Ложь во спасение - Ольга Егорова

Медленно проведя указательным пальцем по запылившейся поверхности журнального столика, Лена нарисовала этот самый нуль, к которому сводится вероятность. Нуль получился худым и вытянутым, каким-то печальным. И в самом деле, учитывая перспективы на будущее, радоваться было нечему. Единственное, чего теперь можно было ждать, – это приглашения на свадьбу.

Вот так-то. Ждала – и дождалась. Надо было быть полной дурой, чтобы надеяться на какой-то иной финал.

Дура она и есть. Полная. Беспросветная. Клиническая идиотка. Даром, что других дураков лечит, – сама такая же. А может, и хуже.

«Интересно, какая она», – подумала Лена, с трудом отводя взгляд от нарисованного нуля. Брюнетка – вот и все, что о ней известно. Но ведь наверняка у этой брюнетки с ней, Леной, нет ничего общего. Скорее всего брюнетка носит юбки, прозрачные кофточки с рюшами и воланами. Такие же, какие носила Катя Весенина, забытая Женькина первая любовь.

Повеситься, что ли? Или пойти утопиться в Волге, привязав на шею для верности мешок с опубликованными научными работами?

Стиральная машинка, начав отжимать белье, протестующе взвыла. Лена усмехнулась такой реакции бытовой техники на свои глупые, не высказанные вслух мысли и отправилась на кухню жарить котлеты, забыв на журнальном столике чашку с остывшим чаем.

Котлеты Лена всегда жарила под музыку. Она не выносила треск раскаленного растительного масла на сковороде – казалось, это масло шипит у нее в голове, прожигая насквозь и без того больной мозг, – поэтому специально притащила на кухню маленький старый проигрыватель, который пять лет назад сама себе подарила на день рождения.

За окном вовсю светило солнце. С трудом верилось, что весь вечер и почти половину ночи лил дождь; если бы не просыхающие по краям лужи на дорогах, Лена решила бы, что дождь ей приснился. От солнечного света, бьющего в незанавешенное кухонное окно, и от музыки – дорогой сердцу «Нирваны» – настроение немного улучшилось, и котлеты получались ровненькие, круглые, плотные. Ни одна даже к сковороде не прилипла, что вообще-то для Лены было настоящим событием.

Музыка играла громко, поэтому она не сразу расслышала телефонную трель, доносящуюся из прихожей. А расслышав, выругалась сквозь зубы. Телефон у Лены имел странное свойство – чаще всего он начинал звонить именно в то время, когда руки были безнадежно грязными. Быстро сполоснув их в горячей воде под краном и промокнув полотенцем, она помчалась к трубке. И, как всегда, не успела – подняв трубку с базы, услышала россыпь коротких гудков.

Пришлось выругаться второй раз и снова вернуться к котлетам. Однако трубку она все же прихватила с собой, уверенная в том, что звонила мама. А поскольку мама прекрасно знает, что сегодня Лена не работает, то обязательно в ближайшее время перезвонит.

Так и оказалось – не прошло и минуты, раздался новый телефонный звонок. На этот раз Лена руки испачкать не успела, потому что в промежутке между звонками с фаршем не возилась.

Сухими и чистыми руками она сняла трубку, сказала «Алло» и услышала незнакомый мужской голос.

Голос не представился, сказал ей «привет» и назвал ее Ленкой.

Это было странно. Мужчин, которые могли бы ей позвонить вот так запросто, сказать «привет» и назвать Ленкой, она знала наперечет. Ни одному из них голос в трубке не подходил.

– Не узнаешь, что ли, Лисичкина?

Сердце вдруг выскочило из груди, свалилось прямо на сковородку с кипящим маслом, обжарилось со всех сторон и нырнуло обратно, застряв где-то в районе желудка.

– Женька? Ты? – спросила она голосом, который Женька тоже вряд ли сейчас узнал.

– Я, – коротко ответил Женька.

Лена так обрадовалась, что не смогла сдержаться и даже засмеялась в трубку счастливым смехом:

– Все-таки позвонил! Надо же, а я уверена была, что не позвонишь! Думала, опять телефон мой потеряешь или еще что-нибудь! И как это ты про меня вспомнил? Случилось что-нибудь, что ли?

– Случилось, – снова коротко, все тем же неузнаваемым голосом после недолгой паузы ответил Женька.

До Лены постепенно начинало доходить, что на самом деле не все так замечательно. Что, кажется, не радоваться ей сейчас нужно, а печалиться. Но все-таки, впервые за последние несколько лет услышав его голос по телефону, она не смогла ничего поделать с этой буйной радостью, которая полыхала внутри костром.

– Подожди! Я сейчас музыку выключу! – попросила она.

Бросившись к проигрывателю, почти сразу поняла, что не сможет его выключить обычным способом, потому что забыла, где находится выключающая кнопка. Не успев расстроиться, выдернула вилку из розетки и снова вернулась к телефону:

– Ну вот, я здесь. Рассказывай, что там у тебя…

– Я сейчас не могу тебе рассказать. Не по телефону, Лен. В общем, кажется, мне нужна твоя помощь.

– Моя помощь? – искренне удивилась Ленка. Трудно было даже представить себе, чтобы Женьке могла понадобиться какая-то помощь от Лены. Не сочинение же, в самом деле, ему надо помочь написать…

Она улыбнулась этой мысли и хотела уже поделиться с Женькой, но что-то ее остановило.

Успев уже немного справиться с волной захлестнувшего ее счастья, Лена поняла, что сейчас не время для шуток. Кажется, у Женьки и правда что-то случилось. Оттого и голос у него чужой, неузнаваемый. Только вот что?

– Твоя помощь, – подтвердил Женька. И добавил совершенно серьезно: – Профессиональная.

– То есть? – снова удивилась Лена.

– А то и есть. Кажется, у меня съехала крыша. Другого объяснения происходящему придумать не могу.

– Съехала… крыша? – Лена почему-то с трудом соображала. – Ты о чем? О какой крыше?

– Потом объясню. – Он сухо усмехнулся. – У тебя сегодня есть время встретиться?

– Да, – быстро ответила Лена. – Да, конечно. У меня есть время, целый вагон времени, Женька. Только я не понимаю…

– Я и сам ничего не понимаю.

Он по-прежнему говорил тихо, отрывисто и как-то слишком серьезно. За двадцать с лишним лет знакомства Женька говорил с ней таким вот серьезным тоном только один раз – в тот самый вечер, когда им обоим было по пятнадцать.

Она вдруг представила себе его – растерянного, несчастного, с больными потухшими глазами. Такого, каким был он тогда. Где-то в глубине сознания острой иглой кольнула мысль о том, что ведь Женька ее просто использует. Вспоминает о ней только тогда, когда остро в ней нуждается. И, по-хорошему, сейчас как раз самое время вспомнить о своей женской гордости и деликатно послать его подальше, намекнув на то, что она, Лена Лисичкина, Женьке никакая не игрушка. Что она, между прочим, живой человек, и что у нее тоже есть душа и сердце…