Дожить до завтра - Марина Серова

Послышался звук пружинистых легких шагов. Я искоса глянула на дверь — там стоял человек, которого Сечкин назвал «полковником». Его лицо почему-то было мне знакомо. Он тоже очень пристально смотрел на меня. Я перешагнула какую-то черту внутри, когда уже ничего не боишься. Все сплелось в один гигантский клубок: убитый в городе Воскресенске Петя Скачков, далекая горная речка, мертвый Сека на загаженном голубями полу, Сечкин на фотографии из альбома Ивана Турсунбековича, оседающий на пол Хрящ…

— Все, полковник, — встал из-за стола Сечкин. — Вот ее «макаров». — Он нагнулся и снова вытащил из ящика стола мой пистолет. — Бензин — там, где ты сказал поставить.

«Сейчас бы я его достала!» — пронеслось в голове. Я как последняя дура верила в хороший исход до самого конца.

— Время потеряли, — безразлично произнес полковник. — Экспертизу они закажут серьезную.

— Ничего, полковник, ты, главное, постарайся! Чуть больше бензина… Они все равно раньше чем через четыре часа сюда не доберутся. А то и через пять-шесть… Бензинчика побольше! — Сечкин то ли куражился, то ли торжествовал. — Все, я поехал, дальше — сам!

Сечкин вышел из-за стола, и тут же раздался слабый, но отчетливый хлопок, и он откинулся назад и упал спиной на стол. На стене медленно оплывала большая красная клякса.

Полковник подошел ко мне, достал ключ и отстегнул меня от батареи. Я стащила полотенце с кисти и посмотрела ему в глаза — снизу вверх.

— Я тебя, Юля, сразу узнал…

Я застыла.

— Ты ведь Юля? — спросил он.

Я кивнула. Это было, как на водонапорной башне в Воскресенске. Вот так же, за минуту до предполагаемой печальной развязки, перед Скачковым появилась я. «Ты ведь Петя?» — спросила я его, и он так же кивнул мне в ответ. И еще целые сутки после этого жил, веря, что самое страшное позади.

— Как там отец? — спросил полковник, пододвинул ко мне стул и сел напротив.

И тогда я вспомнила.

Мне было десять лет, и мы только что переехали в Фергану. В воскресенье я пошла вместе с папой в офицерское общежитие. Он не хотел меня брать с собой, но я закапризничала, и папа сдался. Полковника звали так же, как и моего отца, — Сергей, и мне это не нравилось.

Дядя Сережа был там, возле общежития, он только что спрыгнул с турника, подошел к отцу и спросил:

— Ну что, Серега, надумал?

— Нет, спасибо, Сергей, — ответил отец. — На кого я их оставлю?

— Да всего-то два года. И потом хоть до конца жизни не работай! Дочь-то вон какая большая! — Он попытался потрепать меня по щеке, но я неприязненно отодвинулась.

Может быть, я еще не все понимала, но то, что я поняла, мне не понравилось. Мы с папой без слов знали: мы никогда не расстанемся! И еще мы знали: маме об этом разговоре — ни-ни.

— Так как там Серега? — снова спросил он.

— Папа погиб, — ответила я. — В Карабахе.

— А Таня? — проглотил слюну полковник.

— И мама тоже.

Повисла пауза. На моих глазах полковник сломал весь сценарий — что бы там ни планировал Сечкин. Но я чуяла: он еще опаснее Сечкина. Просто знала — где-то там, далеко внутри. От него буквально несло смертью.

— На ФСБ работаешь? — спросил он.

— Нет, — честно ответила я.

— ГРУ? — удивился он.

— Нет.

— Ладно, не хочешь говорить — не говори…

Он замолчал.

— Я вот… двадцать пять лет… верой и правдой… оттарабанил.

В этом его «оттарабанил» было столько ненависти, что меня едва не передернуло. Но я удержалась.

— Петя Скачков всего три месяца отслужил, когда его убили, — почему-то вслух вспомнила я.

— Это твой парень?

— Скорее сын.

«У меня никогда не будет сына», — зачем-то подумала я.

— У меня никогда не было детей, — произнес полковник. — Может, и были, конечно, но я об этом не знаю…

Он снова замолчал.

Я подождала и все-таки задала этот вопрос:

— Почему ты… все изменил?

— Там, за воротами, снайпер. Меня тоже решили… потом. Много знаю… — Он усмехнулся и глянул на мертвое тело Сечкина, так и лежащее на столе с раскинутыми в стороны руками. — Он не знал, что я знаю еще больше, чем он думает.

Полковник посмотрел на часы.

— Сиди здесь, — сказал он и двинулся к выходу, но у самой двери обернулся. — Если жить, конечно, хочешь.

Я сидела и ждала.

Минут через десять на улице раздался характерный хлопок, а еще через минуту сильно запахло бензином, и полковник появился в дверях.

