Хроники Каторги: Цой жив (СИ) - Ярцев Григорий Юрьевич

Бездомные не связали им рук, но завязали глаза. Искателю это не помешало, - знал, что все время пути шли на восток, - каждый вечер перед отбоем на время трапезы снимали повязки, и солнце уходило на покой за их спинами. Анна никак не могла привыкнуть есть по разу в день. Хотя пайки, состав которых пообещала себе изучить, оказались крайне сытными, каждый раз вспоминая о еде, перед глазами всплывали любимые блюда, вкус которых давно позабыт. Запеченное в глине бедро телятины или стейк к холодному пиву, шведские мясные шарики, рисовая лапша с креветками, а на последнее, но не по важности - китайский десерт с желатином, или лимонные тортики. В конце концов, пицца. Анна шла, тщетно пытаясь вспомнить чудесный вкус, но осталось голое знание, подкрепленное воспоминаниями, - было вкусно. Очень.

В первый день пути никто из дикарей не обронил ни слова. Один раз и довольно долго шли в сыром месте со странной акустикой, - пещера, предположил искатель. Только останавливались иногда, позволяя Анне перевести дух и справить нужду. Насмехались над ней, ее слабостью; языка не понимала, зато прекрасно знала, что являлась предметом коротких насмешек, пока она, с завязанными глазами, пыталась отыскать место, где помочиться. Физически неподготовленная, не могла идти вровень с дикарями, а ее умственные способности никого не интересовали, и помочь никому не могли. Да и в помощи, как ей показалось, никто кроме нее не нуждался.

После нескольких вынужденных остановок один из них понес ее, но, не перекинув через плечо, как Цой, а взяв на руки; не забыл и съязвить, наверное, над весом, или худобой, или, быть может, над тем какая она мягкотелая.

Пока Анна металась в догадках о причине смеха, Цой размышлял о вещах куда более очевидных. Их настигли, едва они успели отойти от Каземат. Выходит, группа следила не за ними, а за Домом. Разведчики, понял Цой, наверняка заметили их побег, а если видели и то, как он спустился? Хотя вряд ли, ночи Каторги темны, - глаз выколи. Искатель предположил, цель дикарей - люк, через который они выбрались наружу, и оказался прав, но причина осталась загадкой.

На вторую ночь их приютили остатки стен старой водонасосной башни из полнотелого кирпича и обернутую растительностью, точно шубой. Никто не разжигал огней, ни в первую ночь, ни сейчас. Дикарь с тремя рубцами на лице сказал, если разжечь ночью огонь, кто-нибудь обязательно умрет. Анне, как и всем остальным, умирать не хотелось.

К вечеру третьего дня дошли до пристанища бездомных, чье название Анне никогда не удастся произнести. Назвала по своему - Преисподняя. И неспроста.

Огромный каменный карьер, казалось, собранный из груды всевозможного мусора, проваливался вниз на сотню метров. В уступах выбито множество землянок, вход в каждую освещен то вывернутыми дорожными фонарями, то пляшущими в металлических бочках огнями и факелами. Сама Преисподняя обнесена всем, что могло защитить: легковушки, в несколько слоев набросанные одна на другую, с торчащими железными копьями похожи на ржавых ежей. Стены сменялись голыми корпусами машин, чью краску давно смыла непогода и раскалила жара. Вокруг тянулся ров, залитый неизвестной черной жижей с булькающими и лопающимися пузырями. Пройти внутрь позволял нависший надо рвом укрепленный товарный вагон.

Дверь открыли изнутри.

Под пристальными взглядами провалов в черных масках искателя и его спутницу провожали дальше, к двери в другом конце вагона. Анна вспомнила, как ненавистно и с гадким желанием на нее смотрели тогда, у станции и от страшных мыслей мурашки побежали по коже. Поклялась себе, что не позволит подобному повториться, - не даст отпор, так убьет себя зубом, полученным от Цоя, и пошло все к чертям. Глубоко вдохнула, и, не сводя тревожных глаз со спины искателя, шла следом.- За мной, - скомандовал дикарь, - Кара ждет.

Прошли немного, но увидели немало, особенно Цой. Он знал, что бездомные жили небольшими группами по десять-пятнадцать человек, но перед ним спиральной гирляндой тянулось целое поселение, навскидку человек пятьсот или того больше. Понял, как давно не ходил на восток, раз не углядел столь крупной общины и пещера, через которую прошли - понять не мог, откуда взялась.

