Никита Хрущев. Рождение сверхдержавы - Сергей Хрущев

Тут Роберт Кеннеди сказал, что среди американских генералов есть много безрассудных голов, и не только среди генералов, у которых руки чешутся начать войну. «Ситуация может выйти из-под контроля, и последствия окажутся необратимыми», — закончил свою мысль Роберт Кеннеди.

«Президент считает хорошей основой предложения, изложенные в письме Н. С. Хрущева от 26 октября: советское правительство останавливает все работы на ракетных базах на Кубе и позволит международным наблюдателям проконтролировать невозможность использования этого оружия. В ответ правительство США снимает морскую блокаду, дает заверения, что ни они сами, ни другие страны Западного полушария не вторгнутся на Кубу».

Дальше посол спросил о турецких ракетах.

«Президент не видит здесь никаких неразрешимых трудностей, я уже говорил вам об этом ранее», — заявил Кеннеди.

Дальше Кеннеди заговорил (я сократил его слова) о трудностях — это общественное мнение плюс необходимость убедить союзников по НАТО, и особенно турок.

«Я думаю, что для ликвидации базы в Турции, — сказал Кеннеди, — потребуется 4–5 месяцев. Мы можем продолжить обсуждение деталей по закрытым каналам, но президент не в состоянии сейчас говорить о турецких ракетах открыто. Вопрос очень чувствительный и секретный, о его позиции, кроме их двоих, в Вашингтоне осведомлены только 2–3 человека».

Кеннеди попросил передать содержание разговора в Москву, как можно быстрее, им желательно, «если возможно, получить уже завтра, в воскресенье, ясный ответ о принципиальном согласии. Нет времени для дискуссий, на разрешение кризиса остается очень мало времени».

Кеннеди подчеркнул, что он изложил просьбу, а не ультиматум, сказал, «что президент надеется на понимание со стороны советского руководства». Перед уходом Роберт Кеннеди дал послу номер своего прямого телефона в Белом доме и сказал, что по возвращении немедленно все доложит президенту, с которым он практически не расстается все это время.

Добрынин описывает обстановку встречи: «Роберт Кеннеди выглядел очень расстроенным, во всяком случае я его таким никогда ранее не видел. Дважды он пытался возвратиться к теме обмана Президента со стороны Хрущева, но не заострял этого вопрса. Он не пытался вступать в полемику, как это обычно делал ранее, и настойчиво повторял: "Сейчас самое важное — время. Мы не должны упустить этот шанс"».

Я позволил себе сократить длинноты, к тому же этот текст — обратный переводу с английского, все это могло отразиться на стиле, но не на содержании телеграммы.

Теперь мы знаем об этом важном разговоре министра Юстиции США Роберта Кеннеди с советским послом Анатолием Добрыниным не практически все, а все без какого-то исключения.

К исходу 27 октября последний дивизион третьего полка баллистических ракет Р-12 приведен в боевую готовность, полностью закончена проверка ядерного боезапаса ракет, — доложили Малиновскому Плиев и командир ракетной дивизии генерал-майор Стаценко.

Очередной разведывательный полет на низкой высоте над ракетными позициями американцы назначили на 10 утра в воскресенье.

На даче в Ново-Огареве участники воскресного совещания собрались загодя. Ждали отца. Он прибыл ровно в 10.

Такие заседания в выходной отец устраивал не первый раз. Правда, он и не злоупотреблял. Обычно они посвящались обсуждению какой-нибудь крупной реформы, подготовке к съезду или подобному по значимости мероприятию, когда требовалось все обговорить не торопясь, не отрываясь на сиюминутные доклады и звонки. Перед началом работы обычно шутили, иногда шли прогуляться.

Сейчас все происходило по-иному. Отец сухо, без привычной улыбки поздоровался с присутствующими и бросил стоявшему чуть поодаль помощнику: «Что нового?»

— Пришло письмо от Кеннеди, его еще ночью передали по американскому радио, — ответил тот. — Есть информация от посла в Вашингтоне и кое-что еще, — помощник замялся, конечно вокруг все свои, но докладывать здесь на ходу о сообщениях разведки он поостерегся.

— Пошли, там разберемся, — отец широким жестом указал на дверь в двухэтажный особняк, где сегодня предстояло работать. Он прошел первым, за ним потянулись остальные.

Заседание проходило в обширном обеденном зале, предназначенном для приема высокопоставленных гостей. Сейчас белая скатерть длинного стола покрылась пятнами разноцветных папок: красных, розовых, зеленых, серо-голубых. Каждый из участников совещания захватил с собой доставленную рано утром фельдъегерем почту.

Когда все расселись, отец предложил начать с письма президента США.

Читать его решили вслух, хотя перед каждым лежала аккуратно отпечатанная и растиражированная в ТАССе копия. Помощник отца по международным делам Олег Александрович Трояновский приступил к чтению, в зале установилась гробовая тишина, только монотонный, без интонаций голос долбил в одну точку.

Не прошло и пяти минут, как в бесшумно раскрывшуюся дверь прошмыгнул дежурный и что-то зашептал на ухо Громыко. Андрей Андреевич почтительно кашлянул. Помощник замолчал, споткнувшись на середине фразы, головы всех присутствующих повернулись к министру иностранных дел.

Громыко кашлянул еще раз и вполголоса произнес:

— Звонили из МИДа, американский посол просится на прием. Он вопросительно смотрел на отца.

— Вам не надо зря терять время, — отозвался на немой вопрос отец, — наверняка он принес послание, которое мы читаем. Пусть примет ваш заместитель и, если что-нибудь важное, позвонит.

Громыко заспешил к телефону, а помощник, вернувшись к началу фразы, продолжил чтение. Оно заняло около получаса. Наконец помощник произнес: «Подпись: Джон Кеннеди, — и с некоторым недоумением добавил: — На сей раз никаких «искренне», или "искренне Ваш", как он подписывался раньше».

Наступила пауза, отец сосредоточенно молчал, вдумываясь в только что услышанный текст, казалось, он старается представить, восстановить ход мыслей американского президента, вжиться в его роль. Никто не смел ему помешать, участники совещания уткнулись в лежащие перед ними бумаги.

Наконец отец очнулся, обвел взглядом присутствующих и осведомился, какие есть мнения. Однако никто не спешил высказаться первым. Молчание становилось тягостным, его прервал Трояновский: «Есть еще донесение посла Добрынина о беседе с Робертом Кеннеди. Очень любопытно».

— Читайте, — распорядился отец.

Трояновский достал тоненькие, прозрачные, похожие на папиросные, листочки с надпечатанными вверху красной краской предостережениями от снятия копий, и продолжил свою декламацию. Отец буквально впился в Трояновского глазами, вслушивался в каждое слово, несколько раз просил повторить привлекшие его особое внимание пассажи.