Палачка - Павел Когоут

— Питание, — вслух сказал он, — это, безусловно, тоже весьма важная область науки. Мне бы не хотелось, чтобы вы, пан Машин, подумали, будто я из тех фанатиков, которые считают, что на языкознании свет, — продолжал доктор Тахеци, с большой симпатией глядя на Рихарда: он вспомнил, что студенты-филологи все без исключения курят, к тому же от них частенько попахивает ромом, а этот юноша производит впечатление чуть ли не монаха, — клином сошелся. Я прекрасно понимаю, что без еды не проживешь. А сегодня, когда мы наблюдаем демографический взрыв, за которым не поспевает производство продуктов, вопросы питания вместе с филологией приобретают первостепенное значение. Мы уже попробовали решить проблему понимания между людьми с помощью эсперанто и других искусственных языков. А как у вас обстоят дела с искусственным питанием?

— Не знаю, как в этой области, — быстро сказала пани Тахеци, — но уж в мясе вы определенно знаете толк. Такие прекрасные куски мог выбрать лишь тот, кому часто приходится иметь дело…

— Это мясо от пана Машина? — удивленно спросил доктор Тахеци.

— Ну разумеется, — произнесла пани Тахеци с чувством превосходства, — от пана Машина, от кого же еще?

— Я не знал, что оно от пана Машина, — смутился доктор Тахеци. — Откуда мне было знать?

— Мой муж, — извиняющимся тоном сказала Рихарду пани Тахеци, — как никто другой разбирается в отношениях между членами предложения, но отношения между людьми и событиями иногда от него ускользают.

— Вообще-то, — подал голос Рихард в отчаянии, что стал причиной их спора, — оно от папы…

— Боже мой, — сказала пани Тахеци, — как это любезно с его стороны! Передайте ему нашу сердечную благодарность!

— Благодарность? — воскликнул доктор Тахеци, направляясь к книжному шкафу. — Нет, это маловато. Думаю, мы должны подарить ему взамен что-то такое, что его обрадует. Тут у меня есть отличная статья о двойной функции языка — органа и речи, и вкуса. Ваш уважаемый папа, — спросил доктор Тахеци, возвращаясь от шкафа с несколькими страничками ксерокопии, — читает по-итальянски?

— Нет, — виновато сказал Рихард.

— Это ничего! — воскликнул доктор Тахеци; сообразив, что сказал бестактность, он вновь направился к шкафу и взял другую ксерокопию. — Немецкий-то ваш отец, конечно, знает!

— Нет, — сконфуженно сказал Рихард.

— Ничего, ничего! — восклицал доктор Тахеци. Он понял, что ведет себя по-хамски, и вернулся к столу с пустыми руками. — Подыщем что-нибудь другое. Кто ваш папа в области мяса, ученый? Дегустатор? Нет, вероятно, специалист по экспорту?

— Мясник, — произнес Рихард, сгорая со стыда; лишь сейчас, лицом к лицу с этим интеллектуалом и эрудитом, с тем, кто дал жизнь и воспитание его избраннице, он понял, что несколько капель голубой крови не заглушат смрада мяса и костей, которым пропитана его родословная.

Доктор Тахеци сел и положил в рот еще один миндаль. Зато пани Тахеци, потушив сигарету, восхищенно всплеснула руками.

— Мясник? — радостно воскликнула она. — Эмиль, ты слышишь? Его папа мясник!

Она нарочно чуть переигрывала, но ремесло мясника, которое она воспринимала не на запах, а на слух, и в самом деле было ей по душе: в нем слышался звон монет.

Миндаль на сей раз оставил на языке пикантный вкус, и доктор Тахеци быстро преодолел свои сомнения. Мясник, рассуждал он, а почему бы и нет? Его отец и дед, как и он, всю жизнь пеклись о сокровище человечества — языке, и что же… Когда на них обрушивалась очередная жизненная невзгода, они встречали ее с пустым кошельком в кармане. Он перенесся мыслями в далекое прошлое и увидел крепость, окруженную журчащей водой и плодородными полями, и своего бедного отца, рассказывающего ему, что всем этим владел прадед — отнюдь не философ, а простой мельник. Взглянув на Рихарда, доктор Тахеци понял, что происходит в его душе. Ему стало совестно, что он обидел мальчика, и в нем вспыхнуло чувство вины, какое обычно испытывают непрактичные интеллигенты в присутствии людей физического труда. Мясник, повторял он себе, а вместе с тем… Имеет прекрасного сына, который посвятил себя спасению голодающего человечества, тогда как его Лизинка, дочь доктора филологии… Он внес в свой план коррективы, и Рихард из простого инструмента для манипуляций стал личностью, которая тоже имеет право на счастье. Ему захотелось заверить его в своих симпатиях.

