Хроники Каторги: Цой жив (СИ) - Ярцев Григорий Юрьевич

Совсем скоро искатель спустился, держа в руках длинный изогнутый зуб с мешковиной ядовитой железы. Клык, как поняла Анна, принадлежал огромной змее, позже узнает какой - каанаконде.

- Куда дальше, Тесой? - спросила, пока он проверял содержимое ранца. Сильно сжал губы, сдерживая подступающий гнев; ничего не осталось. Только сложенная вдвое выцветшая фотография, найденная в заброшенном доме, да нарукавник с зашитыми часами и компасом. Уже хорошо, самое дорогое не тронули, остальное поправимо. Собиратели забрали все. Даже утомленные Каторгой не отправились на отдых, а решили разделить добычу. Более всего жаль Ататашку и флягу с мочой. Успокаивал мыслями: все равно стрелял редко, а вот мочу действительно жалко, вдруг запах появился, ох, прослезятся. Пообещал себе, - настанет день, вернет добро. Знал, где искать, понимал, что собиратели никуда не денутся, разве что помрут где-нибудь в вылазках, тогда отыскать будет сложнее.

- Куда, Тесой? - переспросила девушка.

- Вниз, под арену, - холодно ответил он, быстро одеваясь и запихивая бинты бесьей кожи в ранец.

- Там жи волки, - напомнила, без стеснения скинув с себя жутко неудобную одежку, и облачилась в прежнюю униформу, на этот раз намного быстрее; страх подгонял. Проверила потайной кармашек куртки и облегченно выдохнула, обнаружив на месте крестик, полученный от Василия, и крохотный цилиндр самописца.

Висевший вверх ногами Непроизносимый яростно выплевывал слова, значения которых остались для Анны загадкой, а Цоя позабавили.

- Парализованы, не бойся, - ответил, закончив собирать ранец.

- Так просто? - удивленно спросила Анна. Цой оскорбился, пронзил ее взглядом грозным как никогда, и спросил:

- Знаешь, как сложно искать в темноте теневолка, особенно если тварь сытая и спит?

Анна пожала плечами, подозревая, что дело и в правду нелегкое. Спустившись к арене, искатель и спутница направились к норам. Ноги тонули в бледно-желтом песке.

Подобравшись ближе, Цой поджег преданно ждавшую у лунки керосиновую лампу и, скатившись вниз, рассеял теплым светом мягкий мрак. Анна плелась следом, с трудом, но поспевала. Знала, - волки переростки парализованы, но полностью избавиться от страха не удалось, а вот подавить боязливую дрожь получилось. Искренне обрадовалась маленькой победе; разумеется, про себя.

Продвигались вперед окутанные мраком, как вдруг неподалеку прорезался тусклый свет светильника, отбрасывающий на стену крупные тени мужчин. Увлеченные тяжелой работой старатели ухали, цокая кирками и мотыгами, - долбили железобетонный пол. Так и не заметили Цоя и Анну, проскользнувших за их спинами.

Укрепленные каменной кладкой стены сменились на удивление хорошо сохранившимся бетоном. Оранжевый огонек керосинки плясал в темноте, освещая путь, заставляя тени дрожать на полотне выщербленных стен. Несколько минут плутания в бесконечных коридорах привели к вертикальной лестнице; искатель затушил светильник и полез первым.

Стало темно, в потемках стены. Оказавшись на самом верху, открыл люк и впустил в непроглядные катакомбы столб дневного света, приятно сопровождаемый бодрящим запахом утренней прохлады, ударившей в лицо.

Выбравшись на поверхность где-то за высокими стенами Каземат, Анна чуть не сорвалась вниз, увидев перед собой замершее в испуге лицо оборонителя, лежавшего у самого люка, - парализован, как и сторожившие арену. Цой, безмолвно прощаясь, похлопал его по плечу. Искатель пробрался внутрь отсюда, через этот самый люк, расположенный за пределами Каземат, почти под самой стеной. Но как ему удалось спуститься с тридцатиэтажного здания, Анна не представляла.

Ранним утром Каторга дышала особенно тихо и размеренно, совсем не так как идущий впереди искатель. Утрата вещей омрачила его, похерив зачатки с трудом налаженного общения; хорошо хоть Ляля и Оля никуда не делись и преданно висели за спиной вверх тормашками. Даже дикое окружение, казалось, выказывало скорбь немой тишиной.

Цой оторвал и выкинул опустошенную мешковину от изогнутого зуба, а сам клык оставил Анне, показав как использовать оружие в случае опасности, - зуб острый и при должной силе с легкостью проткнет человека, даже сквозь плотную одежду. На себе показал, куда следует бить: сначала в сердце под углом, аккурат меж ребер, затем в слуховой проход, перпендикулярно черепу и в точку ниже затылка, соединявшую голову с шеей. Опустил острый конец зуба ниже, к шее, безошибочно указав туда, где проходят сонная артерия и яремные вены. Подвел ее руки, обхватившие клык к солнечному сплетению. Вряд ли знал названия, но впечатлил Анну поразительными познаниями в анатомии. Учитывая общий уровень развития каторжников, Анна убедила себя: маловероятно, что на просторах Каторги живет безумный доктор, расчленяющий людей направо и налево, а затем проводящий лекции по их правильному убиению.

Попыталась наладить общение, спросила, но искатель так и не рассказал, как умудрился за ночь покинуть Казематы, отловить и убить каанаконду. Был явно не в духе, но девушка не теряла надежды когда-нибудь узнать.

Долгие часы не менялись бесконечно зеленые пейзажи, но и надоедать не успевали, не переставая удивлять и радовать глаз одичавшей не очеловеченной красотой. Ближе к полудню Анна проголодалась, окликнула искателя, но тот велел потерпеть. Пайков больше нет; их забрали Мук, Феня и Ваз. Анну эти новости не расстроили. Упросив Цоя остановиться, собиралась достать из сумки тюбики, но он не позволил. Как оказалось, место не слишком удачное.

Минут десять искали более подходящее. Хотя, по мнению Анны, новое место стоянки мало чем отличалось от старого, за исключением земли под ногами; сменилась изломанным фундаментом, из трещин которого рвалась наружу трава, да остатки стен чуть выше колен, похожие на костяные пластины венчавшие спину стегозавра. И так на десятки метров вокруг. Еще одни останки увядшего в песках времени городка, в котором и призраков давно не осталось.

Доверившись искателю, понадеялась, что и он доверится ее выбору: протянула ему небольшой тюбик, что вынула из твердой сумки. Цой принял туб, поначалу неохотно, разглядывал в замешательстве, пытаясь сообразить, как открыть. Анна помогла, став примером. Откупорила крышечку, чуть сдавила, показалась желтоватая вязкая масса. Не найдя приборов и решив, что чиниться не перед кем, выдавила кашеобразную жижу на язык и проглотила, едва разжевав. Затихал воющий голодом желудок. Цой повторил и, распробовав, не скрыл удивления. Ему явно понравилось:

- Что это?

- Мясное пюре, - умиляюще улыбнувшись, ответила Анна. Цой был готов умереть, - в жизни не пробовал ничего вкуснее и жадно поглотил остаток и все бы замечательно, вот только совсем не почувствовал сытости, а девушка, наоборот, будто бы таяла от небольшого перекуса и передышки. Запить пищу, увы, нечем. Чудесных стебельков того растения не оказалось поблизости, во всяком случае, Анна их не заметила. Зато заметил Цой; ходил по кустам, чуть выше его самого и из одного такого принес нечто похожее на кокос, утыканный толстыми спицами, точно еж. Надломал иглы и воткнул острием обратно, чтобы не поранить лицо; у одной иглы обломил только кончик, получилась трубочка.

- Пей.

- А что это? - удивилась прохладе и вкусу жидкости, когда попробовала.

- Шиповник.

Анна помнила шиповник другим.

- Еще есть? - спросил искатель, протягивая туб.

- Йеп, - полезла в сумку, подкрутила тюбики надписями вверх и объявила: - Есть борщ, рассольник, свинина с овощами и... - глянув на искателя в ожидании ответа, получила лишь глубочайшее замешательство и решила прекратить перечислять то, чего он может и вовсе не знать.

- Умеешь делать такие? - с надеждой в голосе спросил он, и вызвал добрую, но еще изнуренную улыбку на ее лице. Столько лет прошло, а мужчины не изменились; слова «борщ» и «еще» идут бок о бок.

- Такие? - в голос закрался неловкий смешок. - Нет, но что-нибудь похожее, наверное. Может бить и вкуснее получится, - девушка передала искателю тюбик, на этот раз творог с яблочным пюре. Умеючи открутил крышечку, с удвоенным рвением принялся выдавливать содержимое и, изнывая от блаженства вкуса, признался: совсем не наелся, хотелось еще и еще. Анна горько улыбнулась древней уловке мира, которого больше нет. Не сразу осознала, что наблюдает за уплетающим пасту искателем в точности так, как когда-то, очень давно, смотрела на африканского ребенка, впервые попробовавшего еду белых людей. Столько времени прошло, а кажется, будто вчера. Наверное, что-то в мире никогда не изменится.