Ошибки, которые мы совершили - Кристин Дуайер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как по расписанию, – говорю я Диксону, и у него краснеют щеки.
– Я и не знал, что она вернулась, – ворчит Диксон и еще глубже погружает голову в воду.
– Вернулась? – переспрашивает Такер. – А она куда-то уезжала?
– Она переехала, – это все, что он отвечает, и… как будто чего-то не договаривает.
– А ты… – начинаю я, все еще пытаясь понять. Но этих двух слов оказывается достаточно, чтобы Диксон запаниковал. – О, вы с Кэти О’Доннелл…
– Говори потише, – шипит он мне.
Но я смеюсь, а Такер безжалостно его дразнит.
– Ты что, обжимался с горячей Кэти?
Я поднимаю взгляд и замечаю, что Истон по-прежнему смотрит на меня, и напряжение снова сковывает мое тело.
По его лицу стекают ручейки воды. Я столько раз видела его таким, но по какой-то причине этот раз кажется первым. Я вижу, как движутся его плечи под водой.
– Сплаваем наперегонки? – спрашивает он.
Я не хочу плыть наперегонки. Совсем. Плавать наперегонки – это нормально. Мы занимались этим почти каждый день каждого лета. В хорошие дни, в плохие, по вторникам. Это было константой, как и Истон был константой.
Мне хочется остаться и продолжить дразнить Диксона.
– Конечно.
Он улыбается мне так, словно что-то выиграл.
– Раз, два, вперед!
Я отталкиваюсь от воды, и дальше мое тело делает все само, мышечная память направляет к деревянному столбу посреди озера. Вверх и вниз, вверх и вниз, вверх и вниз. Я двигаюсь все дальше и дальше.
Руки Истона прорезают поверхность озера, и я замечаю, как он тайком поглядывает на меня. Улыбка освещает его лицо, я отвечаю тем же.
Я подтягиваюсь и делаю вдох. Так просто.
А потом мои руки касаются столба. Пальцы обхватывают мягкую древесину, раскалывающуюся на щепки. Наверху вырезано «Эл и Ист», и я протягиваю руку, чтобы провести кончиками пальцев по буквам своего имени.
Истон выныривает из воды, видит мою руку, но ничего не говорит. Мы держимся за столб, восстанавливая дыхание.
– Ты победила, – говорит он.
Я не побеждала Истона с тринадцати лет. В плавании. И во всем остальном.
– Ты мне позволил, – говорю я, удивляясь собственному жизнерадостному тону.
– Возможно. – Он улыбается. Уголки его идеальных губ загибаются вверх, а возле глаз появляются морщинки.
Время будто замирает.
– Ты мне позволил, – повторяю я. Тихо и мягко.
– Я… – Он умолкает и проводит ладонью по лицу, пытаясь смахнуть воду. – Я не знаю, что ты хочешь, чтобы я сказал.
Его отношение и тон напоминают мне о том, что я злюсь.
– Ты мог бы просто повторить все то, что сказал за последний год, – я улыбаюсь. – Ничего.
– Эллис, – он произносит мое имя мягко и нежно. Мой гнев вспыхивает еще ярче.
Я открываю рот, чтобы произнести то единственное слово, которое, я знаю, не должна произносить. Мне больно даже думать об этом. «Почему?» Вопрос прорезает мне горло острыми краями.
Мы позволяем молчанию заполнить трещины полуденного воздуха.
Истон оглядывается на дом.
– Ты велела не звонить тебе, – говоря это, он не смотрит на меня, и это дает мне надежду, что ему так же тяжело, как и мне. – И я не звонил. Мне приходилось узнавать о тебе у Такера.
– А чего ты от меня хотел? Новостей о том, как классно в Сан-Диего? Или, например, какой суперский там пляж?
Его глаза находят меня, и мне это не нравится.
– Я хотел услышать твой голос.
Его слова вонзаются в меня, будто ножи. До упора. Я хочу вытащить их из себя, но знаю, что тогда начну истекать кровью прямо здесь.
– Убедиться, что ты в порядке. Но Такер лишь сообщал мне, что ты не готова к разговору.
– Я была занята, Истон, – говорю я. Ложь дается мне легко. Я надеваю броню и позволяю словам меня защитить. – Я попала в новую школу, нашла новых друзей. Ты остался в прошлом! – Я превращаю последнее слово в пулю, на которой гравирую имя Истона, прежде чем в него выстрелить. Я говорю себе, что он это заслужил. – Все отлично. Давай просто обо всем забудем.
– Забудем?
Мои пальцы впиваются в столб.
– Так проще.
– Эллис.
– Все кончено. Я двигаюсь вперед. И тебе тоже пора. – Я отталкиваюсь от деревянного столба, плыву обратно к пирсу, выхожу из воды и усаживаюсь на пирсе.
Я не смотрю на Истона, который выходит следом. Я подставляю лицо солнцу, закрыв глаза.
– Куда ты? – спрашивает Диксон.
– В дом, – бросает он через плечо, шагая к крыльцу.
Я жду, пока солнце согреет мое тело, мне пока не хочется уходить. У меня перед глазами то и дело всплывает лицо Истона, когда я говорю «Все кончено». Какой же лгуньей я стала. Я заворачиваюсь в полотенце и иду в дом.
Дверь в мою комнату слегка приоткрыта, и, толкнув ее, я вижу его: на карнизе перед окном висит черное платье, и у меня в горле встает ком.
Мягкая и простая ткань, классический крой – оно прекрасное, взрослое. Совсем не такое, как мое голубое платье, теперь кажущееся подростковым. Рядом на тумбочке лежит записка: «Оно будет отлично смотреться с колье».
Так просто. Как всегда у Сэндри: она даже не задумывается о своей щедрости, потому что в конечном счете ей это ничего не стоит.
Но я ничего не могу с собой поделать и просто смотрю на платье, которое мне никогда не купила бы моя мать, даже если бы могла.
И у меня по щекам снова текут слезы – не из-за доброты Сэндри, а из-за тех людей, что должны быть добры ко мне, но никогда такими не были.
14
Шестнадцать лет
Ничего не изменилось.
У меня все те же пухлые щеки. Нос и лоб усыпаны такими же веснушками. Я осталась точно такой же, как вчера. Но сегодня мне исполнилось шестнадцать.
Этот день – важная веха.
– Ты собираешься весь вечер пялиться на себя? – Истон прислонился к дверному косяку в ванной, скрестив руки на груди, с едва заметной улыбкой. Ему исполнилось шестнадцать три с половиной месяца назад. Он уже водил машину, матерился и даже успел выпить пива с Диксоном.
– Я просто…
– Пытаешься увидеть, не превратилась ли ты сегодня в женщину? – серьезным тоном спросил он.
Я стукнула его по плечу, но он схватил меня за руку, прежде чем я успела ее убрать.
– Ты по-прежнему выглядишь собой, Эл.
Я нахмурилась. Мне хотелось, чтобы сегодняшний день был другим и имел особое значение.
Но я провела утро с отцом, на завтрак у нас были булочки с корицей из банки, а потом Тэнни
