Ангелоиды сумерек - Татьяна Мудрая

Удивительно ли, что судьба сводит их вместе?

В офицерской столовой небольшого приморского городка Сергей Семенович Русанов, старший лейтенант резерва, неожиданно видит знакомое лицо напротив единственного свободного места в зале. Майор спасательной медицины, женщина, скажем так, средних лет, но сохранилась прекрасно.

– Идите сюда, старлей, регламент остался за порогом. Кажется, вообще за границами Нью-Мессины?

Он послушался, поставил свой поднос рядом с ее тарелками.

– Вы сделали неплохую карьеру, сэн майор.

– Вы, пожалуй, тоже, сэн старший лейтенант, уж если вас отпустили сюда волонтёром, – говорит Анна. – Ведь резервистов пока не призывали… А, что до меня, всё вышло по причине Гаваики. На одном из райских островов архипелага возник новый вулкан Кракатау. Благодаря нашим стараниям удалось сохранить половину Предвечников и всех детей, которые наслаждались тамошними красотами.

– Об этом почти не было в Инете. Однако я слышал, что руководителя спасательных работ представили к генеральскому званию.

– Так бы оно и вышло, если бы пропорция спасённых была обратной. Все кандидаты на скорую вечность и половина их отпрысков. На пороге блаженства как-то обидно гаснуть, не правда ли?

– Природа сошла с ума.

– Возможно, и нет. Она ведь никогда не стремилась соблюдать приличия. Это люди решили, что на таком расстоянии от соли можно устроить Вечный Дом в одной из пещер. Ее и в самом деле не затопило морем – обрушились своды. А дальше в ход пошли те реки, что текут из сердца Земли. И пока люди наверху сводили счёты с землетрясением…

Сергей кивнул. Ему показали не съёмку, а натуральный вид: герметические стеклянные пеналы с трупами внутри плавают на маслянистой поверхности. Ибо даже Вечные портят воздух. Груды базальта, под которым погребены размозжённые тела – у них еще есть надежда на регенерацию, если успеть вовремя. И далеко вверху, еле видные под лучами мощных ручных прожекторов – складки и нервюры камня, блестки слюды, вкрапления металла. Красота, бесконечно чуждая человеку. Чудовищная.

Хорошая приправа к ужину, чтобы не сказать большего, – он опомнился и встряхнул головой.

– А вы чем заплатили за вольный выпас, сэн старший?

Сергей не ответил сразу – делал вид, что его интересуют те жилы, прожилки и клочья, что были у него в миске вместо мяса. Неприлично не отвечать женщине сразу, но Анна безусловно понимает, что он выше по званию. Оттого и намёк.

– Участвовал в операции против дендротов, – неохотно говорит он наконец. – Знаете, такая секта, что утверждает, будто героическая гибель возрождает человека в древесной форме. Сражаются они, словно безумцы или асасины. Мы захватили только алтарь и их священные книги.

– Королеву Урсулу Ле Гуин, „Хлорофилию“ и „Живое семя“ Рубанова, „Дерево Сферу“ Заболоцкого. „Блаженно дервенеют вены“ и прочая.

– Можно подумать, вы из них, сэн майор. Так начитанны.

– Или так же, как и вы, стояла неподалёку от карателей, когда эту литературу жгли, – Анна смеётся. Что за беспечный, ясный у нее смех – как раз тогда, когда ожидаешь сардонической гримасы.

– Сэн майор, – наконец решается Сергей именно из-за такой ее реакции. – Вам тоже пришло в голову, что армия в нашем случае – лучший способ умереть с честью?

И окончательно. Ибо наложить на себя руки с недавних пор вообще не удаётся. Только разве – начисто снести себе голову тридцать восьмым калибром, пущенным в основание шеи, самовоспламениться и развеять свой прах по ветру. Такое не под силу одиночке.

– Тсс, – Анна прижимает к чуть подкрашенным губам палец: ноготь подстрижен коротко, зато лак – почти пурпурный. – О таком лучше не говорить в публичном месте. И даже не помышлять… мой генерал.

Благодаря этому обмену репликами они оказываются вдвоём на квартире, что снимает Сергей у одной из недавних вдов. От ее супруга остались жирные кровяные мазки на краю свежего провала, только зачем говорить об этом случайной любовнице!

Когда высвобождаешься от формы, дальше всё случается легко.

Когда понимаешь, что лишь это гибкое, широкобёдрое тело, лишь эти волосы, что щекотно касаются подключичной ямки и сгиба локтя, эти губы и глаза зелёные, глаза губы небесной девы… лишь эта седая поросль на чуть впалой груди и лобке, щетина на подбородке, которая любовно колет твою нежную плоть, жёсткие мышцы, неожиданно сильная хватка рук – лишь всё это может подарить тебе наслаждение. Тогда всё становится крайнё сложным. До невероятия.

Найти – чтобы расстаться.

И под конец, когда улеглась буря:

– Сколько тебе лет, Сержи?

