Форма жизни - Андрей Ливадный

Дальше Кайл ощутил дикую, ни с чем не сравнимую боль, пронзившую сразу оба плеча, опрокинувшую его на спину, затмившую кровавой дымкой весь мир.

Он падал, опрокидываясь назад, не понимая, что это убитый Варлаем Серв по инерции врезался в намеченную жертву и боль в плечах происходит от того, что вытянутые в прыжке конечности механического создания пробили ткань защитного костюма, пронзили плоть и пригвоздили его собственное вмиг обмякшее тело к рыхлому грунту Селена…

От боли и страха сознание Кайла истончилось и погасло.

Разум вернулся к нему вспышкой всепоглощающей боли.

Перед глазами Кайла плавала чернота, расцвеченная болезненными сполохами цветных искр.

Вокруг по-прежнему царила ватная, глухая тишина.

Долгое время он не ощущал своего тела, не воспринимал ничего, кроме боли, черноты и собственного ужаса.

Потом ощущения стали медленно изменяться. В какой-то миг этого затянувшегося безвременья боль, которая просто присутствовала в сознании, никак не обозначая ни границ раны, ни каких-то иных, связанных с плотью ответных реакций, начала притупляться.

Кайл по-прежнему не ощущал себя, не мог пошевелиться.

Потом вовне что-то произошло.

Толчок. Он явственно ощутил толчок и понял, что кто-то теребит его ногу.

Страх вспыхнул с новой силой, и это обострённое чувство позволило ему вернуть себе власть над телом. Ощущение реальности обрушилось на него не менее болезненно, чем опрокинувший навзничь удар Серва, пронзённого стрелой Варлая…

Сквозь черноту просветило что-то розоватое, и Кайл внезапно понял, что его глаза закрыты и он воспринимает свет, пробивающийся сквозь плотно смежённые веки.

Он непроизвольно напрягся — скорее в силу того ужаса, который уже начинал пожирать его разум, нежели от осознанного желания каких-то действий.

Слипшиеся веки обожгло резью, и в глаза ударил неяркий, рассеянный свет Владыки Ночи.

Ущербный диск, который, как мгновенно вспомнилось Кайлу, висел позади баррикады, теперь ярко освещал безжизненную равнину, необъяснимым образом превратившись в полный шар с заметным даже невооружённым глазом объёмом.

Кайл вдруг отчётливо вспомнил последние секунды перед беспамятством, и новая волна панического страха захлестнула его. Он конвульсивно дёрнулся всем телом, ожидая ощутить массу придавившего его Серва, но почувствовал лишь скольжение каких-то обломков по одежде да ещё услышал тихий, вкрадчивый шорох, какой издаёт струящийся песок.

Все эти непонятные чувства, помноженные на растущий страх, заставили его сделать несколько необдуманных резких движений, в результате которых Кайл сел, озираясь по сторонам.

Тот факт, что он остался жив, в первый момент меньше всего занимал окончательно очнувшегося юношу.

Глаза Кайла были прикованы к одной точке: он увидел Варлая.

Воин сидел, боком привалившись к покорёженной, опрокинутой кверху колёсами телеге. Его грудь была прорублена чудовищной силы ударом и представляла собой сплошную рану, покрытую чёрной запёкшейся кровью. Рядом валялся кусок сломанного клинка, чуть поодаль, поджав тонкие суставчатые лапы, неподвижно застыл изуродованный Серв.

Парализованный этим уничтожающим разум зрелищем, Кайл, тихонько подвывая, инстинктивно отполз назад.

Можно понять состояние юноши, который впервые столкнулся лицом к лицу с насильственной смертью. Одно дело слушать героические рассказы шлюзовой стражи о доблести воинов и жестоких схватках на краю окольцовывающих кратер гор, а другое — смотреть на человека, с которым совсем недавно шёл, преодолевая десятки километров пустынной поверхности, и понимать, что он мёртв.

Кайл не выдержал.

Волна горечи, возникшая где-то внутри, вдруг накатилась на него удушливым спазмом, из глаз брызнули слёзы, прокладывая по щекам щекотливые дорожки, губы задрожали, наверное, также некрасиво и противно, как раньше у Сорга…

Как ни странно, но от вырвавшихся слёз Кайлу стало легче. Конечно, сосущая, холодная пустота, поселившаяся в груди, никуда не исчезла, но острота чувств притупилась, эмоции стали не такими резкими.

Стараясь не смотреть на Варлая, он попытался привстать, ухватившись рукой за край опрокинутой телеги.

Это ему удалось, и перед взглядом юноши открылось всё окружающее пространство начиная от пологого спуска в карьер до ярко освещённого Владыкой Ночи безбрежного простора лавовой пустыни.

Всё это время, помимо остальных, терзающих душу чувств, Кайл подспудно ощущал некое смутное беспокойство, и вот теперь, оглядевшись, он вдруг отчётливо понял, что его воспоминания никак не хотят укладываться в картину реальности.

Разбросанные тут и там тела, перевёрнутые телеги, брошенный инвентарь, сломанное оружие, серебрящиеся останки поверженных Сервов — всё это выглядело жуткими, но понятными свидетельствами драмы, развивавшейся тут уже после того, как он потерял сознание от удара и боли. Но что случилось с Владыкой Ночи и куда подевался тот Серв, что пригвоздил его к грунту своими вытянутыми вперёд конечностями?

Кайл медленно, повернул голову, опасливо покосившись на своё плечо, и…

Защитный костюм был пробит в районе обоих плеч и щедро пропитан кровью. В глубоких ранах серебрились куски конечностей Серва, которые непонятная сила отломила — или отгрызла? — у границы плоти.

Кайлу вдруг стало дурно. Он медленно повернул голову к другому плечу, холодея от ужаса, и увидел ту же самую картину: пробитая ткань, напитанная давно засохшей кровью, и матовое серебряное поблёскивание в глубине раны…

Великий Селен, ЧТО СО МНОЙ СЛУЧИЛОСЬ?!

От этой мысли и мгновенной панической догадки его разум вдруг помутился, и Кайл вторично потерял сознание, не выдержав той отвратительной правды, которая буквально кричала о себе, матово отсвечивая в глубине открытых ран…

Его настигло изменение…

Последующие события плохо сохранились в его памяти.

Разум отказывался служить ему. Кайл то приходил в себя, то вновь терял сознание от страха, отвращения и сотрясающей тело лихорадки.

Из-за этого полубредового состояния юноша не мог ответить самому себе, сколько времени он брёл по бесконечному застывшему лавовому морю?

Ориентироваться не было никакой возможности. После того как вершины гор скрылись за близким горизонтом, Кайл потерял не только чувство времени, но и направления. Окружающие ландшафты, куда ни глянь, казались одинаковыми, да он и не пытался запомнить какие-то особые ориентиры. Ему было всё равно, куда идти, потому что Изменённому нет места среди людей.