Цветок камнеломки - Александр Викторович Шуваев

может быть! – ежели бы удалось создать своего рода алгоритм, получилось бы нечто вроде нового типа памяти.

– Понятно. Так что ничего такого, что можно было бы пощупать, у вас так и нет?

Вместо ответа Иртенев подал ему один из лежавших на столе Подозрительных Предметов. Гельветов содрогнулся: с виду изделие напоминало не то раздутый гороховый стручок, не то – нечищеный арахисовый орех, и отличалось серовато-желтым, безотчетно мерзким цветом, – только по полюсам виднелись жилы выводов. Привычным усилием воли подавив рвотный позыв, Гельветов сохранил на лице обычное свое бесстрастное выражение и даже заставил себя взять это – в руки.

– Напоминает хорошо высушенное собачье дерьмо с торчащими из него жопными волосиками, – задумчиво проговорил он, – только, наверное, потверже будет… А?

– Ага, – немедленно окрысился математик, – а тебе, понятно, подавай аккуратный брикетик. С аккуратными буковками. Это, знаешь ли, лютое эстетство! Эстетические вкусы – они меняются.

– Чтоб. Корпус. Был. Человеческий!!! Мать вашу р-распросучью! И маркировка чтоб! Хоть сами рисуйте! Я вас, блядей, научу под ноги-то глядеть! Вы у меня забудете, что второстепенные проблемы – вообще существуют! Говняют-говняют, сделают – неудобно до смерти, а уж вид-то, – глянуть на вещь невозможно, а они делают вид, что это – ниже их сратого достоинства! Чтоб при монтаже людям – удобно было, а спутать – нельзя никак!

– Ой… Ну что ты раскипятился? Параметры-то – классные! И гляди еще: мы сделаем, как ты просишь, красивый корпус, так, н-нафаршируем его, – помимо пары-тройки десятков чуть измененных готовых схем, – "дорожками" с деактивированными "мос"-ами и заливаем жидкой фазой из сверхинертной жидкости на фторсиликатной основе. Понял? Получается гель.

– Начинаю понимать. А зачем?

– Да затем, что получаем у-ни-версаль-ное устройство с жуткой избыточностью! Уже сейчас можно будет менять архитектуру в зависимости от необходимости, – без изысков, рукой, запросто, – и его можно будет хоть на ЭВМ вроде этой, – он показал, – хоть на любой существующий, проектируемый или мыслимый истребитель. Одного – хватит. Понял? Эти ненасытные глотки от нас лет на десять с электроникой отвяжутся… Так делать?

– Делать, – бесцветным голосом ответил Гельветов, – но вот это вот, – он потряс зажатым в руке "котяхом" – чтоб довели! Хоть что!

– Эх… Это ведь мастерскую надо будет и людей, чтоб заделывали и буковки писали…

– Переживем! Слава богу, никто нас ни в чем пока что не ограничивает… – Он помолчал, а потом спросил уже без всякого запала, тоном почти нормальным. – Слушай, – вы все это за две недели?

– Ну… За три. А ты не смотри, не смотри так жалостно: лучше научись с техникой работать на уровне. Позорище! Еще три месяца этакого вот начальственного стиля, – и ты перестанешь понимать в том деле, которое сам же и создал…

Тут, среди этих пожилых, грузных, не слишком-то здоровых людей в консервативных костюмах, была своя иерархия, своя табель о рангах. Чужим так сразу не понять. Иностранцам – так и тем более, хотя, все-таки, разбираются как-то. Согласно бытующей где-то в сферах легенде, там даже специальная группа есть, с компьютерами, исключительно для анализа того, кто, на каком месте, с кем на каком заседании сидел, и кто вслед за кем выступал. На этом основании, без понимания сути, на основании данных чисто статистических, делаются предсказания о том, кто – восходит, кого дорога ведет вниз по лестнице абсолютной власти, и в каком направлении предстоят причудливые извивы единственно-верной Линии. А истинная, определяющая логика тут особая, совершенно своеобычная. Такая, которая и сложиться-то могла только в этих, совершенно особых условиях. Вот властвовал – кто? Самый умный? Нет. Самый свирепый и решительный, легче отваживающийся на решение? Нет. Самый подлый и коварный? Куда там. Тут по крайней мере двое были по этой части не чета Балабосту. Отпадало тут по известным причинам также и наследственное богатство. Удача? До определенной поры, и уж, по крайней мере, не на этом уровне. Самый всем удобный и всех устраивающий? Не без того, но утверждать нельзя, потому что на этом дьявольском месте сиживали та-акие деятели… Кукла? Тогда покажите кукловода.

Одним из самых любимых персонажей западной прозы, от классики и до политического детектива, – чуть ли не до детских сказок, – является так называемый "серый кардинал", теневая фигура, на самом деле обладающая всей полнотой власти. На переднем плане – блистающий золотом манекен, коего за ниточки дергает Он. Тот, в распоряжении кого находятся реальные силы и ресурсы. А какие?

Вон сидит Маршал, краснолицый матершинник с тяжелыми волосатыми руками. По мановению этой руки тупо, неудержимо, сметая все на своем пути попрут бесконечные колонны танков, бесчисленные стаи самолетов затмят Солнце, раздирая море, выныривая из-под земли, рванутся сотни страшных ракет, миллионы солдат вскочат по последней тревоге, сядут за рычаги, в грузовики и транспортеры, в кресла транспортных самолетов, и настанет Последний День. Если Маршалу позволят.

Вон там сидит Великий Инквизитор, "осенний министр" по китайской терминологии или гушбастар – "подслушивающий ночные сны", соответственно, – по древнеперсидской. Протирает очечки в тонкой оправочке, сжал тонкие губы, – явный признак того, что чем-то вельми недоволен. Он знает все про всех, на всех имеет досье с надлежащим компроматом. Хозяин самой всемогущей Тайной Полиции всех времен и народов, способной в любой момент превратить какого угодно сановника в государственного преступника, в подсудимого, в пыль лагерную, а если это, по каким-то причинам, неудобно, то просто-напросто в глубокоуважаемого покойника. Теоретически. Если среди пожилых мужчин в консервативных костюмах возникнет Такое Мнение, и Великому Инквизитору дадут "добро".

Вот Председатель, полновластный хозяин одышливо-неповоротливого, но гигантского хозяйства, имущества на триллионы рублей и долларов, миллиардов киловатт мощностей, миллионов моторов, лабораторий, заводов, шахт и скважин, неизмеримо превосходящих по совокупной мощи и деньгам любую корпорацию. Но взять он может столько, сколько ему полагается, и ни копейкой больше.

Они – понятны, по всем канонам должны бы быть владыками, и, в каком-то смысле, ими и являются. Понятна даже и роль Балабоста, потому как, ясно же, необходим кто-то, кто не позволил бы полезное делу соперничество превратить во вражду со смертоносным раздраем. Но вон там, с краешку, сидит сухой старичок, голову склонил набок, смотрит в крышку стола, весь из себя безучастный, вроде бы как жует что-то. Его