Анна видела все иначе: кто-то корпел над тушами, нанизанными на вертела. Мясо сочилось и потрескивало от облизывающих языков костра. Женщины сшивали огромными иглами-гвоздями подобие одежды. Одни мужчины обучали детей держать и наносить удары тесаком, копьем и прочими колюще-режущими предметами. Бесценные знания для ребенка, только научившегося стоять на ногах. Другие мастерили что-то неведомое из не менее непонятного хлама, а кто-то практиковался в стрельбе из длиннющих луков, но больше всех Анне запомнилась женщина, спрятавшая заплаканное лицо в косматых рыжеватых косах, увенчанных подшипниками. Цой смотрел на плачущую женщину, и во взгляд прокралось чувство вины. Но в Каторге иначе никак, - либо уверен, либо мертв.

Металлическую дверь - вход в покои Кары, - немного изогнутую от удара, никто не сторожил. Кто бы это ни был, он уверен в себе и своих людях. Бездомный, сопровождавший их, потребовал отдать оружие, пообещав вернуть в целости и сохранности, если они и впрямь окажутся настолько полезными и Кара решит их отпустить.

Комната освещалась тусклым теплым светом. Пол внутри застелен множеством ковров, большая часть которых давно изъедена и прохудилась от бесчисленных хождений. Главной декорацией служила зеленоватая шкура толстопарда, растянувшаяся почти по всей комнате. Стены измалеваны и исписаны рисунками, художественное направление которым еще не придумали. Но знали автора, - девочка, вся чумазая от красок и руки в саже по локотки, беленькие зубы, кривоватые правда, сверкнули на задорном смуглом лице, когда она приветливо улыбнулась гостям и, высунув в творческом порыве язык, продолжила творить.

В центре, окруженный шестью разными стульями, стоял большущий стол с единственной ножкой - огромным пнем с грубой растрескавшейся корой. Искателя, как показалось Анне, заинтересовала поверхность столешницы с изогнутыми линиями и иероглифами, тщательно вырезанные ножом: карта Каторги, но очень краткая, отображавшая конкретный участок; он понял какой. Подсказали фигурки, и два прямоугольных бруска, стоявшие рядом, подозрительно похожие на Казематы. Преисподняя на карте не отображалась.

Умно.

Следом внимание привлекли листы плотной желтоватой бумаги, разложенные на столе. В них Цой узнал Монструм, собранный воедино из нескольких разных, но явно неполный и пока пытался понять, сколько каторжан погибло за эти листки, через плотные занавески, словно пантера сквозь листву, в комнату скользнула женщина. Стройное тело плотно запеленовано в прочную темную ткань, поверх которой крепились металлические щитки и множество ремешков, удерживающих одежду. Каждое движение, каждый шаг - легок и прытливо игрив. Острые черты смуглого лица, на котором красовалась бездонная пара темных, как чернильные капли глаз. Медовая грива волос, заплетенная в тяжелую косу, опускалась ниже поясницы, напоминая хвост скорпиона, увенчанный изогнутым лезвием, точно жалом. И длинные черные перья, вместе с лентами вплетенные в забранные волосы, тлели на концах, струясь дымком, издававшим приятный аромат.

- Кара, - почтительно произнес сопровождавший бездомный, преклонив колено и опустив голову, - как и было велено, - продолжил, не поднимая головы, - мы доставили бежавших, - дикарь поднялся и небольшая речь, после которой Кара отпустила его, осталась понятной только им.

Бездомный удалился, звеня их снаряжением.

- Кара, - представилась женщина, приложив ладонь к груди, неожиданно приятным, как мед, голосом. - Воевода люда. Удивлен знанием речи?

Искатель молчал, но лицо выдало удивление.

Подходила неспешно, каждый шаг вымерен и точен. Обманчиво медленная походка настораживала. Кара не пыталась скрыть оценивающего взгляда; смотрела сначала на него, а затем и на нее так, словно пыталась понять, оправдались ли известные ей одной надежды. Подошла к Цою почти вплотную и влилась в него глазами, прищурилась; черная дымка вокруг глаз делала их хищнее. Пристально рассматривала лицо. Осторожно провела пальцами по шрамам: