Горчаков. Пенталогия (СИ) - Пылаев Валерий

— Прошу меня простить, князь. — Герцогиня склонила голову. — Мое имя — Изабель де Водемон из Лотарингского дома, который к югу отсюда также называют Эльзасским. Мой род правил этими землями сотни лет.

— Пока сюда не пришли солдаты кайзера, ведь так? — заметил я. — Кто-то из ваших предков был вынужден присягнуть на верность германской короне.

— Прадеду. Старику пришлось… пришлось пойти на многое, чтобы сохранить род и собственную жизнь. Но, как бы то ни было, власть ему не оставили. Уже почти сотню лет и Лотарингией, и Эльзасом управляет наместник кайзера в Страсбурге… формально, во всяком случае.

Герцогиня явно не очень-то любила вспоминать эту часть семейной истории — в ее голосе прорезалась неподдельная горечь. И едва ли наместник в Страсбурге был упомянут случайно: я уже понемногу догадывался, к чему идет речь. Но, разумеется, предпочел отмолчаться — если уж ее светлость предоставила мне такую возможность, не закончив свои слова очередным каверзным вопросом.

— Но здесь пока еще не забыли, кто я такая, — снова заговорила герцогиня после почти минутного молчания. — И я должна выполнять волю моего народа… Я — а не наместник кайзера.

— Таков долг каждого правителя, — осторожно отозвался я. — Мне показалось, что ваши люди не хотят войны.

— Так и есть, князь. Всякая война зло, но война с Россией — страшнее любой другой. — Герцогиня мрачно усмехнулась. — У многих здесь предки воевали под знаменами Наполеона Бонапарта… И, в отличие от болванов в Вене, мы еще не забыли, чем может закончиться подобное.

— Без нас? — Я улыбнулся одними уголками губ и чуть подался вперед. — Так, кажется, отвечают местные парни вербовщикам из столицы?

— Без нас, — повторила герцогиня. — Поверьте, князь, у меня немало причин скорбеть о кайзере Вильгельме и желать мести — но уж точно не такой ценой.

— Немало причин? — переспросил я.

— Думаю, вам прекрасно известно, что Лотарингский дом уже многие века тесно связан с династией Габсбургов.

Я на всякий случай многозначительно хмыкнул, хотя о подобных тонкостях взаимоотношений родов в Европе, признаться, едва ли вспомнил бы хоть что-то. Впрочем, герцогине явно и самой не терпелось выложить кое-какие тайны.

— Говорят даже, что род покойного кайзера происходит от древних правителей Эльзаса, — продолжила она. — Не знаю, так это, или нет — но Вильгельм всегда был благосклонен к народу Лотарингии. И более того — он был прекрасным человеком. — Герцогиня протяжно вздохнула. — Пожалуй, одним из немногих, кто ценит мир и жизни простых людей больше власти и даже собственной короны.

Речи ее светлости не слишком-то вязалось с тем, что творилось в Петербурге последний год, но от замечаний я, разумеется, воздержался. У меня не было возможности прощупать герцогиню Даром, но я и без магии чувствовал, что она не врет… Или хотя бы сама искренне верит в собственные слова.

— Звучит так, будто вы знали покойного лично.

— И куда ближе, чем вы могли бы подумать, князь, — кивнула герцогиня. — Не знаю, стоит ли сейчас говорить об этом… но нам с ним даже случалось обсуждать независимость Лотарингии и Эльзаса.

— Вот как?

Меня снова застали врасплох — настолько, что я едва смог подавить желание тут же заткнуть себе рот круассаном… исключительно для того, чтобы тут же не ляпнуть что-нибудь совершенно неуместное на родном языке.

Было бы очень неловко — особенно если герцогиня хорошо знает русский.

— Вы мне не верите, князь?

— Нет, почему же… ваша светлость. Хоть поверить в подобное и непросто. — Я попытался вновь напустить на себя невозмутимый вид. — Такие разговоры едва ли понравились бы знати и совету в Регенсбурге… Наверняка кайзер нажил себе немало врагов.

— Куда больше, чем нам бы хотелось, — вздохнула герцогиня. — И в его собственном доме их было едва ли не больше, чем в далеком Петербурге.

— Похоже, мне больше нет нужды доказывать вам свою невиновность. — Я демонстративно уселся поудобнее, растекаясь в кресле. — И даже осмелюсь предположить, что у нас с вашей светлостью могут найтись… скажем так, некие общие интересы.