– Девяносто пять. Самый порог трупного окоченения. А тебе, Ани?

– Шестьдесят один. Вовремя насчет армии спохватилась.

– Ты поможешь? Мы ведь поможем друг другу?

– Конечно. Но не так, как ты думаешь. Потому что теперь мы оба сумеем стать деревьями. Как поют в старых песнях.

Вернее, одним деревом.

Одиноким хмурым кипарисом, шевелюра которого заплетена мелкими алыми розами».

Когда я вышел из сна и отряхнулся от листьев и иголок, что напа́дали поверх меня с соседних деревьев, рядом лежало три новых камешка: стеклянного вида черный обсидиан и два буро-жёлтых желвака: обычные кремни. Если постучать ими друг о друга, пахнет сухим порохом.

Немного сухого белого мха.

А также куски и полосы мягкой коры.

«Мы решили подарить тебе одежду, обувь и огонь, потому что близятся прохладные ночи. Будь осторожен с последним даром, – прошелестело у меня в мозгу. – Ты быстро догадаешься, что к чему».

– Я понял сон верно? Вы – бывшие люди? – спросил я.

Смех.

«Почти что так. Кроме того, большая птица отдала нам то, что таилось внутри тебя, и оттого мы стали богаче».

Внутри меня вместо этого находилась невнятная формула бессмертия, некая тихая карикатура то ли на человечество, то ли на сумров и кое-какие соображения по поводу здешних обитателей, не совпадающие с высказанными открыто.

Теперь надо было совершить краткий утренний обряд и подумать, на какие дальнейшие подвиги я способен. Есть мне хотелось не очень, но совсем рядом с моим лежбищем прорастали из земли большие листья, похожие на граммофон, и в каждом собралась большая пригоршня росы. Я попил, плеснул в лицо и кое-как обтёр свое тело ладонями.

– Маловато, но это вовсе не беда. Потом поищу вчерашний родник. Ох и ледяной он, братцы!

«Скоро будет много воды, целые потоки с небес. Хорошее время для нас и нашего роста. Не очень лёгкое для тебя. Оденешься – поищи себе настоящий кров».

Утолил голод я очередной пригоршней диких роз – в ход пошли и плоды, и лепестки. И подумал, что сезон дождей – это ведь тропики, а похоже не весьма.

«В Содружестве неплохо всем. Кое-кто предпочитает ливанский кедр араукарии или черёмуху белому олеандру – почему бы им не помочь?»

Потом я принялся за работу. Кремневый желвак и мох сразу уложил в корзинку – огонь пока ни к чему, потом попробую. Обсидиан легко раскололся, подарив мне парочку узких ножей и несчётное количество шилец и иголок – жаль, что последние были без ушка. Хорошенько отбил кору на плоском камне, заодно прикинув, что такая плита, нагретая за день, может послужить неплохой лежанкой. К концу суток у меня уже был неплохой кусок тапы, мягкой и гибкой, как замша, и чёткая мысль о том, как ее можно раскроить.

Сон рухнул на меня сразу и был почти без видений.

На следующее утро я вырезал себе неплохую набедренную повязку, а на ступни – две пары поршней. Чем они отличались по форме от мокасин – не знаю, просто я не собирался играть в индейцев и сотворил нечто совсем простое, без вышивки. Проделал по краю дырки и стянул края обуви и одежды тонкими ремешками, более толстыми и прочными, чем остальная тапа.

– Этого не хватит надолго, если я пущусь в странствия, – сказал я моему незримому собеседнику. – Особенно обуви.

«Не беда. Мы уже ищем для тебя дерево. Но работа по дереву – долгая и требует хорошего инструмента. Пока осмотрись, погуляй по окрестностям и поищи себе дом по вкусу».

Какому совету я и последовал.

Приходилось вам бродить по прекрасному, ухоженному ботаническому саду, где мирно уживаются растения нескольких климатических поясов или хотя бы посещать Аптекарский огород? Хотелось ли быть Сталкером в Зоне, которая сама стелется под ноги и предупреждает о малейшем намёке на опасность?

В Лесу была своя жизнь – но эта жизнь ко мне благоволила. Какие-то крупные животные с тёплой кровью шествовали впереди меня, переходя из одной заросли в другую. Звери поменьше, гладкостью тёмной шкуры и веревочками хвостов похожие на подсвинка, стайкой пробежали поперёк моего пути. Змеи шелестели травой и иногда листьями тех деревьев, на которые они карабкались. Муравьи складывали свои жилища весьма основательно: глядя на башни высотой в два моих роста, я вспоминал идею Хельмута о коллективном разуме мощностью в хороший компьютер. Также я по аналогии подумывал о мирном захвате пустующего термитника – вспоминались иллюстрации к «Детям капитана Гранта», – но не был уверен, что здесь имеется вид, дружелюбно настроенный лично ко мне. Термиты здесь явно обитали, но старались не попадаться мне на глаза.