Оставленные - Том Перротта

В любом случае Лори была рада, что они снова идут, больше не прячутся в кустах. Для нее лучшими составляющими данного вида деятельности были ходьба и свежий воздух, по крайней мере, такими вечерами, как этот, когда небо чистое, а температура на улице все еще выше пяти градусов по Цельсию. Она старалась не думать о том, каково им придется в январе.

На углу она остановилась, закурила и одну сигарету протянула Мег. Та чуть отпрянула, вскинула руку в тщетной попытке отказаться. Лори настойчиво совала пачку Мег. Ей не нравилось проявлять жесткость, но правило четко гласило: Наблюдатель на людях должен всегда курить.

Мег продолжала отнекиваться, и тогда Лори сунула ей в зубы сигарету – «Виноватые» курили сигареты малоизвестной марки, с резким и подозрительно химическим запахом, которые оптом закупало для них региональное отделение, – и поднесла спичку. Мег, как всегда, после первой затяжки закашлялась, затем, когда приступ прошел, издала тихий стон отвращения.

Лори похлопала молодую напарницу по плечу, давая той понять, что она – молодец. Если б не обет молчания, она не преминула бы процитировать девиз, который они оба знали из Вводного курса: Мы курим не ради удовольствия. Курение – символ нашей веры. Мег слабо улыбнулась, шмыгнула носом, отерла глаза, и они продолжили путь.

В каком-то смысле Лори завидовала Мег, тому, что та страдает. Так и должно было быть – жертва во имя Господа, умерщвление плоти, словно каждая затяжка – это жесткое насилие над собственной личностью. Для Лори это было никакое не насилие. Она курила на протяжении всех лет учебы в университете и потом продолжала курить, лет до двадцати пяти. С трудом бросила, когда в первый раз забеременела. Снова начав курить по прошествии стольких лет, она будто вернулась домой. Для нее курение было запрещенным удовольствием, лучиком света в темном царстве лишений, из которых состояла жизнь в организации «Виноватых». В ее случае жертвой было бы бросить курить во второй раз, не иметь возможности затянуться первой сигаретой утром, сигаретой столь приятной на вкус и запах, что порой она, лежа в спальном мешке, выдувала кольца дыма в потолок – просто забавы ради.

На стоянке супермаркета машин было немного, но Лори вполне допускала, что одна из них принадлежит Грайсу – тот ездил на ничем не примечательном седане темного цвета, а она не обратила внимания ни на марку автомобиля, ни на ее модель, ни на номерной знак, – поэтому они решили поискать его в магазине и, войдя в зал, разделились, чтобы постараться охватить всю площадь.

Лори начала осмотр с секции сельскохозяйственной продукции, стороной обходя ягоды и фрукты, чтобы не поддаться соблазну – на клубнику не то что смотреть, даже думать о ней было больно, – и быстрым шагом минуя овощи, выглядевшие невероятно свежими и манящими, каждый – реклама обреченной планете, на которой он вырос: темно-зеленые головки брокколи, красный перец, плотные вилки капусты, рыхлые кочаны римского салата с влажными широкими листьями, стянутыми в пучок блестящей проволокой.

Полки с хлебобулочными изделиями для нее вообще были пыткой, даже в это позднее время суток – всего несколько нераскупленных багетов, кое-где баранки, обсыпанные кунжутом, и кексы из банановой муки с добавлением орехов, – остатки, которые завтра сгрузят в контейнер для залежавшейся продукции. Витавший в помещении устойчивый запах свежевыпеченного хлеба вместе с ярким освещением и льющейся из динамиков музыкой – звучала «Rhinestone Cowboy»[59], как ни странно, песня, которую она сто лет не слышала – воздействовали на все органы чувств, повергая ее в состояние сенсорной перегрузки[60]. От такого множества соблазнов у Лори кружилась голова. Она с изумлением вспоминала, что некогда супермаркет вызывал у нее только мучительную тоску, являясь всего лишь обязательной остановкой в круговерти ее будней – не более волнующей, чем автозаправка или почтамт. Но вот прошло несколько месяцев, и она уже воспринимала его как некий экзотический притягательный уголок, райский сад, из которого она и все ее нынешние знакомые были изгнаны, даже если сами они этого не сознавали.

Лори вздохнула свободнее лишь после того, как отвернулась от гастрономической секции и нашла прибежище в отделе бакалеи, где стояли бобовые консервы, упаковки с макаронными изделиями, бутылки с заправками для салатов – все очень хорошие продукты, но не вызывающие желания схватить их с полки и тут же сунуть в рот. Ассортимент был огромный, одновременно ошеломлял и вызывал смех: целых четыре полки с одним только соусом для барбекю, как будто продукт каждой отдельной торговой марки обладал своими собственными уникальными свойствами.

