаграме[5], посвященные путешествиям.
Я поднимаю взгляд на Истона и Диксона, что толкаются на пирсе, пока Такер стоит в воде в нескольких футах от них. Я узнаю эту игру – они пытаются лишить друг друга равновесия.
Истон пихает Диксона растопыренными ладонями, и Диксон отшатывается назад, взмахнув руками. Истон победоносно поднимает руки вверх. Эта сцена мне знакома и одновременно кажется чужой. У меня есть сотня подобных воспоминаний. Я вижу дырку на плавках Истона, оставшуюся после его падения с лодки два лета назад, но едва узнаю мускулистое тело, на которое они надеты. Его мокрые волосы все так же торчат в разные стороны, но они длиннее, чем я когда-либо видела.
Истон обхватывает себя руками, голова запрокидывается назад – он от души хохочет над братом.
Меня захлестывают беспорядочные эмоции, и мой разум не в состоянии их остановить. Я на секунду притворяюсь, что он всего лишь мальчишка. Тот, который не хотел, чтобы я уезжала. Тот, которого я не могу ненавидеть.
А потом меня охватывает раздражение. В Истоне Олбри нет ничего особенного. Абсолютно ничего.
Тут появляется Диксон, отвлекая мое внимание от Истона.
– Элвис, – окликает он меня, и я ругаю себя за то, что подпрыгнула от неожиданности. – Захватишь мне пива?
– Я захвачу для тебя лимонад. – Я открываю холодильник. – Тебе нужна профессиональная помощь.
Я передаю ему банку, и он мне подмигивает.
– Для «Курс лайт»? Да в нем и алкоголя-то толком нет. Кончай хандрить, и пошли купаться.
Раньше при виде их улыбающихся лиц и брызг воды мне всегда хотелось присоединиться.
– Да все нормально, – отвечаю я.
– Конечно. Если хочешь быть трусихой, потому что боишься какого-то парня, оставайся здесь.
Диксон уходит обратно по узкой тропке к пирсу. Толкает Истона, словно полузащитник, и они оба падают в воду.
Истон выныривает и стряхивает с волос воду, капли рассеивают свет. Диксон, держась на воде, открывает пиво и пьет, как озерная крыса.
Истон не просто какой-то там парень. А я и правду трусиха.
Я поднимаюсь наверх и надеваю купальник, который купила для океана. Он черный и раздельный, с низким вырезом – это определенно не тот слитный купальник с высоким воротом, который я носила в прошлом. У меня нашлась уйма причин его купить. В нем я чувствовала себя красивой и сильной, но теперь начинаю сомневаться в этом. Может, стоит найти тот слитный и…
«Да что с тобой не так?» – шепчу я, уставившись на свое отражение. Потом расправляю плечи и заставляю себя гордиться теми частями своего тела, что хочу прикрыть. Взяв из шкафа полотенце, иду к стеклянной двери и, прежде чем успеваю себя отговорить, распахиваю ее.
Гравий шуршит у меня под ногами, кожу согревает летнее солнце, воздух насыщен запахом озера. Это мои лучшие воспоминания. Это мое детство.
Первым мое появление на пирсе замечает Диксон.
– Что это с тобой приключилось? – удивленно спрашивает он.
Я не опускаю плечи, хоть и очень хочется. Не ныряю в воду, чтобы скрыться. Не бегу в дом… хотя…
– Она потрясающе выглядит, – говорит Такер. – Не завидуй, что ты не так красив! – Он подмигивает мне.
Я отказываюсь смотреть на Истона, хоть и чувствую на себе его взгляд.
– Да я тебя просто дразню, – с улыбкой говорит Диксон, – всего лишь хотел сказать, что ты красотка.
– Что, запал на меня? – подначиваю я, чтобы снять напряжение, но избавляю Диксона от необходимости отвечать, прыгнув в воду.
Меня пронизывает холод, но я остаюсь под водой на мгновение дольше, чем должна, позволяя воздуху обжигать легкие, а тишине воды – подпевать боли в сердце.
Когда моя голова поднимается над поверхностью, на меня пристально смотрит Истон.
– Что? – спрашиваю я, убирая волосы с лица.
– Ты задерживаешь дыхание, когда чем-то расстроена, – он озвучивает это как факт. Как то, что небо голубое, трава зеленая, а жизнь всегда имеет конец. Но больше всего меня раздражает то, что он прав.
– Ага.
– Ой, глянь-ка, Диксон, – смеется Такер, и мы смотрим туда, куда он указывает, – на пирс в трех домах от нас.
Кэти О’Доннелл была неотъемлемым атрибутом дома Олбри. Темные волосы, золотистая кожа, всегда в бикини и солнечных очках, она делала вид, будто не замечает мальчишек на озере. А те провели множество летних дней, глазея на нее, пока она загорала на лужайке. Кэти была всего на пять лет