— Меня заботит только судьба моего народа. — Герцогиня снова слегка нахмурилась. — И то, что происходит сейчас…

— Идет война. И Абвер наверняка готов выжигать любые мысли о свободе ваших людей каленым железом. — Я опустил ладони на подлокотники кресла. — Ведь если бы покойный кайзер дал вольную Лотарингии и Эльзасу, не прошло бы и полгода, как вы оказались бы под крылом у Жозефа Бонапарта… конечно же, если бы тот сам пожелал…

— Попробовал бы он не пожелать! — Герцогиня сердито сверкнула глазами. — И неважно, что там думают в Вене или Регенсбурге. Лотарингия и Эльзас — Франция! Я ношу французское имя, доставшееся мне от предков. Мы с вами, князь, говорим на французском языке, как и все на этих землях. И рано или поздно справедливость будет восстановлена!

— Опасные слова, ваша светлость, — вздохнул я. — Разумеется, я целиком и полностью понимаю вас, но едва ли стоит говорить подобное кому-то другому… даже с вашим положением.

— Мне нечего бояться, князь. Этого хочу я мой народ — а значит, хочет и сам Господь Бог. — Герцогиня несколько раз шумно выдохнула через ноздри, но потом все-таки взяла себя в руки. — Но вы правы… конечно же. Наверняка у Абвера даже в этом доме есть свои глаза и уши — и мне следует быть осторожнее.

— Пожалуй, мы продолжим нашу беседу чуть позже, — кивнул я. — Если ваша светлость не возражает.

— Разумеется, князь. — Герцогиня изобразила очаровательнейшую улыбку, будто разом забыв обо всем, что было сказано. — Мы непременно еще поболтаем… с глазу на глаз. Конечно же, если ваша милая спутница не откажется уступить вас на пару часов.

— Разумеется, ваша светлость, — отозвалась Гижицкая. — Сколько угодно. Я вполне могу и сама о себ позаботиться.

— Чудесно. — Герцогиня легонько хлопнула в ладоши. — Слышала, что вы, князь, прекрасный стрелок.

— Слухи несколько преувеличены, — осторожно отозвался я. — Не знаю, к чему…

— Вы ведь не откажетесь составить мне и моим друзьям компанию и поохотиться после обеда? В это время года собаки без труда берут след, а зайцев в лесу особенно много… Так почему бы не подстрелить парочку?

Глава 27

Лай собак раздавался чуть в стороне — и будто бы даже удалялся от того места, куда мы направились. Гижицкия чуть отстала, а я, признаться, поначалу и вовсе не заметил: слишком увлекся охотой. Егеря и свора гнали зайцев на выстрел, а мне оставалось только добраться до открытого места и нажать на спуск.

Заряженное дробью творение итальянских оружейников наверняка выплюнет достаточно свинца, чтобы даже не самый умелый стрелок не ушел без добычи.

Завидев впереди просвет между деревьями, я ускорил шаг. То ли заяц оказался слишком сообразительным и прытким, то ли подвели собаки и люди — погоня явно сворачивала дальше в лес. И я рисковал вместо верной мишени влепить оба патрона в траву или покачивающие кусты — да еще и с такого расстояния, что ушастый только посмеется вместо того, чтобы любезно предоставить свою тушку к обещанному герцогиней ужину.

Но сегодня удача явно оказалась не на моей стороне: продираясь сквозь густые заросли, я совсем перестал смотреть по сторонам и, выбравшись на край поляны, тут же полетел кубарем. Земля ушла из под ног, ствол ружья дернулся, как живой, впечатался в ключицу так, что потемнело в глазах, и через мгновение я врезался лопатками в землю. Которая, к счастью, оказалась достаточно мягкой из-за толстого слоя листьев — пахучих и влажных, явно залежавшихся еще с прошлого года.

— Merde… — простонал я на уже ставшем привычным французском наречии.

Меня угораздило свалиться в яму примерно в собственный рост глубиной. Причем наверняка искусственного происхождения, хоть и с уже изрядно осыпавшимися краями. Похоже, вырытую когда-то охотниками для животного куда крупнее зайца…

Наверное.

Впрочем, помощь не заставила себя ждать: стоило мне кое-как подняться на ноги, как наверху раздались легкие шаги. Я ожидал увидеть Гижицкую, которая должна была идти следом — но вместо нее надо мной склонилась ее светлость герцогиня.