Супермаркет пребывал в полусонном состоянии. В каждом ряду не больше одного-двух покупателей, да и те какие-то заторможенные, еле ползут, разглядывая полки с обалделым видом. На ее счастье, все они проходили мимо, не говоря ей ни слова и даже не кивая в знак приветствия. Согласно протоколу организации «Виноватых», на приветствие не полагалось отвечать улыбкой или взмахом руки: нужно было смотреть прямо в глаза человеку, который с тобой поздоровался, и медленно считать до десяти. Неловкая ситуация, если к тебе обращаются незнакомые люди или случайные знакомые, и совсем уже аховая, если ты столкнулась лицом к лицу с близкой подругой или с кем-то из родных: вы оба краснеете, медлите в нерешительности – о том, чтобы обняться, не может быть и речи: это строго запрещено, – к горлу подступает комок невыразимых эмоций.

Лори ожидала встретиться с Мег где-то у холодильников с замороженными полуфабрикатами – в географическом центре магазина, – но забила тревогу лишь после того, как прошла полки с напитками, кофе и чаем, чипсами и снэками, так и не увидев свою спутницу. Неужели они разминулись, не заметив друг друга: одна только что завернула в проход, из которого именно в эту секунду ушла вторая?

Лори порывалась вернуться обратно, но продолжала идти вперед, к молочному отделу, откуда Мег начала свои поиски. Там было пусто. Лишь перед полкой с нарезанными сырами стоял одинокий покупатель – жилистый, как бегун, лысый мужчина, в котором она слишком поздно узнала Дейва Толмана, отца одного из бывших школьных приятелей ее сына. Он повернулся, улыбнулся ей, но она сделала вид, будто его не заметила.

Она понимала, что поступила безответственно, выпустив Мег из поля зрения. Для многих, кто вступал в их сообщество, первые несколько недель являлись тяжким испытанием; новички бывали дезориентированы, с трудом привыкали к новым правилам и условиям проживания и имели обыкновение при первой удобной возможности возвращаться к прежней жизни. Разумеется, им никто не препятствовал: организация «Виноватых» не была сектой, как по незнанию многие считали. Каждый из ее членов был волен прийти и уйти по собственному желанию. Но задача Наставника заключалась в том, чтобы направлять новичка, по-дружески поддерживать его, помогая побороть минуты сомнений и слабости, дабы он или она не пали духом и не совершили то, о чем будут сожалеть всю оставшуюся жизнь.

Лори подумала о том, чтобы еще раз быстро обойти весь магазин по периметру в поисках своей ученицы, но потом решили идти прямо на парковку: может, туда убежала Мег. Она прошла между двумя пустующими кассами, стараясь не думать о том, с какими глазами она вернется в штаб-квартиру и будет объяснять, что она оставила свою подопечную без надзора не где-нибудь, а в супермаркете.

Автоматические двери медленно раздвинулись, выпуская ее в ночь. На улице, как ей показалось, заметно похолодало. Лори уже приготовилась бегом пуститься на поиски, но тут, к своему несказанному облегчению, увидела, что необходимость в этом отпала. Мег – молодая женщина в бесформенном белом наряде – стояла прямо перед ней с виноватым видом, держа перед грудью листок бумаги, на котором было написано:

Прости. Я не могла там дышать.

На Гинкго-стрит они вернулись уже далеко за полночь. Проскользнули между двумя бетонными заграждениями, расписались в караульной. Эти меры безопасности были внедрены двумя годами ранее, после рейда полиции, закончившегося гибелью Фила Краутера – сорокадвухлетнего мужа и отца троих детей – и ранением еще двух членов организации. Полицейские, с ордером на обыск и таранами, нагрянули к ним глубокой ночью, надеясь спасти двух девочек, которых, по утверждению их отца, «Виноватые» похитили и держали в своем поселении под замком против их воли. Некоторые члены сообщества, возмущенные тем, что они восприняли как гестаповские методы, стали забрасывать полицейских камнями и бутылками. Те, оказавшись в меньшинстве, запаниковали и открыли огонь. После проводилось расследование, оправдавшее действия полицейских, но сам рейд был признан «небезупречным с точки зрения закона, плохо организованным, основанным на голословных утверждениях ожесточенного родителя, проживающего отдельно от семьи». С тех пор – и здесь Лори должна отдать должное Кевину за перемены в лучшую сторону – мейплтонская полиция вела себя менее агрессивно по отношению к «Виноватым», стараясь использовать в спорных и кризисных ситуациях, которые время от времени возникали, дипломатические методы, а не силу. И все же о том, что полицейские открыли огонь, на улице Гинкго не забывали, и эти воспоминания были мучительны. Лори ни разу не слышала, чтобы кто-то рассуждал о возможности убрать дорожные заграждения, которые к тому же служили памятным знаком. На них аэрозольной краской была нанесена надпись: МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ, ФИЛ. ДО ВСТРЕЧИ НА НЕБЕСАХ.