Бора-Бора - Альберто Васкес-Фигероа

– Земля!.. Когда совсем стемнеет, опасность минует, потому что в темноте акулы почти никогда не нападают.

Тем не менее ночь оказалась длинной, почти бесконечной. Никто не мог уснуть, а те, кому все-таки удавалось задремать, через несколько минут вскакивали, охваченные страхом.

Уже совсем перед рассветом глубоководная змея длиной чуть более полутора метров вызвала настоящую панику на «Марара». Она прыгала по палубе, вселяя ужас в сердца членов команды. В ее большущих глазах и липкой нежной коже, расползающейся на куски при первом же прикосновении, люди видели дурной знак: она казалась им посланцем нечистых духов, принявших облик плавающей где-то поблизости акулы.

Первый луч солнца застал команду примерно в восьми милях от низкого зеленого берега, уходящего далеко на север. Эти последние мили показались всем необычайно длинными, несмотря на то что маневренный катамаран мчался по океанским волнам со скоростью почти в семь узлов[13].

Но вот стали видны столбы дыма. А вскоре показались хижины и покоящиеся на песке пироги. И когда наконец «Марара» спокойно закачалась посреди широкой и неглубокой лагуны, все с облегчением вздохнули, зная, что оторвались от жуткой белой акулы.

Теперь оставалось только молить Бога, чтобы жители этого ниспосланного им самим Провидением острова оказались мирными и гостеприимными.

Мити Матаи приказал убрать паруса и протрубить три раза в раковину – сигнал, по которому матросы должны были опустить мачту, а местные жители – понять, что у приплывших на их земли чужеземцев нет дурных намерений. Примерно через час от берега отделилась длинная пирога. На веслах сидело с дюжину гребцов, а на носу, прямо и гордо, стоял старик. Позади него развевалась украшенная красными перьями накидка. Пирога остановилась, держась на безопасном расстоянии.

– Кто вы и чего вы хотите? – первым заговорил строгий старик.

– Мы люди мирные и ищем защиты от напавшей на нас теаета-мао, – ответил Мити Матаи, слегка склонив голову. – Нижайше просим у вас позволения воспользоваться вашим гостеприимством, пока не минует опасность.

– Теаета-мао? – встревожился старик и побледнел. – Когда это случилось?

– Вчера в полдень, – ответил капитан. – Правда, мы больше ее не видели, но ожидать от нее можно всего!

– Я знаю, – согласился старик. – А откуда вы следуете?

– Мы из «Марара». Мы идем с карательной миссией и ищем дикарей, которые напали на наш остров. – Великий навигатор внимательно посмотрел на собеседника, пытаясь уловить его самые незначительные реакции. – На вас за последнее время никто не нападал?

Старик в накидке из красных перьев на какое то время задумался, внимательно осмотрел всех членов экипажа большой пироги, пытаясь понять, не прибыли ли они сами с дурными намерениями, и наконец, махнув рукой, произнес:

– Нет. Никто не нападал на нас. Но месяц назад у нас бесследно пропали четыре девушки. Мы подумали, что какие-то чужестранцы увезли их с собой, но мы не видели ни одной чужой пироги на берегу.

– И мы тоже, – подтвердил Мити Матаи. – Так как они напали на нас в полночь.

Старик снова задумался. Но вот, кажется, убедившись в искренности прибывших, он легким жестом руки показал в сторону берега и сказал:

– Можете оставаться. Мы будем гостеприимны и вместе утихомирим Каухуху.

Каухуху – Акула-бог – считался самым жестоким и коварным божеством, истинным олицетворением всего существующего в этом мире зла. Полинезийцы издревле были убеждены, что в жестокой акуле – а из всех акул самой кровожадной была теаета-мао – обитали духи всех тех человеческих существ, которые были навечно прокляты за некогда совершенные ими страшные преступления.

Жители острова, являвшегося частью небольшого архипелага Токелау, расположенного севернее Самоа, были в принципе людьми любезными. И хотя они были не такими уж гостеприимными, как хотелось бы, все же приняли тридцать человек, прибывших издалека.

Впрочем, мы часто вынуждены нести нежелательный груз, который взваливает на наши плечи жизнь, и в большинстве случаев не понимаем, почему должны безропотно переносить подобные тяготы.

Единственные, кто искренне обрадовался прибытию «Марара», так это дети, которые ранее никогда не видели столь огромного корабля, да рыбаки в душе благодарили гостей за весть о страшной угрозе, которую и для них представляла белая акула.

Впрочем, обрадовались и девушки. И хотя, увидев молодых моряков, они не проявили своего интереса публично, с наступлением ночи их охватило радостное возбуждение. Но все же им пришлось сдерживать свою страсть, так как худой как скелет и вечно хмурый Та’уа решил, что довольно непростую церемонию укрощения грозного бога Каухуху необходимо проводить как можно дольше.

Ни Тапу Тетуануи, ни его друзья ранее никогда не сталкивались со столь неприветливым и тщеславным верховным жрецом, который вел церемонию и совершал жертвоприношения настолько церемонно и скучно, что половина участников празднества, заснула и теперь сладко похрапывала.

Сперва он положил поверх священного, лежащего у самого берега камня маленькую деревянную статуэтку человека с головой акулы, сидящего на табуретке – изображение бога Каухуху, как его себе представляли большинство народов Полинезии, – и, встав перед ней на колени, монотонным голосом больше часа читал нараспев молитвы. Затем он перерезал горло домашним животным, которых привели на берег, и вымазался кровью так сильно, что казалось, зарезал самого себя.

Но вот он зашел в воду, обмылся и, не вылезая, целый час громким голосом взывал к совести теаета-мао, прекрасно сознавая, что гигантская белая акула никогда бы не решилась заплыть в столь мелководную лагуну.

Когда утомленные участники церемонии смогли наконец отправиться ко сну, то даже великан Чиме из Фарепити, на которого положила глаз одна из местных красавиц, весь вечер делавшая ему многозначительные знаки, был не в состоянии уединиться с ней и всласть поваляться у костра на пляже. Многообещающая любовная авантюра была отложена на более удобное время.

Как бы то ни было, а вчерашний день и нынешняя ночь были очень напряженными и бессонными. Всем было не до праздного времяпрепровождения.

На следующее утро, с того самого момента, как Хини Тефаатау в день спуска корабля на воду вымыл на глазах Тапу Тетуануи кожу, содранную с дикаря, Мити Матаи впервые приказал вынести ее из «Марара».

Татуировка на ней сохранилась хорошо, но зрелище само по себе было пугающим. А так как кожа не была надлежащим образом выделана и хранилась в условиях неподходящих, то издавала отвратительный гнилостный запах, и, чтобы рассмотреть ее вблизи, приходилось затыкать нос.