Призрак в мундире - Александр Александрович Тамоников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прошло столько времени, – Сосновский изобразил на лице сомнение, – неужели те документы имеют теперь хоть какую-то ценность? Наверняка штаб группы армий «Центр» доложил в Ставку, что документы похищены, и теперь все планы вермахта на этом участке изменены.
– Не совсем так, – Кранц помолчал, глядя себе под ноги, потом добавил странным голосом: – Поймите, что я пытаюсь спасти свою жизнь.
– Мы это еще обсудим, – кивнул Сосновский. – Так что вы хотели сказать, что не совсем так. О чем вы?
– О похищении документов действительно доложено в Ставку, но фюрер никого не слушает, он не послушал генералов, которые были против этих планов на данном участке фронта. В Ставку доложено, что документы исчезли, но и к русским они не попали. Ставка и РСХА распорядились продолжать розыск документов и уничтожить их. Продублированные документы пришли снова. Они уже в штабе группы армий «Центр».
Михаил снова перевел разговор Шелестову. Тот вздохнул и устало потер лицо руками. Да, получалось примерно то, о чем он и думал. Менять планы никто не стал, да и не успеть поменять. Сочли портфель пропавшим, убедили в этом командование. Генералы, значит, изначально были против, но у Гитлера, кажется, уже паранойя. Он уже никого не слушает. Что ж, нам это на руку.
– И что сидим? – вдруг подал голос Буторин. – У нас под охраной партизан сидит поставленный гестапо человек, выдающий себя за нашего агента. А ведь я сразу говорил, что нет доверия этому типу.
– Ну что? – Шелестов обвел взглядом свою группу. – Больше вопросов к нашему гостю нет? Хорошо. Виктор, давай!
Буторин, почти не размахиваясь, ударил немца в основание черепа, и тот без звука упал на пол сарая. Наклонившись к нему, Буторин взял двумя руками голову немца и рванул ее вверх и в сторону. Хрустнули позвонки, и тело обмякло. Разведчик открыл дверь и позвал партизан.
– Ребята, надо спрятать тело. Желательно подальше отсюда.
– Нет, – Шелестов подошел и посмотрел на часы. – Не обязательно далеко. Нам нужно отсюда уходить, и сюда мы больше не вернемся. Сюда Сосновский привел языка, здесь бывал лже-Майснер. Он сотню раз мог уже передать место расположения нашей базы. Уходим все, все забираем с собой. Борис, Виктор! Соберите вещи и с партизанами уходите к ангарам городского аэроклуба. Устраиваете вторую базу там. Взлетная полоса разрушена, половина ангаров разбита бомбами. Так что там место вполне тихое и укромное. Мы с Михаилом идем за Майснером, или как там его зовут на самом деле.
Разрушенная деревушка на берегу реки выглядела удручающе. Она и до войны насчитывала едва ли два десятка домов. А уж после того, как здесь прошли первые бои, после пожаров и бомбежек пригородов Брянска тут не осталось не только целых домов, но даже и печных труб. Те из жителей, кто остался в живых, кто не ушел следом за Красной армией в 41-м на восток, сначала прятались в погребах и наспех устроенных землянках, а ближе к зиме стали перебираться к родственникам, к знакомым, ища крова над головой. В одной из таких землянок, устроенных из большого погреба, партизаны и держали Майснера под охраной. Трубу печки-буржуйки вывели наверх и замаскировали разрушенной кладкой разбитой печки. Топили буржуйку только по ночам, чтобы не выдавать схрона в светлое время суток столбом дыма. Шелестов распорядился держать Масйнера там и не показывать немцу партизанских баз. Когда портфель с документами будет найден, Майснера нужно будет переправить через линию фронта. Но теперь все изменилось. Шелестов с удовлетворением думал, что правильно поступил, когда решил все же вести себя с Майснером осторожно. Выходит, что Майснер теперь может оказаться совсем не Майснером. И в этом предстояло разобраться как можно быстрее.
Сосновский и Шелестов спешили как могли. Они отправили партизан по отрядам с сообщением, что гестапо готовит новые атаки, в том числе и на подполье. Они вот уже второй час бежали почти без остановок. Бежали молча, время от времени переходя на быстрый шаг. Восстанавливали дыхание, давали немного отдохнуть ногам и снова переходили на бег. В боку кололо, грудь болела, но в целом подготовка, которую группе устроил Платов, сказывалась положительно. Любой, самый непродолжительный, отдых всегда сопровождался усиленными физическими нагрузками. Всегда на временной базе расположения группы на отдыхе имелся небольшой спортивный комплекс для физических занятий.
Когда деревня стала виднеться между стволами деревьев, Шелестов молча показал Сосновскому в сторону леса, а сам ткнул пальцем себя в грудь, а потом в сторону реки. Говорить было сложно, из горла вырывался только сдавленный хрип. Но Михаил понял, кивнул и свернул к опушке леса. Они подойдут к землянке с двух сторон. И если что-то неладно, то под возможный огонь врага не попадут сразу оба. Или хоть кому-то удастся вовремя заметить опасность, следы появления возле землянки чужаков. Среди партизан был один пограничник, который и научил создавать невидимую постороннему глазу преграду, на которой чужак обязательно оставит заметный след. Он научил партизан в прямом смысле заметать следы и подходы к секретам, к лесным базам. Каждый за собой заметал веткой след, оставляя ровный, рыхлый слой земли, песка. И каждый новый ботинок или сапог обязательно на рыхлой почве отпечатается.
Сосновский подбежал к землянке первым и сразу остановился, предостерегающе подняв руку. Потом он присел на корточки и на минуту скрылся из глаз Шелестова. Максим спешил что есть сил, но в гору бежать было тяжело. Когда он подошел, то увидел, что на пороге ничком лежит один из партизан. Михаил подсунул руку ему под грудь и попытался нащупать на шее пульс. Шелестов с нетерпением ждал, глядя на следы немецких сапог, которые вели из землянки наружу, к открытой двери.
– Что? – не вытерпел он.
– Живой, – ответил Сосновский и стал переворачивать партизана на спину. – Посмотри, что там внутри. Только осторожнее, может, он гранату там приготовил.
Шелестов перешагнул через раненого и спустился вниз. На земле в углу лежал