— Теперь чисто. Пойдем.

Мы прошли мимо трупов на верхней площадке и спустились по лестнице на первый этаж. Наверху, в дальних комнатах, уже трещал огонь.

— Подожди, — сказал он возле выхода, подтянул за ноги труп Хряща, посмотрел, как расположены входные отверстия, перевернул его спиной вверх и вспорол ножом камуфляж.

— Можешь не смотреть, — не оборачиваясь, сказал он и воткнул нож в мертвую плоть.

Обе пули, выпущенные из моего «макарова», он нашел за считанные минуты. Положил их в карман и вытер руки о распоротую форму покойника. Потом заглянул за стойку, вытащил оттуда мою сумочку и сунул ее мне в руки.

Наверху затрещало, и я подняла голову — огонь уже вовсю пожирал верхнюю лестничную площадку.

Входная дверь распахнулась, и я обернулась — на пороге стоял… Гром.

— Стоять, — твердо приказал он полковнику.

Тот повернулся к нему, и время почти остановилось.

— Не-ет! — заорала я и кинулась на полковника — он уже стрелял.

Я сбила полковника на стойку охраны. Он вывернулся, но я ударила его в пах и сразу же — лбом в лицо. Полковник взревел и отшвырнул меня прочь.

Гром медленно оседал на пол.

Полковник пригнулся, и я получила страшный удар в живот, отлетела к стене и ударилась затылком. В следующий миг полковник сидел на корточках передо мной.

— Дура, — с презрением сказал он. Вытащил из кармана мой «макаров», вынул обойму, неторопливо выщелкал оставшиеся патроны на пол, вставил пустую обойму обратно и сунул пистолет мне в руки. Сверху уже сыпался раскаленный пепел.

Я попыталась подняться.

Полковник усмехнулся, вытащил из кармана две вырезанные из мертвого тела Хряща пули и, разорвав блузку, сунул их мне в бюстгальтер. Затем поднялся, отошел, и в этот момент верхняя лестничная площадка рухнула вниз.

Когда я пришла в себя, все вокруг пылало. Я собралась и поползла под горящими балками и досками к выходу. Волосы затрещали. У самых дверей я взяла за руку Грома и, упершись ногой в стойку, потянула его на себя. Он застонал и очнулся. Я из последних сил, сантиметр за сантиметром, тащила его по ступенькам на дорожку.

Здесь шел дождь. Я смогла подняться на колени и осмотреть рану Андрея Леонидовича — похоже, пуля зацепила артерию предплечья. Я зубами оторвала ремешок от своей сумочки и что есть силы перетянула руку. Кровотечение резко ослабло. Затем я подняла Грома на ноги, и мы в обнимку поплелись к воротам. Дом позади нас пылал, освещая стволы сосен ярко-желтым светом.

Я подтащила Грома к небольшой черной машине, погрузила его на заднее сиденье, села за руль и пощупала зажигание. Ключей не было.

— Вот, держи, — протянул руку Гром.

Это были ключи.

Я вывела машину за ворота и поехала через лес к трассе.

«Мазда» тихо шуршала по мокрому шоссе. Капли дождя с лету разбивались о лобовое стекло… как маленькие букашки… как я. Гром то проваливался в небытие, то снова приходил в себя.

— Где вас носило, Андрей Леонидович? — начала я, чтобы помочь ему удерживать сознание. — Я его жду, жду, а его все нет и нет!

— Ты за дорогой следи, — тихо ответил он. — Дождь.

— Это я вижу.

— Возьми документы… у меня в пиджаке… врачам скажешь, что нашла меня на въезде в Рублево, прямо на дороге… поняла?

— Конечно. Врачам же надо что-нибудь написать… и менты тоже… поинтересуются. Вы-то что говорить будете?

— Я же тебя этому учил! — слабо возмутился Гром.

Я отчетливо слышала, как с каждым словом слабеет голос Андрея Леонидовича, и мне это не нравилось.

— Сечкин мертв, — как бы между прочим сообщила я.

— Как — мертв?! — чуть не подскочил Гром.

— Убит за четверть часа до вашего прихода.

Я слышала, что Гром затаил дыхание. Такое с ним случалось крайне редко и только в минуты наивысшего возбуждения. Все было понятно: столько разрабатывать «объект», чтобы потом даже не иметь возможности его допросить, это обидно.

— Черт с ним! Может быть, так оно и лучше… — выдавил он после двух или трех минут молчания. — Нам бы его все равно не отдали. Кто его?

— Свой. Тот, что в вас стрелял.

— А-а… этот…

Гром снова замолчал, и я даже начала тревожиться.

— Знаешь, Юленька, — первым прервал молчание он. — Они ведь там рынок не поделили. Бандиты думали Сечкина хлопнуть — для того и пригласили. А он не дурак оказался — опередил. И кроткие унаследовали землю…