Топор - Дональд Уэстлейк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Впереди, по левую сторону дороги, находится склад лесоматериалов, вдоль которого припарковано несколько автомобилей. Пикап внезапно выезжает оттуда задним ходом, слишком быстро и слишком далеко, без должного внимания водителя. Я мог бы увернуться от него, если бы нажал на тормоз или ненадолго выехал на обочину, чтобы объехать его, но я не делаю ни того, ни другого. Я нажимаю на акселератор и врезаюсь в него левой передней частью в его левый бок задним колесом.
Пикап заносит вбок на мокрой дороге, увлекая за собой мой зацепленный бампер, и он съезжает с дороги перед лесным складом. Я борюсь с рулем, перекатываюсь на правую обочину и останавливаюсь. Я выключаю зажигание и выхожу из машины.
Трое мужчин в макино выходят со склада лесоматериалов, глядя на разрушения. Водитель пикапа, худощавый парень лет двадцати с небольшим, одетый в теплую куртку New York Giants и бейсболку, надетую задом наперед, сидит в грузовике, оцепенев от шока. Его двигатель заглох, и его правая рука все еще высоко на руле, крепко держась за него, а из радиоприемника громко звучит музыка кантри. Дюжина досок и большая банка компаунда для швов находятся в задней части пикапа.
Я перехожу дорогу и встречаю троих мужчин в макино. Я говорю таким же ошеломленным голосом, каким выглядит вон тот парень: «Ты это видел?»
«Я это слышал», — говорит один из них. «Для меня этого было достаточно».
«Он пришел», — говорю я и качаю головой, показываю то в одну, то в другую сторону и начинаю снова. «Он появился совершенно неожиданно, прямо через дорогу. Я шел тем путем, я был далеко вон там».
Один из мужчин в макино подходит сказать парню, чтобы он выключил зажигание, и он выключает, и музыка прекращается. Другой из них говорит мне: «Нам лучше вызвать полицию».
«Он сразу вышел», — говорю я.
* * *
Все согласны с тем, что я не виноват. Даже ребенок знает, что он виноват, когда вот так выскакивает на дорогу, не смотрит по сторонам, слишком громко включает радио.
Полиция штата обращается со мной со спокойной вежливостью, присущей невинной жертве, а с ребенком они обращаются с холодной деловитостью, присущей придуркам. Они записывают данные обо всех, узнают имена и номера телефонов у троих мужчин в Макино на случай, если когда-нибудь понадобятся свидетели, и заверяют меня, что вышлют мне копию отчета о несчастном случае, чтобы я передал его своей страховой компании.
Я благодарю их всех за помощь и, наконец, сажусь обратно в машину, которая все еще работает, хотя у нее появились новые погремушки, и еду дальше, а когда добираюсь до Кингстона, останавливаюсь в маленьком баре по соседству, почти пустом в это время дня, чтобы выпить пива и успокоить нервы.
Когда я выхожу обратно, полицейский из Кингстона рассматривает повреждения передней части моей машины, припаркованной у бордюра у двери в бар. Теперь эти повреждения значительно серьезнее, чем были. Он спрашивает меня, моя ли это машина, и я отвечаю «да». Он просит показать водительские права, и я показываю их ему. Все еще держа в руках мои права, он говорит: «Ты не мог бы сказать мне, когда ты их получишь?»
«Примерно полчаса назад, — говорю я ему, — примерно в десяти милях назад по шоссе 28. Я просто успокаивал себя там пивом».
Он расспрашивает меня о подробностях аварии, а затем спрашивает, не возражаю ли я подождать, пока он позвонит, и я говорю ему, что в таком случае, пожалуй, выпью еще пива.
«Не пей слишком много», — говорит он, но улыбается, и я заверяю его, что не буду. Он уходит к своей машине, держа в руках мои права.
Я все еще нахожусь в баре, теплом, темном и уютном месте, пять минут спустя, на полпути ко второму бокалу разливного пива, когда заходит коп и говорит: «Просто хотел, чтобы вы знали, все прошло». Он вручает мне мою лицензию. «Спасибо за сотрудничество».
«Конечно», — говорю я.
15
Мы по-прежнему относимся к воскресенью как к чему-то другому, Марджори и я, хотя для этого больше нет причин. Я не имею в виду, что мы ходим в церковь. Мы этого не делаем, хотя делали много лет назад, когда дети были маленькими и мы пытались оказывать хорошее влияние. С тех пор, как меня зарубили, Марджори раз или два упоминала об идее сходить в церковь как-нибудь в воскресенье, но она не придавала этому особого значения, а у нас здесь, в Фэрборне, нет конкретной церкви, мы толком не знаем ни одного прихожанина, так что этого пока не произошло. Я не думаю, что это сработает.
Нет, я имею в виду, что мы относимся к воскресенью как к чему-то другому, я имею в виду, что мы по-прежнему ведем себя так, как будто в этот день я не хожу на работу. (Другой день. По субботам я встаю рано и занимаюсь домашними делами, продолжая придерживаться этой фантастики.) Через час мы ложимся спать, вставая не раньше половины девятого или девяти, и долго завтракаем, и не одеваемся до обеда, и большую часть дневного времени читаем воскресную «Нью-Йорк таймс». Конечно, в эти воскресенья я первым делом обращаюсь к разделу «Требуется помощь», так что это изменение.
Итак, сегодня, в это воскресенье, настоящий тайм-аут. После того, что я пережил в прошлый четверг и пятницу в Личгейте, я готов к некоторому тайм-ауту. Завтра я отвезу «Вояджер» в автомастерскую для оценки повреждений, о которых, я надеюсь, мне смогут позаботиться очень скоро. Я имею в виду, срочно.
Изначально я думал, что проведу часть этого дня в офисе, чтобы решить, с каким из трех оставшихся резюме мне следует разобраться следующим и как справиться с ним с наименьшими шансами на катастрофу, с которой я столкнулся. Но потом мне пришло в голову, что с такими повреждениями «Вояджер» гораздо более узнаваем, чем раньше. Вероятно, мне не стоит использовать его для преследования других, пока он снова не станет анонимным.
Что мне не нравится. Я хочу сделать это сейчас, я хочу покончить с этим, я действительно хочу покончить со всем этим. Вчера, когда я сжигал это признание на заднем дворе, пока Марджори была в отъезде на своей работе в кинотеатре, я понял,
