Бродяги. Отмеченные Зоной (сборник) - Дмитрий Субботин

Представь человека, которого облепила почти полностью какая-то густая темная масса. А через секунду до меня дошло, что она еще вдобавок шевелится.

Не знаю, кто издал тот отчаянный крик, может, это был я. Тут стыдиться нечего – есть вещи, которые молча выдержать невозможно. Он послужил сигналом к действию: я бросился в окно, Терем и Нож последовали, а Сизый, застывший на месте, стал палить. Спасать его никто не собирался – все понимали, что и ему не поможешь, и сам тут за мной останешься…

Но я не сказал еще самого страшного, что чуть не снесло половину ума. А все дело в том, что эта черная маслянистая дрянь облепляла его не полностью – было видно, что она частично сожрала кожу и защитный костюм, а под ними тускло водянисто блестело… Я даже не знаю, как это описать: я видел тела, изуродованные взрывами и животными, но это было что-то другое. И не мясо, и не органы… Какое-то тускло сверкающее вещество…

Но я увидел и еще кое-что: эта черная лоснящаяся жижа от Когтя как клочья отрывалась и, упав на пол, растекалась словно живая и разумная. Несколько таких пятен рванулось к нам…

В себя я пришел, когда оказался в небольшой роще. Со мной были Нож и Терем. Как добрался – не помню… Повалился просто на упавшее дерево и дух перевожу. Вокруг в разгаре ночная жизнь: стрекот, ветер шумит, вдалеке собаки с орясинами орут… В общем, такая себе Зона обычная – ничего особенного, словно ничего в Лесничестве и не стряслось.

Решили мы поскорее, несмотря на ночь глухую, рвануть на перевалочную базу… Кое-как добрались к рассвету, чуть не забрели в возникшее после выброса аномальное поле и едва разминулись с двумя волками – но это опасности знакомые.

Отоспался я в лагере пару часов, вроде бы отошел немного. Там на привале была еще одна группа сталкеров, все спрашивали: что с нами приключилось? Потому как вид у нас был еще тот.

Тут меня буквально дернуло: сказал напарникам, чтобы шли без меня – потом догоню. Они посмотрели так странно, но смолчали.

И вот пошел я опять к Лесничеству, причем один. И жутко, и любопытно. Солнце, ясно кругом, о ночном происшествии ничего не напоминает. Но когда добрался туда, то опять наступила странная тишина. Все как ночью.

Взмолился всем высшим силам, какие только вспомнил, и вошел на территорию. Оружие на изготовку, хотя и сомневался, что оно поможет. Пересек быстренько двор и вбежал в корпус, где мы ночевали. Там тоже тихо. Собрался я с силами, весь первый этаж оббежал – а там ничего. В пыли никаких следов, нет и дряни этой черной, поросли этой. Я на второй этаж поднялся в ту комнату. И там ничего. Ни сталкера, ни рюкзака его, ни Сизого. Даже гильз стреляных нет. Только пепелище костра и угли, хоть и остывшие, но видно, что тлели еще недавно.

Ну, что делать, развернулся я и потопал обратно. И даже ощущений этих странных не было, только тишина и больше ничего.

Возле Хмурого дола нагнал тех двоих. На привале поговорили о том, что стряслось. Рассказали народу, что больше Сизого не увидим. А самим-то меж собой обсуждать не хотелось, да и я не говорил, что опять лазил в Лесничество. Они, стало быть, догадывались, но ни о чем не спрашивали…

Вот так… Нет, это еще не все. История имела продолжение. Не сразу, правда, а некоторое время спустя, когда я о сталкере Когте и думать забыл.

Представь, сижу я себе на Костеле, «Черниговское» попиваю после рейда, тогда хорошо поработали с ребятами из «Левого пути», и тут слышу, у соседнего костра вдруг один называет имя Коготь. Я уши на макушку и слушаю, что скажут дальше. А рассказчик продолжает: говорит, был такой сталкер, все на рожон лез. И друг его так же лез. И друг, стало быть, на что-то малоизученное нарвался и умер. И тот, Коготь, решил, что эту штуку, что друга завалила, непременно со света сживет. Все он по ученым ходил, вызнавал что-то, книжки читал, все деньги и хабар на это спускал. Слепил он себе прибор какой-то чудный и пошел в место это…

Ну, тут в разговор подключился я, говорю, что видел его в корпусе Лесничества перед смертью. Они посмотрели на меня эдак заинтересованно, и тут я узнаю, что этот самый Коготь сгинул больше двух лет назад, хотя с момента нашей встречи прошло месяцев максимум шесть. Понимаешь, в чем дело? Они сначала не поверили, но когда я стал описывать его внешность, то те, кто его когда-то знал, согласились, что да, так он и выглядел. И аппарат у него странный на микросхемах и проводах был…

Тут, как говорится, все примолкли и крепко задумались… Я и сейчас вот порой задумываюсь: что в ту ночь в Лесничестве случилось? Или это была какая-то временная аномалия? Или мы видели призраков? Но тогда почему Коготь и облепившая его дрянь выглядели так реально? И куда тогда исчез Сизый?

