Ошибки, которые мы совершили - Кристин Дуайер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А потом… я оказываюсь перед своим домом. В лунном свете он похож на гробницу: не горит ни одна лампочка, потому что здесь никто не живет. Даже дерево во дворе стоит без листвы, хотя сейчас лето, трава пожелтела и засохла. Здесь нет жизни.
Я могла бы войти. Знаю, что папа оставил ключ под ковриком для мамы, на случай, если она решит вернуться домой.
– Ты чего-то ждешь?
Я даже не удивляюсь, услышав за спиной голос Истона. И на краткое мгновение мне показалось, что я его просто придумала. Словно его голосом на самом деле было мое подсознание.
– Нет.
Он стоит рядом со мной. Держа руки в карманах, он смотрит на дом.
– Ты собираешься с ним увидеться?
С ним. Даже сейчас Истон не хочет называть моего отца по имени.
Я перевожу взгляд на гараж, где он проводил столько времени. В моем отце было столько всего неправильного… но только не его любовь ко мне. Это сложно отделить. Не испытывать чувство вины за то, что желаешь любви человека с серьезными недостатками. Я чувствовала то же самое и по отношению к матери, пока ее очередное отсутствие не затянулось настолько, что мои чувства переросли в ненависть.
И тот факт, что я скучаю по отцу, не значит, что мне хочется с ним увидеться. Эту боль не стереть одним визитом в тюрьму.
– Тебе стоит, – говорит Истон.
Когда мой отец попал в тюрьму второй раз, мне исполнилось тринадцать, и каждый раз, когда я должна была с ним увидеться, я подхватывала простуду. Именно Истон тащил меня на эти встречи, даже если я рыдала всю поездку. Он все время держал меня за руку, и, когда я выходила из комнаты для посетителей, он встречал меня с улыбкой, держа в каждой руке по мороженому и притворяясь, будто все нормально.
– Ты прав, – лгу я. Я не собираюсь ехать к отцу. – Попрошу Тэнни съездить со мной.
Он на секунду кажется обиженным, а потом выражение его лица снова становится непроницаемым.
– Я поеду с тобой, Эл. – Он произносит эти слова так, будто ему все равно, но я знаю, что это ложь.
– Мне это больше не нужно, Истон. – Я отворачиваюсь от него и вхожу в дом, что больше похож на могилу.
Я позволяю умереть тому, что так нужно высказать мне и Истону.
16
Шестнадцать лет
Через несколько недель после моего дня рождения Тэнни заявила, что я провожу слишком много времени у Олбри и недостаточно времени в «Таверне» дяди Рика.
Как и почти все, что она говорила, это было сказано довольно резко, но смягчено ее любовью.
Когда мы были помладше, бо2льшую часть своего времени я проводила в липких кабинках и на грязных полах паба, играя с Тэнни и Уайаттом, сыном дяди Рика. Мать привозила меня туда, и дядя Рик возмущался, что у него тут не детский сад, но всегда разрешал мне остаться. Мы должны были оставаться на виду, но не путаться под ногами.
На барных стульях горбились старики, попивая пиво и закидывая в себя шоты между пинтами. В подозрительных условиях готовилась жирная еда. Сквозь окна из пленки сочился тусклый свет.
Мама Тэнни включала на телевизоре в углу мультфильмы, которые мы едва слышали из-за музыкального автомата, из которого гремели Долли Партон и Хэнк Уильямс-младший. Когда мы подросли, мультфильмы сменились шоу для детей постарше, а потом телевизор и вовсе убрали.
Когда мне исполнилось шестнадцать, моя нога не ступала в бар уже больше дней, чем я могла сосчитать. Но как только мы вошли через тяжелые деревянные двери, все мои детские воспоминания вернулись ко мне, подобно призракам.
– Так-так-так, – протянул дядя Рик, сидящий за барной стойкой. – Кажется, проблема наконец вернулась.
От этих слов я напряглась, хоть и знала, что он ничего такого не имел в виду. Для него они выражали ласку. В том, кем я считалась здесь, всегда было ожидание.
Дочка Анны и Тру. Племянница Минни. Кузина Тэнни. Трумэн. Я никогда не была просто Эллис.
Они гордились девочкой, которую знали, – настоящую меня, а я не могла подобрать слова, чтобы объяснить им: мысль о том, что меня знают именно так, не успокаивала, она душила. Но Тэнни решила, что я не отмечу свой день рождения по-настоящему, пока не отпраздную его в «Таверне».
– Проголодалась, девочка? – спросил дядя.
Я покачала головой:
– Нет, просто сегодня…
– Я знаю, что сегодня, – серьезно ответил он. – Суббота.
Я улыбнулась, зная, что он надо мной подшучивает.
– Нет…
– Ну не воскресенье же.
– Сегодня…
– Сегодня твой день рождения. Важный, – перебивает он. – Ты думала, мы забыли?
Я и вправду так думала, но покачала головой: «Нет».
В том, что меня знали именно так, имелось еще кое-что, что порой оборачивалось хорошей стороной. В тот момент я была счастлива, что пришла в «Таверну» и дядя Рик смог сказать мне, что он помнит о моем дне рождения. «Важном».
К нам в кабинку рядом с Тэнни подсел Уайатт и поставил на стол корзинку с картошкой фри и свечкой, воткнутой в центре. Эта традиция появилась, когда Уайатт в девять лет заявил, что терпеть не может торты.
– С днем рождения! – хором произнесли они.
Я задула свечку, но решила сохранить свое желание при себе.
Через некоторое время свет приглушили, и неоновые вывески окрасили все в радугу искусственных оттенков. Музыка постепенно становилась все громче, у людей, что приходили и уходили, макияж становился все ярче, а взгляды все тяжелее. Мама Тэнни вышла к нам, чтобы рассказать истории обо мне и Тэнни, которые я уже слышала сотню раз. А еще чтобы напомнить мне, как она скучала по моему личику. Уайатт унес стаканы, вытер лужи на грязных полах, протер все мыслимые поверхности, за исключением тех, что были в задней кабинке, где мы с Тэнни смеялись и вспоминали все те глупости, которые вытворяли в этих стенах.
– А помнишь, как байкер собирался ударить по лицу того парня, а ты заорала, что он слишком шумит? – спросила я ее, хохоча.
– Так и было. – Она пожала плечами, но уголок ее рта чуть приподнялся вверх. – Я пыталась сделать домашнее задание.
Я покачала головой:
– Наши жизни ненормальные.
Лицо Тэнни как-то ожесточилось,