— Мясник, — сказал он вслух, — это, вне всяких сомнений, важнейшая профессия. Я хочу, чтобы вы знали, пан Машин: я принадлежу к тем интеллигентам, которые родились под крышей деревенского дома. Мой прадед был простым мельником. И я убежден, что если бы человечеству понадобилось выбрать три профессии, способные создать новую цивилизацию, то это были бы мельник, мясник и филолог. Так что, — продолжал доктор Тахеци, вновь подходя к книжному шкафу, пока Рихард оживал, словно земля после дождя, — вы тем более желанный гость в нашем доме. Передайте вашему уважаемому папе мою признательность и эту прекрасную монгольскую серию марок с изображением, — продолжал доктор Тахеци, возвращаясь от шкафа с альбомом, в котором хранил ценные дубликаты, — рогатого скота. А теперь скажите, что мне подарить вам.

— Ката… на коньках! — в волнении выдохнул Рихард, осмелевший от его предложения.

— Кота? На коньках?! — озадаченно переспросил доктор Тахеци.

— Пан Машин, — мягко вмешалась пани Тахеци, — просит разрешения пойти завтра с Личинкой покататься на коньках.

— Любинка лизит катить на ходок! — продолжал Рихард, воодушевленный ее поддержкой.

— Пан Машин, — объяснила пани Тахеци, — знает, как Лизинка любит ходить на каток.

Доктор Тахеци молча таращил на них глаза.

— А то морозы — ку-ку, лед — фюить, и тогда — ни-ни… — закончил Рихард, удивляясь собственной отваге.

— Пан Машин, — расшифровала пани Тахеци, — боится, что морозы кончатся, лед растает, и тогда уже не покатаешься.

Доктор Тахеци наконец пришел в себя.

— Это так? — недоверчиво спросил он Рихарда. — Как ты догадалась? — изумленно спросил он жену.

Супруга снисходительно улыбнулась. Ничего удивительного — ведь он забыл, как когда-то просил у ее родителей руки их дочери, и ей точно так же приходилось переводить его слова. Обессилевший Рихард в ответ смог лишь кивнуть.

— А ты сама-то, — спросил доктор Тахеци, поворачиваясь к дочери, — хочешь?

Лизинка ела компот из черешни, чтобы проверить, сколько зерна мог унести за щеками хомяк. Пока они обсуждали проблемы питания, она набирала косточки за левую щеку. Когда говорили о мясниках, стала запихивать их за правую. Теперь во рту у нее было двадцать шесть косточек, правда, одну она случайно только что проглотила; со стороны это выглядело, будто она тоже кивнула.

Доктор Тахеци понял, что небо услышало его мольбы, и решил довести дело до логического конца.

— Идите, — торжественно произнес он, — и катайтесь! Неизбежно наступает минута, когда молодому человеку суждено самостоятельно вступить на лед жизни, а родителям не останется ничего другого, как с тревогой следить за ним. Я рад, что в такую минуту моя дочь найдет в вас опору, которая не даст ей поскользнуться. Я буду рад еще больше, если вы станете водить ее также в библиотеки, картинные галереи и музеи, чтобы она убедилась: мир многолик, и у человека всегда есть возможность нового, — продолжал доктор Тахеци значительно, — выбора. А больше всего я буду рад, если вы, талантливый сын простого человека, объясните ей, дочери интеллигента, в каком она долгу перед обществом. И потому двери нашего дома для вас всегда будут, — заключил он, увлекшись и машинально открывая дверь в прихожую, — открыты!

Пани Тахеци догадалась, что у него на уме, и решила, он еще больший глупец, чем она думала. Правда, когда дело касалось дочери, в нем словно включался какой-то радар, но русская буква «ерь» и прочие проблемы, над которыми он вечно бился, постоянно сбивали его с верного курса, как магнит отклоняет стрелку компаса. Она рассудила, что сейчас настал тот самый психологический момент, когда троянский конь мужа должен показать зубы.

— А я, милый пан Машин… — начала она и запнулась, — простите, как вас зовут?

— Рихард, — просипел Рихард.

— А я, милый Риша, — продолжала пани Тахеци, взяв его под руку и дружески проходя с ним мимо доктора Тахеци, который все еще держался за ручку двери, — присоединяюсь к благодарностям, пожеланиям и обещаниям мужа, который, как видите, немного утомлен, я приглашаю вас и от его имени завтра к нам на обед, после чего вы с Лизинкой пойдете кататься на коньках. А сейчас желаю вам спокойной ночи. Как и муж, я рада, что у Лизинки есть такой милый и порядочный, — прибавила она, открывая перед ним входную дверь и протягивая руку для поцелуя, — одноклассник.

— Пока, — сказал ничего не соображающий Рихард, поцеловал ей руку и вывалился из квартиры.