Ответа, видимо, я так никогда и не получу. Но это Зона, с этим приходится мириться. Одно я знаю наверняка: я к этому проклятому Лесничеству на выстрел не подойду. И тебе не советую.

Эх, пожалуй, я все же с «Черниговским» переусердствовал…

Отмеченный Зоной

В народе наступление утра всегда ассоциируется с жизнью в изначальном понимании – времени, когда безраздельным хозяином мира становится человек, а все пугающее его из ночного мрака засыпает мертвым сном до нового пришествия темноты.

Продирающегося через чащу сталкера рассвет не обнадежил. Угрожающая ему опасность не различала времени суток, зато прекрасно находила след в дремучем буреломе. Он не придумал преследователю ни имени, ни облика, да это и не требовалось – было достаточно считать, что по следу идет сама костлявая. Именно поэтому сталкер выбрал бегство.

Предательски запищал детектор, который он с черным проклятием тут же выключил. И без его подсказки было видно как на ладони скопление аномалий. Сталкер проверял дорогу самым примитивным, но при этом надежным способом. Ржавый металл то беззвучно опускался наземь, то повисал в воздухе, извиваясь и рассыпаясь под воздействием огромного давления. Хотя оставалось почти две недели до ближайшего выброса, безопасная тропа в скоплении аномалий разительно отличалась от плана на составленной сталкерами карте.

Позади еще маячила безликая смерть, но теперь беглеца грела надежда, что россыпь «Вихрей» задержит ее хоть ненадолго.

После аномального поля самообладание оставило сталкера: в тот миг существовали только он, надежда на спасение и вечно голодная смерть.

Но сил хватило только на недолгий стремительный рывок – сказались ночные блуждания по лесу и нервное напряжение последних дней. Беглец остановился на широкой поляне и бессильно оглянулся, в ответ чаща глумливо оскалилась частоколом мутировавших деревьев. Их сень оставалась безмолвной и непроглядной, а смерть как всегда стремилась не показываться до последнего момента.

Сталкер затравленно всматривался в недра леса, и начинало казаться, что оттуда доносится приглушенное рычание. В тот момент он уже почти был готов принять смерть.

Перевалочный лагерь на южной окраине Лихолесья никогда не пользовался популярностью. А в свете последних событий и вовсе выглядел заброшенным.

Одинокий сталкер сошел с разбитой асфальтовой дороги, и под ногами зашуршала трава на малохоженой тропе. Возвышенность по левую руку сменилась невысоким кирпичным забором, за которым и начиналась угрюмая чаща. Характерной ее особенностью была листва кроваво-красного цвета, давшая месту имя. Путник знал, что вглядываться в багряный полумрак бесполезно – лес открывает тайны лишь дерзнувшим вступить под пугающую сень.

Заросли неожиданно расступились и открыли взору путника пристанище сталкеров. Лагерь отгородился от внешнего мира тремя поставленными полукругом вагонами с обитыми стальными листами наружными стенами, а замыкал полукруг забор с колючей проволокой. В центре лагеря в большом, выложенном камнем кострище лениво потрескивало совсем небольшое для такого очага пламя.

День только что сменился вечером, и в двух вагонах горели слабые огоньки. А вот снаружи наступление темноты никто не встречал. Только ворота скрипнули, когда поздний гость вошел.

Заскрипело дерево под тяжелой поступью, и в дверном проеме ближайшего жилища, хромая, появился немолодой грузный сталкер, в чьей внешности не было ничего примечательного. Из-под низко опущенного капюшона прибывшего внимательно оценивали прищуренные темные глаза. Внезапно грубые черты разгладились в подобии улыбки.

– Неужо ты, Хмырь, пожаловал?

– Он самый, – подтвердил гость, подходя ближе и протягивая руку.

– Ну, заходь, коли ж пришел, – сомкнул хозяин руку Хмыря медвежьей хваткой. – Коли ж Старого навестил-то.

В жилище было довольно тепло и весьма уютно. Вокруг неярко горящей лампы беззвучно выписывала узоры пара мотыльков. Гость перевел удивленный взгляд с лампы на провод, соединявший ее с небольшим аппаратом. Там под стеклянной крышкой сыпал искры артефакт «Пламень».

– Видишь, какие штуки-то умники выдумывают, и долго ж работает, и экологически чисто. Вот, – над последним Старый позволил себе хохотнуть. – Ну, к столу, стало быть, прошу.